– А если он не станет с ним сражаться, когда вспомнит правду?
– Я его правда. Я покажу ему только то, что надо. Гнев – один из самых любимых моих грехов, – слегка ухмыльнулся Анатас.
– Нам потребуется удача, господин.
– Удача? Что такое удача? Обычное стечение обстоятельств, которое люди воспринимают как чудо. Это то, во что я позволяю им верить. Человек, не знающий поражения, обречен на провал. В этом и заключается сущность людей: подвластные эмоциям и самоуверенные, они губят себя сами, и случай с тринадцатым не исключение. Его беда в том, что он видит лишь то, что желает видеть, упуская суть. Я дам ему его правду, а человеческие амбиции сделают все остальное. Стремясь к благу, он покажет себя с истинной стороны.
– А как же Лекант? – пытаясь не смотреть в глаза Анатасу, робко спросил Александр.
– А что он может сделать? Он сам стечение обстоятельств.
– Но ведь он способен…
Александру не дал договорить Ворон.
– Ты сам расправишься с ним. И поверь мне, это произойдет скоро. Как говорится, мы в ответе за тех, кого приручили.
Четырин и Зверев, задыхаясь от усталости, бежали по коридорам подземного города и почти настигли девушку.
– Постой! – задыхаясь, кричал Виктор. – Да остановись же ты! Я, между прочим, в марафонцы не записывался.
Фигура девушки, петляя по узким катакомбам, то исчезала, то вновь появлялась, освещаемая тусклым светом факелов.
Мокрые темные стены, покрытые плесенью, содрогнулись. Преграда, которая должна была охранять зло, с треском и шумом пала. Стальные замки рассыпались, словно стекло под ударом камня – на волю вышло свирепое существо. Глаза Леканта горели. Холодные и безжизненные, они требовали крови. Зверь огляделся по сторонам и растворился во мраке.
– Кстати, Александр, твой заключенный уже освободился. И он жаждет отмщения. Заковать его было хорошей идеей, но не лучшей.
– Я все контролирую. Лекант полностью в моей власти.
– Даже преданный пес может укусить хозяина, если его не кормить и все время наказывать. Помни, что он только наполовину животное, и эта часть принадлежит тебе, но вторая часть тебя ненавидит. По твоей прихоти он истребил свой род. Никто не властен над ним: ни ты, ни даже я, и уж тем более не Он, – показал пальцем вверх Анатас. – Ты не смог удержать зверя в клетке, не смог разглядеть у себя под носом чистую душу. Падший и тот обвел тебя вокруг пальца. В последнее время ты меня только разочаровываешь. Смотри, Александр, мое терпение не бесконечно, в отличие от моего существования.
Александр опустил глаза, догадавшись, чем это грозит ему. Он получил власть, получил новый облик, он стоял на вершине мира на протяжении сотен лет, и теперь настало время сполна расплатиться за данные ему привилегии. Анатас сидел неподвижно, испепеляя его взглядом. Свита замерла в оцепенении, пытаясь предугадать мысли и желания хозяина. Но разве можно предугадать удар стихии? Разве можно спастись от цунами или торнадо? Внешне Анатас походил на простого смертного, но, в отличие от всего живого, он был лишен любви и сострадания. Он был пуст, словно заброшенная комната, в которой никогда не стояла мебель. Им правило одно – вера в то, что виновный должен быть жестоко наказан, в то, что этот мир должен существовать лишь по законам животного мира, ибо люди не достойны никаких других законов.
– Я все исправлю, – еле слышно проговорил Александр.
– Лучше бы тебя мама исправила! Да лучше б тебя собаки сожрали! Господин, позволь я отрублю ему голову?! – Грешник вытащил из-за пазухи янычарский ятаган, но Анатас жестом руки остановил его.
Александр зло улыбнулся, смотря на уродливое создание.
– Не надо злиться на него. Он суть людей и воплощение их лицемерия, и все же из того, что он говорит, очень многое – правда. Не стоит обращать внимания на него, как не стоит обращать внимания на правду: она была не нужна на заре человечества, не нужна и сейчас.
