Вскоре стало очевидным, что полицейские чины были озабочены поиском не столько самого Батца, сколько подходящего свидетеля, который мог бы выступить на процессе сообщников главы «иностранного заговора». Отыскать нужного доносчика помогали еще два агента Комитета общественного спасения — Дюляк и Брюс дю Монсо. В их служебные обязанности входило постоянное ежедневное наблюдение за поведением судей и подсудимых на процессах в Революционном трибунале. По крайней мере один из них, Дюляк, немного позже принимал активное участие в перевороте 9 термидора, и, если верить его письменному рапорту, написанному годом позднее, именно он лично арестовал Сен-Жюста, Пейяна, председателя Революционного трибунала Дюма и других робеспьеристов в здании Коммуны[600]. По компетентному свидетельству Сенара Дюляк и Брюс дю Монсо также получали деньги от барона. О поручении, данном Дюляку и Брюс дю Монсо, Батц говорит в своих воспоминаниях «Заговор Батца, или День шестидесяти», написанных по свежим следам событий. Однако любопытно, что имена обоих полицейских потом были тщательно зачеркнуты Батцем в рукописи. Дело в том, что ему удалось подкупить обоих сыщиков.
В конечном счете нужный свидетель был обнаружен в лице некоего Луи Гийома Армана. Во время описываемых событий ему было около тридцати двух лет. До революции 1789 г. Арман служил в драгунах и в королевской жандармерии. В первые годы революции он в качестве шпиона-провокатора участвовал в крупной афере по печатанию фальшивых ассигнаций — несколько ее участников были приговорены судом к смерти, а Арман, естественно, оправдан. Вскоре после освобождения в 1793 г. он свел знакомство с Батцем и участвовал в попытках организовать бегство королевской семьи. Арман был знаком с Мишонисом и Корте — ближайшими сообщниками барона. В январе 1794 г. он был арестован в Реймсе как контрреволюционер и в первые дни февраля доставлен по этапу в парижскую тюрьму Ля Форс. Полицейские власти, среди которых было немало знакомых Армана, не могли не знать, что речь идет о платном провокаторе. Одним из его знакомцев был Доссонвиль, с которым они то ссорились, доносили друг на друга, то снова мирились. Незадолго до того, как Армана доставили в Ля Форс, Доссонвиль сам вышел из тюрьмы и стал пользоваться доверием нескольких влиятельных членов Комитета общественной безопасности. 27 марта Армана разлучили с его новыми приятелями и перевели в другую тюрьму, в Бисетру. 11 апреля Комитет общественной безопасности приказал его допросить. Армана посетил Доссонвиль и обещал свободу в обмен на «нужные» показания. А над Арманом, если бы ему удалось избежать гильотины как заговорщику, висел еще один приговор — уголовного трибунала — 20 лет каторги за шантаж и подлоги. Конечно, он был готов к любым «признаниям».
Как уже говорилось, 22 апреля Комитет предписал Фукье-Тенвилю удвоить усилия, чтобы найти и арестовать Батца. После этого Арман и был окончательно избран на роль главного свидетеля на подготовлявшемся процессе участников «иностранного заговора». Несколько ранее, в марте, получив некоторые сведения, вероятно от арестованного полицейского Озана, сидевшего вместе с Арманом в тюрьме, Фукье-Тенвиль вызвал мошенника, чтобы лично допросить его. Сохранился протокол допроса Армана, который заявил, что еще в августе 1793 г. передал полицейскому Станиславу Майяру сведения, позволявшие обнаружить барона. Это соответствовало истине. (Во время допроса через год, в апреле 1795 г., в Страсбурге Арман уверял, что Батц не был арестован на основе его доноса, потому что не кто иной, как Доссонвиль, не исполнил соответствующего распоряжения Комитета общественной безопасности.)
Арман заявил Фукье-Тенвилю, будто бы барон однажды сообщил ему, что передал 100 тыс. ливров Шабо для какого-то общего дела и что он, Батц, имеет возможность организовать бегство королевы и произвести контрреволюционный переворот путем подрыва курса ассигнаций и т. д. Арман показал также, что слышал от Батца о его тесных связях с Эбером, что «он может с ним сделать все, что захочет». Фукье, однако, не использовал показаний Армана, не вызвал его свидетелем на проходившем как раз в эти самые часы процессе эбертнстов. Не использовал Фукье и многие другие свидетельства о связях Эбера с Батцем. А на другой день, 24 марта, Эбер и его сторонники погибли на гильотине.
