Я подошел к двери гостиной, единственной, выходившей в коридор, открыл ее, прислонился к косяку, попыхивая сигаретой. Я не рассчитывал, что этот фокус у меня пройдет, но ждать, пока они сообразят, что я выбрался через окно, было еще безрассуднее.
Кто-то кашлянул в коридоре, я высунул голову и встретился с ним взглядом. Он энергично приблизился — маленький бойкий полицейский в аккуратно выглаженной форме. У него были рыжеватые волосы и красновато-золотистые глаза.
Я зевнул и томно спросил:
— Что здесь происходит, сержант?
Он вдумчиво разглядывал меня.
— Небольшая неприятность в квартире рядом с вами. А вы ничего не слыхали?
— Мне показалось, что я слышал стук… Я пришел домой совсем недавно.
— Поздновато, — заметил он.
— Это с какой стороны посмотреть, — заметил я. — Так вы говорите, неприятности в соседней квартире?
— Да, с одной дамой, — сказал он. — Вы ее знаете?
— Видел ее как-то раз.
— Да уж, — сказал он. — Вы бы видели ее сейчас… — Он поднял руки к горлу, выпучил глаза и издал неприятный давящийся звук. — В этом роде, — сказал он. — Так, говорите, ничего не слыхали?
— Нет, ничего не заметил — кроме стука.
— Ага. А фамилия ваша как?
— Тэлбот.
— Одну минуту, мистер Тэлбот. Подождите-ка здесь одну минуточку.
Он прошел по коридору и сунулся в открытую дверь, из которой лился яркий свет.
— О, лейтенант, — сказал он. — Жилец из соседней квартиры появился.
Из двери вышел высокий человек и остановился в коридоре, глядя на меня в упор. Высокий человек с ржавыми волосами и синими-пресиними глазами. Дегармо. Лучше и придумать нельзя.
— Этот вот человек живет рядом, — услужливо сказал маленький аккуратненький полицейский. — Тэлбот его фамилия.
Дегармо смотрел на меня в упор своими пронзительно синими глазами, но ничего в его глазах не говорило, что он когда-нибудь видел меня. Он спокойно прошел по коридору, положил жесткую руку мне на грудь и задвинул меня в комнату. Отодвинув меня от двери на полдюжины футов, ок сказал через плечо:
— Войди и закрой дверь, Малыш.
Маленький полицейский вошел и закрыл дверь.
— Вот это номер, — лениво протянул Дегармо. — Возьми-ка его на прицел, Малыш.
Рука Малыша метнулась к кобуре и в момент извлекла револьвер тридцать восьмого калибра. Он облизнул губы.
— Ух ты, — тихо сказал он и присвистнул. — Ух ты-ы. Как это вы узнали, лейтенант?
— А что тут узнавать? — спросил Дегармо, не отводя своих глаз от моих. — А ты, парень, как думал? Думал спуститься вниз за газетой, чтобы узнать, кто ее убил?
— Ух ты-ы, — сказал Малыш. — Сексуальный маньяк. Сорвал с девчонки одежду и задушил. Как это вы узнали, лейтенант?
Дегармо не отвечал ему. Он просто стоял, слегка покачиваясь на каблуках, с пустым, каменным, как гранит, лицом.
— Ну да, это и есть убийца, точно, — сказал вдруг Малыш. — Вы только принюхайтесь, лейтенант. Квартиру сколько дней не проветривали. А гляньте-ка на пыль на книжных полках. И часы на камине стоят, лейтенант. Он забрался через… можно, я взгляну, а, лейтенант?
Он выбежал в спальню. Я слышал, как он там возился. Дегармо стоял истуканом.
Малыш вернулся.
— Он влез через окно в ванной. Там стекло разбитое. И что-то там джином воняет — прям ужас как воняет. Помните, как та квартира воняла джином, когда мы вошли? Тут вот рубашка, лейтенант. Несет от нее — будто ее в джине стирали.
Он поднял рубашку в руке. Она быстро наполнила воздух благоуханием. Дегармо рассеянно поглядел на нее, потом шагнул вперед, рывком распахнул мой пиджак и посмотрел на рубашку, бывшую на мне.
— Я знаю, что он сделал, — сказал Малыш, — украл рубашку у мужика, который здесь живет. Видали, что он сделал, лейтенант?
— Да. — Дегармо подержал руку у меня на груди и медленно уронил ее. Они разговаривали обо мне, словно я был неодушевленный предмет.
— Обыщи его, Малыш.
Малыш обежал вокруг меня, ощупал, нет ли у меня оружия.
— При нем ничего, — сказал он.
