– Какое уж тут совпадение? – криво усмехнулась Окин.
– Вы знаете, я с вами абсолютно согласен в этом вопросе! Какое уж тут совпадение! Но, тем не менее, владельцы сервера очень обеспокоились и вызвали меня, вашего старого куратора. Возможно, шерстят всех! Как говорится, и вы попали под раздачу. Понимаете, я им так и сяк, дескать, моя подопечная ни на что такое не способна – ни в умственном, а тем более в моральном плане. Но они говорят: старик, иди и делай свою работу. Так вот я хочу лично спросить у вас, Окин, прямо: ваших рук дело?
– Нет, конечно, – с вызовом сказала Окин. – Что такое сервер?
– Ну-ну, не перегибайте палку, милая Окин… Наивность хороша в меру. А ваши дружки (кстати, вы поблагодарили их за то, что по их милости побывали на Луне?), ваши дружки – они-то как? Они могли устроить взлом?
Необычная, как и всё происходящее, сигара никак не хотела зажигаться, да и пахла она каким-то мёдом. Окин бросила её в стоящую рядом урну, достала и закурила свою сигарету.
– О чём вы?
– Ясно, они бы вам всё равно ничего не сказали. Так я и передам. Но знайте, Окин, меня снова обязали следить за вами очень внимательно, до тех пор, пока не найдут виновного. Вы уж извините, но если захотите покинуть город, то не забудьте оповестить вашего старого куратора. И раз в неделю…
– …вы будете мне названивать, чёрт подери!
Окин встала и уже развернулась, чтобы уйти, как Дэвид её окликнул:
– Окин!
– Что???
– Вы сняли электронные наручники Грэму?
Окин разозлилась:
– Вы спятили?! Катитесь к чёрту!
...
«Старый лис, напоследок припомнил про наручники, на что рассчитывал?! Хотел ещё больше меня разозлить? Зачем ему это? Тогда, может быть… Он что, предупредил меня, дал знать, что эта маленькая шалость всё-таки оказалась у меня в портфолио? Морсби не прост, ох, как не прост!..».
Окин не понимала, как она могла проколоться с сервером. Понятно, что её не отследили – иначе она уже была бы за решёткой и «звёздное небо в клеточку». Но ведь как-то узнали о самом факте взлома. Когда всё утихнет, она решила наведаться к ним ещё разок, чтобы внимательно посмотреть, чего она могла не заметить.
Вообще, взломать их мог кто-то другой. Ведь Окин действовала всегда исподволь, подбиралась мягко, пружиня, заметала следы. Тут три варианта: первый – они усилили защиту (перешли на качественно новый уровень, который придётся изучать, если это подтвердится), второе – кроме Окин их взломал кто-то ещё, не такой умелый, как она, и обильно наследил, и третье – кто-то взломал Окин. «Если третье, то не хотела бы я столкнуться с этим взломщиком на узкой дорожке диска! Решительно не хотела бы!»
...
Всего было три основных варианта.
Первый: она оставляет всё, как есть, тогда Морсби продолжает делать три вещи – во-первых, верить, что Окин не виновна, во-вторых, неформально быть на её стороне, и в-третьих, пасти её исключительно по долгу службы, тем самым отравляя ей и без того горькую жизнь.
Второй: её команда взламывает их, убирает порочащую инфу о том, что она когда-то, три года назад, сняла наручники Грэму Питерсу (враги могут только подозревать её в этом, прямых улик у них нет), тогда, возможно, её истинные тюремщики перестанут натравливать Морсби. Милый старикашка будет только рад, что его оставили в покое.
И третий: всё то же самое, что и во втором варианте, только Морсби, как будто невзначай предупредив, на самом деле устроил ей проверку. Поэтому, как только он увидит, что компромат исчез, сразу поймёт, чьих это ловких рук дело. И тогда ей несдобровать. Может быть, это даже ловушка его личного изобретения: скажем, ничего такого в её личном деле заведено и не было, а он сам взял, да вписал, и ждёт теперь, уложив холёные ручки на круглом животике, когда запись исчезнет. Тогда Окин окажется на крючке, с которого ей так просто не спрыгнуть. Такой вариант годится ещё и потому, что он объясняет, почему Морсби настаивал на личной встрече: всю ту дрянь, что он ей наплёл, можно было и по телефону сказать. Так нет же, ему нужно было встретиться с ней лично, с глазу на глаз. Для чего? Ясно, увидеть её реакцию. Ах ты, старый опоссум!
Что-то нужно было с этим делать.
Сначала Окин решила не идти напролом, а попробовать решить проблему изящным способом. Дэвид Морсби – её куратор, и у него, может быть, есть доступ к корректировке её данных. Не факт, но возможно. Поэтому убрать ненужную, порочащую её информацию нужно от его имени. Ну и как можно заставить его это сделать? Окин удавалось проникать только в электронные мозги – это был особый, редкий дар, отнимающий много сил. Как проникнуть в дряхлые мозги куратора Окин не знала. Ведь нужно было не только удалить компромат из её личных данных, но и воспоминание об этом компромате из головы Морсби. Задача оказалась неразрешимой.
