Данная публикация является завершением многолетних исследований архива семьи Шор. Автор выражает глубокую благодарность за помощь и содействие в архивной работе сотрудникам отдела рукописей Национальной и университетской библиотеке в Иерусалиме.
Моему мужу Валерию и дочери Анне я благодарна за неизменную моральную поддержку.
Список публикуемых материалов с указанием архивных номеров:
1. Что случилось в ноябре 1917‑го, когда большевики только заняли Москву (4° 1521, папка 449)
2. Москва (4° 1521, папка 449)
3. [Рубинштейновский конкурс] (4°1521, папка 208)
4. [Антон Рубинштейн] (4° 1521, папка 208)
5. Л. Н. Толстой (4° 1521, папки 367 и 209)
6. В. И. Сафонов (4°1521, папки 444 и 449)
7. [Исай Добровейн] (4°1521, папка 445)
8. [Аренский] (4° 1521, папка 445)
9. [Рахманинов] (4° 1521, папка 445)
10. [Исаак Левитан] (4° 1521, папка 209)
11. Герценштейн, Петрункевич, Скирмут, Кони (4° 1521, папка 209)
12. А. Ф. Кони (4°1521, папка 209)
13. Максим Горький — Ал[ексей] Максимович] Пешков (4°1521, папка 367)
14. [1904] (4*1521, папка 446)
15. [1905] (4°1521, папка 446)
16. 1906 г[од] (4° 1521, папка 446)
17. Давид Васильевич Высоцкий (4°1521, папка 396)
18. [1907. Поездка в Палестину] (4°1521, папка 450)
19. Мое первое посещение Палестины (4° 1521, папка 410)
20. [О Бетховене] (4° 1521, папка 390)
21. “Музей Музыки” (4° 1521, папка 343)
22. [Бетховенская студия] (4° 1521, папка 343)
23. Иллюстрации (афиши) (4° 1521, папки 367, 395 и 405)
24. Проект Музея Музыки (4° 1521, папка 343)
Юлия Матвеева. Давид Соломонович Шор
Давид Соломонович Шор (1867–1942), пианист и музыкальный деятель, основатель и руководитель Московского трио (1892–1924) и Бегховенской студии (1911–1917), был хорошо известен в музыкальной среде столичной и провинциальной России на рубеже XIX–XX вв. Вот что писала о нем “Еврейская энциклопедия” в 1913 г.:
“Ш[ор] составил известное Московское трио, с успехом игравшее в России и за границей. Ш[ор] выступал в Москве и провинции, как лектор по истории музыки, иллюстрируя лекции фортепианным исполнением. Ш[ор] популярен в Москве, как музыкальный педагог”[2].
В состав Московского трио входили: пианист Давид Шор, скрипач Давид Крейн (1869–1926), первая скрипка балетного оркестра Большого театра в 1900–1926 годах, и виолончелист Модест Альтшулл ер (1873–1963), которого после эмиграции в США в конце 1890‑х гг. заменил Рудольф Эрлих (1866–1924). Московский книгоиздатель и меценат Михаил Сабашников (1871–1943) в своих “Записках” отмечал “заслуженную известность” камерного ансамбля под руководством Шора среди московской и провинциальной публики: [грио] “насажда[ло] у нас в то йремя еще мало распространенную любовь к камерной музыке”[3].
Беллетрист и переводчик Татьяна Щепкина — Куперник (1874–1952), которой с детства любовь к музыке была так же свойственна, как и любовь к литературе[4], посвятила Шору одно из своих стихотворений.
Тонкий запах белого левкоя;
Гайдн, Рамо
[5], Бетховен, милый
Бах…
Ощущенье сладкого покоя
И невольная улыбка на губах…
Оживает вдруг душа Бехштейна
[6] Под касаньем сильных нежных рук…
Точно прелесть сказки, легковейно,
Радостно летит за звуком звук.
Слыша их — печаль свою оставишь
И уйдешь от суетных забот…
Кто умеет гак касаться клавиш, —
И сердца ласкать умеет тот!
[7] Успех открывал Шору двери многих известных домов Москвы. Жена Льва Толстого (1828–1910), Софья Андреевна (1844–1919), приглашала его на семейные музыкальные вечера. Толстой вспоминает об одной из встреч с Шором в своих дневниках, отзываясь о нем как о незаурядном знатоке музыки, способном не только исполнять ее, но и умевшем ясно и доступно излагать воплощенную в музыкальном произведении идею.
“1893 г. 22 декабря.
На днях был тут музыкант Шор. Мы с ним говорили о музыке, и мне в первый раз уяснилось истинное значение искусства, даже драматического. Это будет первое из того, что я думал за это время”[8].
Вплоть до смерти Толстого Шор был частым гостем в его доме. О посещениях Шора вспоминают Софья Андреевна[9] и старший сын писателя, Сергей Львович (1863–1947).
Список ценителей музыкального дарования Шора можно продолжить, в их числе было много известнейших музыкантов и писателей того времени: русский философ и поэт Вячеслав Иванов[10] (1866–1949), писатель Федор Степун[11] (1884–1965), пианист и дирижер Большого театра (с 1919 г.), а затем Сток гольмской оперы (с 1941 г.) Исай Добровейн[12] (1891–1953), пианист и руководитель симфонического оркестра в Детройте (с 1918 г.) Осип Габрилович (1878–1936), художник Леонид Пастернак[13] (1862–1945) и многие другие.
В настоящее время имя Шора знакомо, пожалуй, лишь узкому кругу специалистов в области камерной музыки и исследователям истории еврейской культуры, для большинства оно практически забыто. Этот факт объясняется в значительной степени спецификой профессии музыканта — исполнителя: Шор не писал музыку, после него не осталось произведений, исполнение которых восстановило бы его имя для потомков, нет и звукозаписей с его исполнением, которые могли бы сохранить память о нем как о музыканте. Можно получить лишь опосредованное представление о его исполнительском мастерстве — по отрывочным воспоминаниям современников, что предполагает целенаправленный исследовательский поиск.
Между тем судьба этого еврейского музыканта, добившегося колоссального успеха и признания, — уникальна. Жизнь и творчество Шора вобрали в себя гуманистические идеалы русской, еврейской и европейской культур. Не раз публично заявляя о своем еврействе и активно участвуя в российском сионистском движении (и временами даже играя в нем ведущую роль), а также позже, живя в Палестине, Шор всегда подчеркивал, что культура еврейского народа немыслима без интеграции в ней других культур. “Духовное собирательство” было его кредо и символом его веры; именно такое поведение представлялось ему в наибольшей степени отвечающим высокой миссии артиста, педагога и сионистского деятеля. Его стремление сочетать в исполнительском искусстве еврейскую, русскую и европейскую музыкальную традицию было обусловлено его особым музыкальным восприятием мира — для него как музыканта достижение гармонии было важнейшим моментом творчества. На этом пути Шору приходилось как сталкиваться с предрассудками российской музыкальной элиты, очень неохотно принимавшей в свою среду евреев и пренебрегавшей еврейской музыкой, так и преодолевать непонимание части еврейской интеллигенции, считавшей, что с еврейской культурой можно обождать и что на данном этапе сионистское движение должно иметь ясную и “сравнительно легко достижимую цель”[14] — создание для евреев обеспеченного законом убежища в Палестине.