На деле, однако, имеются документальные доказательства, что Линкольн, как трезвый политик, учитывал возможность покушения и принимал меры предосторожности, хотя действительно терпеть не мог присутствия многочисленной стражи в пышных парадных мундирах. Более того, если верить одному из охранников Белого дома, Уильяму Круку, президент днем 14 апреля на пути в военное министерство выразил мрачные предчувствия. «Крук, — сказал Линкольн, — вы знаете, есть люди, желающие моей смерти. Я не сомневаюсь, что они добьются своего». Показания Крука подтверждаются тем, что одной из целей Линкольна при посещении военного министерства было попросить надежного сопровождающего на вечер, когда президент должен был присутствовать на комедии «Наш американский кузен» в театре Форда.

Линкольн попросил в своей обычной шутливой манере послать в театр вместе с ним одного из сотрудников военного министерства, майора Томаса Экерта. «Я видел, как он гнул руками кочергу, пять штук одну за другой. Мне кажется, он как раз тот человек, которого мне нужно взять с собой сегодня вечером. Могу я его получить?» Стентон решительно отказал, сославшись на то, что у Экерта много важных дел в министерстве. Линкольн по обыкновению добродушно воспринял этот отказ. Тем не менее президент зашел в шифровальную комнату телеграфа, расположенную в здании военного министерства, и лично попросил находившегося там Экерта сопровождать его в театр. Офицер, учитывая отказ военного министра, предпочел, видимо, не вызывать недовольства своего непосредственного начальника, отличавшегося суровым и желчным характером, и заявил, что он будет очень занят вечером. Тогда Линкольн неохотно сказал, что возьмет с собой майора Рэтбоуна, хотя предпочел бы иметь именно Экерта.

Как объяснить этот эпизод, о котором умолчал Стентон, рассказывая о последнем свидании с президентом, и который всплыл на свет более чем через полстолетия, когда в 1917 г. были опубликованы воспоминания сотрудника военного министерства Д. Бейтса «Линкольн на телеграфе»?[713] Уже известный нам историк О. Эйзеншимл исследовал сохранившуюся корреспонденцию военного министерства за вечер 14 апреля и убедительно доказал, что Экерт не принимал и не посылал никаких важных телеграмм. Короче говоря, у руководителя военного телеграфа не было никакой спешной работы в тот вечер. Экерт ушел со службы к ужину, поручив наблюдение за телеграфом Бейтсу, тогда молодому чиновнику, на которого не оставили бы важное дело. В 10 часов вечера, когда разыгралась трагедия, майор мирно обретался дома, готовясь бриться… Стентон не только не отпустил Экерта, но и сам отказался идти вместе с Линкольном, опять-таки объяснив это спешной работой. Имеются доказательства, что в эти часы он не делал ничего серьезного. Работа была лишь предлогом.

Д. Бейтс, большой поклонник Стентона, мотивирует отказ поручить Экерту сопровождать президента тем, что военный министр был вообще против всей этой затеи с театром. Известно, что Стентон неоднократно предупреждал президента о грозившей опасности, почти насильно приставлял к нему военный эскорт. Может быть, он не хотел, догадывается Бейтс, «поощрять» посещение театра. Однако, зная об угрозе покушения, Стентон, казалось бы, должен был принять особые меры предосторожности, убедившись, что Линкольн все равно не пропустит спектакля, о посещении которого президентом было заранее объявлено в газетах.

Военный министр согласился отпустить майора Генри Рэтбоуна. Этот молодой светский щеголь явился в ложу со своей невестой. Судя по всему, нежная пара была приглашена Линкольном еще до того, как он обратился с просьбой к Стентону об Экерте. Рэтбоун, по-видимому, явился в театр без оружия, явно менее всего предполагая, что в его обязанности входит охрана президента. Беспокоясь о безопасности Линкольна, военный министр мог расставить караулы вокруг театра Форда, часовых у ложи президента, прислать в зал сотрудников секретной службы Лафайета Бейкера, а не перепоручать все обязанности по охране пьянице Джону Паркеру.