– Что? Как это не нужна?! – возмутился горбун. – Разве не в суде клянутся говорить правду, только правду и ничего, кроме правды?! Хотя если брать во внимание Петросянова и остальных, правда им, действительно, была не нужна. Правда – это болезнь человечества. Она сводит с ума. Если есть возможность, люди от этой болезни избавляются всеми возможными способами. Зачем нужна правда, когда есть я и деньги?!
– Я все понимаю, но мы тратим время, господин.
– Все идет так, как должно, Александр. Они все равно ничего не смогут сделать, их час пробил. Тринадцатый не понял, для чего он здесь, и я на этом сыграю. Они дергают его за ниточки, не показывая ему сути. Что же, если они сделали его марионеткой, то управлять им буду я. Они и так слишком долго удерживали его у себя.
– Так чего мы ждем? Он же может первым встретить чистую душу.
– Встреча – ничто. Он словно птица в клетке, которая никак не может выбраться из заточения, хотя и всем сердцем желает этого. Он живет в мире иллюзий, который сам себе создал. Пускай встретятся и поговорят. Чем они будут ближе, тем сильнее окажется удар предательства. Правду они ей все равно не скажут: ложь, ласкающая ухо, приятнее правды, режущей глаз. А для нее все-таки лучше один раз увидеть. Избавься тринадцатый от Виктора, и мы бы проиграли. Но он этого не сделает.
– Да стой же ты, мать твою! – одернул девушку капитан.
Как только он взял ее за руку, его словно ударило током. Татьяна остановилась.
Алексей снова стоял на холме. Лил проливной дождь. Капитан обернулся и увидел огромного роста человека в преторианских доспехах, которого видел на обочине дороги и в своих кошмарах. Преторианец зло смеялся. Он указал острием копья на девушку, распятую на кресте. Зверев подошел ближе. С ее тела стекала вода, смешанная с кровью, а терновый венец, словно адское украшение, впивался в белоснежную кожу лба. Зверев пристально вгляделся в ее лицо: без сомнений, это была Татьяна. Неожиданно девушка открыла глаза.
– За что? За что?! За что?!!
Подкошенный сильным ударом, капитан рухнул на колени. Преторианец взял его за волосы и с силой дернул вверх.
– Смотри: разве может быть что-то прекраснее? Смотри! Ты это сделал! Смотри, генерал, и помни! Это та, кого ты предал! Ты всегда всех предаешь, Луций! Как ты говорил? Нет ничего слаще власти? У великих нет друзей и нет родни?! Я хорошо усвоил твой урок, генерал!
Римский воин вытащил меч и приставил его к горлу Зверева.
– Посмотри на меня, Луций! Посмотри! Смотри мне в глаза, я хочу их видеть!
Дождь плетью хлестал по лицу Алексея, который с отвращением глядел на своего мучителя.
– Ну что, генерал, ты доволен собой? Доволен тем, что сделал?!
– Я не понимаю.
– Ты все понимаешь, только не хочешь признать, что я слишком хорошо усвоил твои уроки. Признай, что я стал лучше тебя! Давай, Луций, вспоминай. У нас есть, о чем поболтать!
Преторианец подошел к кресту и, приложив клинок к оголенной ноге девушки, медленно, с оттяжкой, глядя в глаза Алексею, рассек ей ногу.
– За что?! – снова взмолилась Татьяна.
– Капитан, что с тобой?! – во весь голос кричал Виктор, забыв о безопасности, и тряс Алексея за плечи.
Наконец, он привел капитана в чувство. Рядом с ним, сидя на корточках, рыдала девушка.
– Это не человек, это не человек…
– Тебя зовут Татьяна? – окончательно придя в себя, спросил Алексей.
Девушка впервые подняла взгляд с пола.
– Да. А откуда вы знаете мое имя?
– Мне твоя бабушка рассказывала о тебе.
– Бабушка?
– Да. Она просила присмотреть за тобой.
– Он не человек, – глядя в глаза капитану, тихо произнесла Татьяна.
– Кто? Кто не человек?
– Анатас.
– Анатас?! – воскликнул Виктор.
– Он похож на человека, но это не так. Я никогда не видела ничего страшнее.
– Я же говорил тебе! Я же говорил! – Четырин шагал вокруг Зверева и нервно жестикулировал. – Ну, все. Раз он здесь, нам точно конец. Допрыгались.