Арман (как он сам признавался в 1795 г.) под диктовку Доссонвиля 29 апреля (10 флореаля) составил донос, озаглавленный «Беспристрастные наблюдения относительно заговора Батца и его сообщников, или иностранного заговора». В этом доносе фигурировали сведения о тех действиях Батца, которые власти считали целесообразным приписать барону. Арман утверждал, в частности, что Батц имел в своем распоряжении 20 миллионов, полученных от английского правительства. В показаниях Армана в число заговорщиков наряду с действительно близкими знакомыми или сообщниками Батца попали лица, которых власти хотели «подключить» к делу, создав пресловутую «амальгаму». По поручению Доссонвиля «Беспристрастные наблюдения» отредактировал другой чиновник Комитета общественной безопасности, Демонсе, которого секретарь Комитета Сенар в своих мемуарах именует «коварным и опасным проходимцем» (позднее Демонсе стал агентом термидорианца Тальена).
Арман был одним из двух арестованных «сообщников Батца», которые избежали казни. Показания Армана легли в основу доклада о заговоре, который сделал 14 июня (26 прериаля) 1794 г. в Конвенте член Комитета общественной безопасности Э. Лакост. В нем указывалось, что «фракции Шабо и Жюльена из Тулузы, Эбера и Ронсена, Дантона и Лакруа, Шометта и Гобеля являлись вместе с тем ветвями заговора, верховным главой которого был некий барон де Батц, бывший депутат Законодательного собрания, спекулянт и фальшивомонетчик». Докладчик подчеркивал, что Батц «направлял самые черные покушения королей против человечества», что «Шабо, Дантон, Лакруа были связаны с Батцем, их совместные трапезы происходили четыре раза в неделю».
…В ночь с 22 на 23 мая (3–4 прериаля) некто Анри Адмираль стрелял в Колло д’Эрбуа. Сначала Адмираль пытался проникнуть в квартиру столяра Дюпле, где проживал Робеспьер, но Неподкупного не оказалось дома. Так и не найдя Робеспьера, Адмираль вернулся к себе и сделал неудачную попытку покушения на своего соседа Колло д’Эбруа. Возможно, существовала связь между Батцем и Адмиралем. (Его фамилия была, кстати сказать, вероятно, не Admiral, как это часто указывается в литературе, a Admirât[601]). А вечером 23 мая была задержана молодая девушка, требовавшая допустить ее к Робеспьеру. При обыске у нее нашли два перочинных ножика. Имелись данные, что Адмираль был знаком с Пьером-Бальтазаром Русселем, в прошлом агентом барона Батца. Противники Робеспьера поспешили превратить покушение в одно из звеньев заговора Батца. В ходе осуществления этого плана было второпях совершено немало сознательных или случайных ошибок. Так, Бийо-Варенн и Луи из департамента Нижний Рейн писали Фукье, что, по их мнению, Батц скрывается под именем аббата д'Алансона. Начался розыск этого аббата, который не дал результата. Помощники Фукье-Тенвиля допрашивали фальшивомонетчика Пьера-Жозефа Русселя, спутав его с подручным Батца Пьером-Бальтазаром Русселем.
Сам Робеспьер не только не поощрял этих розысков, но, понимая их истинную направленность, даже относился к ним, видимо, враждебно. Характерно, что именно в это время он потребовал отставки Фукье-Тенвиля. Возможно, Неподкупный вообще не верил, что Батц еще оставался во Франции[602].
Меры по разоблачению «иностранного заговора» стали частью борьбы между Робеспьером и формирующейся коалицией его противников. Робеспьер считал некоторых из них участниками «иностранного заговора». Враги Неподкупного, особенно в Комитете общественной безопасности, хотели бы расправами над множеством мнимых участников этого заговора возбудить ненависть к Робеспьеру как ответственному за резкое усиление террора. В этой обстановке был принят закон 22 прериаля (10 июня), устанавливавший ускоренное судопроизводство в Революционном трибунале.