Между тем было обстоятельство, которое, казалось, требовало снова вернуться к вопросу об охране президента. Приглашенный президентом генерал Грант намеревался посетить театр Форда. Об этом было объявлено в газетах, и немало народа запасалось билетами в надежде взглянуть на победоносного полководца, только что принявшего капитуляцию главной армии врага. Однако за несколько дней до этого Мэри Линкольн в одном из своих припадков беспричинного раздражения устроила оскорбительную сцену жене Гранта. После этого трудно было ожидать, что миссис Грант будет сопровождать своего мужа на спектакль «Наш американский кузен». К тому же Грант узнал от жены, что Стентон и его супруга, также приглашенные Линкольном, не будут в театре. Генерал, по-видимому, колебался, стоит ли ему идти одному или, рискуя оказаться невежливым, в последний момент изобрести благовидный повод для отказа. Колебания Гранта кончились, когда, посетив военное министерство, он услышал из уст Стентона, что присутствие обоих — президента и главнокомандующего армией — усиливает вероятность покушения. После этого разговора Грант зашел к Линкольну и сообщил, что должен вечером покинуть Вашингтон. Предлогом была избрана необходимость повидаться с детьми. Президент был явно огорчен отказом Гранта, но заявил, что публика, надеявшаяся увидеть генерала, не должна быть окончательно разочарована. Он, Линкольн, непременно пойдет в театр.

Ни Стентону, ни Гранту, видимо, не пришло в голову, что неявка генерала устраняет опасность только для него, нисколько не уменьшая угрозы для жизни президента. Вряд ли убийц остановило бы то, что в ложе находилась одна, а не обе намеченные жертвы. Но присутствие Гранта сделало бы задачу заговорщиков много сложней. Генерала сопровождала бы военная свита, у ложи, вероятно, были бы поставлены часовые, вряд ли посторонний человек сумел бы войти в нее и приблизиться к президенту прежде, чем он был бы задержан адъютантами Гранта. Но генерал уехал, а охрана ложи была возложена на Джона Паркера. Бут встретил карету Гранта, увозившую его к вокзалу. Быстро наведенные справки убедили Бута, что генерал вместе с женой действительно отбыли в штат Нью-Джерси. Неизвестно, был ли Бут заранее осведомлен об этом отъезде. Несомненно, после того как актер узнал об этом, он продолжал подготовку к покушению, может быть, даже утвердившись в намерении совершить его, когда отпало столь серьезное препятствие.

Убийца Линкольна Джон Уилкс Бут родился в семье известного актера, вскоре совершенно спившегося. Он был девятым из десяти детей, любимчиком матери. Следуя примеру отца и старшего брата, Бут в 1856 г. поступил актером в труппу театра в Балтиморе. Из него не получился по-настоящему талантливый артист, хотя Бут и завоевал шумную популярность, выступая в трагических ролях. В годы Гражданской войны он уже был знаменитостью, звездой, получавшей баснословные по тому времени гонорары. Вместе с тем он занимался и какими-то коммерческими спекуляциями. Красивый, надменный, с хорошо отрепетированными аристократическими манерами, Бут стал кумиром женщин. Этому не мешало даже то, что этот кумир публики все более становился настоящим пропойцей. Бут примкнул к южанам, хотя его старшие братья являлись сторонниками Севера, и стал сотрудником их разведки.

В его голове перемешались ходульная романтика мелодрамы с выспренней риторикой плантаторских ораторов, шлак дутых идолов и лживых идеалов, которыми южане старались прикрыть оголенный цинизм своей политической программы. С привычным лицемерием они, витийствуя, рисовали себя утонченной аристократической элитой, отстаивающей высшие духовные ценности от покушений тупого, невежественного плебса, своекорыстных торгашей и северных мужланов, драпировались в тогу древнеримских республиканцев, приносящих себя в жертву на алтарь свободы, а иной раз даже пытались принять обличив наследников Вашингтона и Джефферсона, защищающих Юг от завоевателей янки. Опьяненный театральной известностью и еще более одурманенный алкогольными парами, Бут уже видел себя героем античной трагедии, в ореоле всемирной славы — она, конечно, будет уготована благородному мстителю, который спасет Юг от деспота — «короля Эба», как злобно именовали Линкольна конфедераты и «медноголовые».