Тогда ей пришло в голову сделать вот что: если случай с наручниками многократно повторится, то, наконец, посчитают, что дело не в чьей-то воле и ментальных способностях, а в неисправности наручников, и тогда, возможно, снимут с неё подозрение. По крайней мере, можно будет усыпить бдительность Морсби, и он совершенно спокойно воспримет исчезновение маленького и по сути незначительного факта из личного дела Окин Магвайр. Или поймёт, что его подлый план провалился.
...
Окин знала, что осуществление задуманного отнимет много сил, но она намеревалась растянуть его во времени. Она уже довольно долго находилась в ужасной депрессии, а теперь ещё добровольно взвалила на себя этот груз. А всё из-за мелкой шалости в лунной тюрьме около трёх лет назад. Окин думала о Грэме, о его красивых сильных руках, о его сером взгляде из-под опущенных ресниц, редкой улыбке. Мысли о нём придали ей силы, и она принялась снимать чужие наручники. Ассоциативным рядом служили тюрьма, камера, руки, электронный замок. Это было не просто: нужно было погрузиться в полную тьму, тишину и искать в этой глухой темноте нужные ей ряды битов 00101011, 00111000, …
...
«Когда идёшь навстречу солнцу, не думай, что где-то оставил свою тень. – Писала Окин карандашом на чистом листке бумаги. Её руки немного дрожали. – Откуда я зацепила это?». Капля воды упала с её мокрых волос, а потом закапали слёзы. Белая бумага покрылась выпуклыми кругляшами. После первых двух наручников она была совершенно измотана. Ведь она побывала не где-нибудь, а опять в своём личном аду, в лунной колонии. «Можно было и на Земле, можно было даже на Марсе… – Окин не знала, но ходили приглушённые слухи и о марсианской тюрьме. – Заодно и узнала бы... Но я вернулась в то самое место моего заключения…». Тяжёлая капля достигла кончика носа и бухнулась на «солнце».
«Действительно, откуда я знаю эту фразу? Это похоже на сентенцию или афоризм». В поисковике ничего однозначного не нашлось, но Окин вдруг наткнулась на страничку с командой астронавтов – с теми самыми, которые отправились на Европу вместе с Грэмом. По Окин будто ток прошёл – она совершенно не ожидала этого. Про каждого было написано немного, какие-то факты из биографии и тому подобное. Оказалось, что «Когда идёшь навстречу солнцу, не думай, что где-то оставил свою тень» – ни много ни мало, а жизненный девиз одного из астронавтов, Аэра Холлингсворта. «Вот меня занесло, – подумала Окин. – Возможно, что мои мысли о Грэме привели меня туда. Но надеюсь, что нет, так как это могло бы означать, что… какая-нибудь электроника там выйдет из строя. Вероятность исчезающе мала, но всё же. Нужно быть аккуратней». Подумав, Окин пришла к мысли, что не могла так уж сильно накосячить. И ещё решила не думать про Грэма в следующий раз, когда…
…
Мэтью Дюбуа имел отличительную особенность по сравнению с остальными членами экипажа «Экспедиции», да и по сравнению с большей частью людей вообще: во-первых и во-вторых. Во-первых, он думал о будущем, но не это, конечно, отличало его. Во-вторых, он думал о будущем, почти как о настоящем. А это было то самое. О прошлом он также иногда думал, как о настоящем, но это не было такой уж отличительной чертой его характера. Один из двух IT-специалистов в нынешней команде, он решительно не понимал, почему для того чтобы Джошу Биру, капитану экипажа «Экспедиции», покинуть Европу, нужно не только спросить разрешения у МКА, но и получить от них коды доступа на взлёт. Мэтью легко себе представлял следующую рекогносцировку: уматывать отсюда надо срочно, но вот незадача, кодов на взлёт нет, а их получение в самом благоприятном случае займёт несколько часов. Да и дадут ли их?.. Мэтью просто считал, что это неправильно. А раз это неправильно, то нужно постараться исправить. Это могло спасти их ненужные жизни в нужный момент, потому что... Всем здесь было, мягко говоря, давно уже было не по себе. Систему защиты взломать ему одному было не под силу. Мэтью ненавидел слово «невозможно». Оно напоминало ему о его слабости, недостаточности. Нужен был ментальщик. Но конечно, эти люди очень редки и скрыты, а здесь, на Европе, кроме него всего один «айтишник». Подойти, да прямо спросить? Если он и слышать про такое не слышал, то просто покрутит у виска, да и всё. Если не захочет признаваться, то тоже не скажет. Но есть мизерная вероятность того, что он ментальщик, и что он сознается.
