Вот такие ходили толки. Но к счастью и в основном «Космическая клятва» пришлась по душе простым, наслышанным про Европу людям, даже тем, кто был далёк от космоса.

Аудиодневник Майкла Роу

>>>>Раз, два, три… Я, Майкл Роу, клянусь... Так начинается клятва, слова которой все мы сегодня произнесли по очереди, разумеется, каждый от своего имени. Эти правила для нас придумали на Земле после всех разбирательств с проектом «Юпитер-Европа». В основном они «про запас» или даже, лучше сказать, «на вырост». Я имею в виду, что многие из них не подходят даже для Европы. Например, у меллов нет никаких юридических законов, они им не нужны. Понятно, что разработчики «Космической клятвы» абстрагировались от конкретной сложившейся ситуации и, с одной стороны, правильно сделали, но с другой – когда ещё человечество, блуждая в межзвёздном пространстве, наткнётся на цивилизацию разумных существ? Очень и очень нескоро. Если только наша Солнечная система не готовит нам ещё какой-нибудь сюрприз, вроде марсианских городов, упрятанных глубоко под поверхностью благодаря высочайшим технологиям, которые нам и не снились. И, конечно, коварные марсиане давно заметили нас, копошащихся на поверхности, изучили, а сейчас решают, что с нами делать – прикончить сразу или чуть позже, когда вдоволь насмотрятся. Вряд ли тогда «Космическая клятва» будет иметь смысл для нас, людей, кроме первого пункта, где рекомендуется «покинуть эту планету при первой благоприятной возможности». Всё, стоп. А то сейчас навыдумываю.

До «биоценоза» с коренными жителями Европы нам далеко, о том, чтобы размещать здесь колонии людей в будущем никто уже и не думает. Зато сейчас, уверен, мы нашли золотую середину в отношениях с меллами. Мы к ним не приходим, да и они к нам тоже. Решено, что всю запланированную экспедицию мы пробудем на Европе, продолжая научные исследования в океане и на поверхности спутника, но уже не будем опасаться за меллов, благодаря принятому закону. Теперь сюда точно не сунутся бритоголовые молодчики с короткими шеями и не начнут расстреливать всё, что не похоже на человека. Слышал я также, что этой экспедицией и закончится исследование Европы, если не считать планов размещения телескопа на обратной стороне спутника. Колонии землян при нём не потребуется, справятся роботы.

Ещё один важный момент... История с имплантатами, вживлёнными в левую руку каждого из наших предшественников – астронавтов первой «Экспедиции», – нашла своё продолжение. У одного из нас был найден такой же чип. Сэм Ричардс обнаружил его на сгибе левой руки, когда вместе со всеми узнал о «подарочке» от прошлого руководства МКА. С Земли нас проинструктировали не трогать имплантат, а Ричардса – постараться отнестись как можно спокойнее. Видимо, раньше часто практиковался подобного рода контроль над астронавтами, и этот чип сидел у него давно. Как я уже говорил, Сэм был самым старшим из нас. А так как на Европе были найдены тела нескольких первопроходцев, то немного погодя было принято решение транспортировать их на Землю на одном из двух космолётов, имеющихся в нашем распоряжении. За штурвалом – прославленный астронавт Сэм Ричардс. Несколько видов рыб, змей, крабов, парочка наутилусов, семейство тумановидных обремосов – все в условиях, максимально приближенных к естественным – были также отправлены на Землю. Не по своей, конечно, воле. Но кто стал бы их спрашивать? Ведь они не обременены разумом, а у людей хватило интеллекта лишь на то, чтобы защитить законом разумных существ – да и только.

Но даже это вселяет надежду.