— Выведем его через черный ход, — сказал Дегармо. — Это наш улов, раз мы взяли его до прихода Уэббера. А этот пижон Рид, он же и пятак в пустом кармане не сумеет разыскать.
— Но вас ведь на это дело не назначали, — усомнился Малыш. — И я вроде бы слышал, что вас отстранили или что-то в этом роде?
— Что я могу потерять, — спросил Дегармо, — если меня уже отстранили?
— Я могу потерять эту вот мою униформу, — сказал Малыш.
Дегармо скучающе поглядел на него. Маленький полицейский покраснел и его живые золотистые глазки озаботились. /
— О’кей, Малыш. Иди и скажи Риду.
Маленький полицейский облизнул губы.
— Пусть будет, как вы сказали, лейтенант, я с вами. Я могу и не знать, что вас отстранили.
— Мы с ним сами разберемся, ты да я, — сказал Дегармо.
— Ну ясное дело.
Дегармо приставил палец к моему подбородку.
— Сексуальный маньяк, — спокойно сказал он. — Ах, черт меня подери.
Он скупо улыбнулся мне, задрав самые уголки своего большого жесткого рта.
33
Мы вышли из квартиры и зашагали по коридору в противоположную от квартиры 618 сторону. Свет падал из все еще открытой двери. Двое в штатском стояли рядом с ней и курили, спрятав сигареты в ладони, словно на ветру. Из квартиры доносилась какая-то перепалка.
Мы свернули за угол и подошли к лифту. Дегармо открыл дверь на пожарную лестницу за шахтой лифта, и мы начали спускаться с этажа на этаж по гулким бетонным ступенькам. У двери в холл Дегармо остановился, положил руку на дверную ручку и прислушался.
— У тебя есть машина? — спросил он меня, оглянувшись через плечо.
— В подвальном гараже.
— Отличная идея.
Мы опять начали спускаться по ступенькам и вышли в сумеречный подвал. Долговязый негр вышел из своей будки, и я отдал ему квитанцию. Он украдкой покосился на полицейскую форму Малыша, ничего не сказал, молча показал на «крайслер».
Дегармо сел за руль. Я сел рядом, Малыш забрался на заднее сиденье. Мы выехали по пандусу на сырой и прохладный ночной воздух. Большая машина со сдвоенными красными фарами вылетела в двух кварталах от нас и понеслась навстречу.
Дегармо сплюнул в окно и свернул в переулок.
— А вот и Уэббер, — сказал он. — Опять опоздал на панихиду. Утерли мы ему нос, а, Малыш?
— Не нравится мне это, лейтенант. Честно вам говорю, не нравится.
— Выше голову, Малыш. Ты, может, еще вернешься в отдел по убийствам.
— По мне, лучше носить форменные пуговицы и иметь верный кусок хлеба, — сказал Малыш. Мужество быстро улетучивалось из него.
Дегармо гнал машину кварталов десять, потом сбавил скорость. Малыш сказал озабоченно:
— Вы, наверное, знаете, что делаете, лейтенант, но эта дорога не ведет в муниципалитет.
— Это точно, — сказал Дегармо. — И никогда туда не вела, верно я говорю?
Он замедлил скорость до черепашьей и свернул на тихую улицу из маленьких аккуратных домиков, выглядывавших из-за маленьких аккуратных газонов. Плавно затормозив, он причалил к тротуару где-то в середине квартала. Перекинул руку через спинку сиденья и повернул голову, чтобы оглянуться на Малыша.
— Ты как считаешь, Малыш, это он убил ее?
— Лучше я вас послушаю, — сказал Малыш напряженным голосом.
— Фонарь у тебя есть?
— Нет.
— Фонарь в левом боковом кармане на дверце, — сказал я.
Малыш закопошился, звякнул металл, загорелся белый луч карманного фонаря.
— Взгляни-ка на его затылок, — сказал Дегармо.
Луч качнулся и замер. Я услышал дыхание Малыша за спиной, почувствовал его на своем затылке. Что-то двигалось по мне, потом прикоснулось к шишке на моей голове. Я закряхтел. Свет погас, уличная тьма опять хлынула в машину.
— Думаю, может, его дубинкой оглушили, лейтенант, — сказал Малыш. — Мне не очень понятно.
— И девушку тоже, — сказал Дегармо. — Это было не очень заметно, но все же. Ее стукнули, чтобы с нее можно было содрать платье и расцарапать ногтями, прежде чем убить. Поэтому царапины кровоточили. Потом ее задушили. И никакого тебе шума. Откуда ему быть? И в этой квартире нет телефона. Кто же тогда звонил в полицию, Малыш?