Как мы ловили рыб, змей и обремосов – отдельная история. Но я никогда этого не забуду. Буду старым, буду сидеть в кресле-качалке, закрою глаза, и сразу перед глазами возникнет Крис Ковач, убеждающий меня, что одного обремоса недостаточно, так как ему будет скучно. И всё последующее за этим тоже возникнет перед моими старческими подслеповатыми глазками с невероятной ясностью…<<<<

Позвонил Морсби и сказал, что тело Грэма транспортируют на Землю. «Вы сможете с ним попрощаться, – грустно сказал старик и добавил: – Окин, несмотря на ту вашу выходку, а вы не отрицайте, пожалуйста, что это вы, просто молчите, так вот, несмотря на ту вашу выходку и все наши противоречия, я подготовил… отзыв… благоприятный отзыв о вас… Я считаю, что вы достаточно настрадались и заслуживаете… отдыха. Возможно, это поможет окончательно снять с вас подозрения. – Морсби помолчал, Окин тоже не произнесла ни слова. – Попозже я вам перезвоню, скажу точное время церемонии. Место вы знаете – Монумент Героям Космоса».

Окин улыбнулась: перед ней стоял Грэм. Когда она хотела, то вызывала его из своей памяти. Он протянул к ней руки и обнял. Протопали маленькие ножки, и Сибил обхватила сзади её (их?) колени. Грэм присел на корточки и улыбнулся дочке.

Жалко, что Сибил так и не встретилась с Грэмом, подумала Окин, когда образ исчез. Она изо всех сил боролась с горечью в глубине своей души, не давала ей выплеснуться наружу и завладеть ею.

Снова зазвонил телефон. Окин прикоснулась к каффе на ухе. Звонивший представился: Сэм Ричардс. Астронавт, на борту космического корабля которого Грэм вернулся домой.

– Окин, я знал Грэма. А про вас тоже узнал: ваша фотокарточка была в моей каюте всё то время, пока я жил на Европе. Раньше это была каюта Грэма. На обороте было написано ваше имя. В МКА… – Сэм откашлялся, но затем твёрдо продолжил: – В МКА я узнал ваш номер телефона. Вы позволите…

Дальше Сэм предложил Окин встретиться, если у неё есть время, чтобы познакомится перед церемонией. «Будет замечательно, если вы придёте с дочкой», – сказал он. А завтра, в день церемонии, предложил заехать за ней и её родными, чтобы вместе попрощаться с погибшими астронавтами.

Окин согласилась.

– Вы Окин Магвайр? – перед ней стоял тот самый астронавт, Сэм Ричардс. Загорелые, открытые по локоть руки. Чуть красноватое лицо. Смеющиеся голубые глаза. Окин обратила внимание на свежий шрам на сгибе левой руки. Улыбался он открыто и уверенно, обнажая ровный ряд зубов. Пожал руку – мягко и крепко. Окин понравилось такое рукопожатие. Она улыбнулась:

– Да, а вы Сэм…

– Ричардс, – подсказал астронавт.

Окин успела посмотреть информацию об этом герое, и, конечно, она не забыла его фамилию, просто не хотела выставлять напоказ свою осведомлённость.

– Разрешите пригласить вас… – начали они одновременно и засмеялись. Сэм закончил предложение за обоих:

– …на чашку кофе.

– С удовольствием, – ответила Окин и опёрлась на галантно предложенную ей руку.

На следующее утро Сэм пошёл в камеру хранения и забрал свои вещи – скафандр и усилитель. Он размышлял так: наука в лице Филха не стоит на месте, потому что Филх двигает её. И он верил, что гений, претворивший в жизнь путешествия во времени, помнит о своём многострадальном друге и следит всеми своими приборами, не промелькнёт ли где условленный сигнал из прошлого. Одно беспокоило его: Филх много раз произносил заумную фразу о том, что время в разных мирах течёт по-разному. Это связано со скоростью и направлением потоков, да мало ли с чем ещё. По-разному, да и всё тут! Чтобы донести свою мысль, Филх рисовал на электронной доске перпендикулярные прямые, соответствующие разным временным потокам, и говорил, что сколько бы веков не прошло на одной из этих прямых, для другой это всего лишь пшик, доля секунды, поскольку проекцией одной прямой на другую является точка. На практике это означало, что полгода тут не есть полгода там.

Полгода тут могли сжаться в один день там или, наоборот, вольготно расправиться, растянуться на века. И хорошо ещё, если не с отрицательным значением. Хотя, какая к чёрту разница для истинного путешественника во времени, коим является Филх. А Сэм не сомневался в своём друге. В друге – нет, никогда. А в собственном везении – сколько угодно. Поэтому мысли о разнонаправленности временных потоков не могли его не беспокоить.