– Ну, позвольте. Кто же не знает здесь Николая Егоровича Петросянова? – разведя руками, проговорил Абрам Фридрихович и обратился к одному из людей, сидящих в коридоре. – Мужчина, а вы знаете этого человека?

– Конечно. Это Николай Егорович. А что? Кстати, здравствуйте.

– Добрый день, – кивнул головой Петросянов.

Гость из Москвы подошел ко второму, а затем и к третьему с тем же вопросом.

– Вот видите: вас тут все знают.

– Хорошо-хорошо. Приятно было познакомиться. А теперь извините, но мне пора идти. Дела, понимаете?

Петросянов попытался оторваться от собеседника, который ставил его в неловкое положение, но новый знакомый схватил судью за рукав.

– Куда же вы? А деньги? – протянул злополучную тысячу Николаю Егоровичу московский гость.

– Нет-нет, не надо, я обойдусь. Спасибо.

– Возьмите! В честь нашего знакомства! Тем более я себе никогда не прощу, что не помог честному человеку. Вы же сами понимаете: все это в прессе о коррупции… Мерзость! Я кстати в Москве так и говорил: раз подняли судьям зарплату, так никаких взяток и быть не может! Зарплата, она прежде всего! Да и какая коррупция может быть при такой должности? При нашем не коррупционном правительстве все чиновники, а тем более судьи, ворюгами и взяточниками быть не могут. Представьте себе, если б у нас депутаты, предположим, воровали, а не о народе думали, что у нас за страна была бы, а? А если б им еще за воровство, как в старину, руку бы отрубали, так что ж, они б там бедные в Думе без рук сидели бы что ли? Пришлось бы вместо кнопок для голосования педали приделывать, а это ж какой удар по бюджету страны, вы представляете? А вами, Николай Егорович, я просто восхищаюсь. Но что же это у нас за страна такая, раз честным людям впроголодь жить приходится?! Встретишь бескорыстного человека, а у него даже на стакан чая денег нет, чтобы друга своего угостить! Бардак! Ужас! Но я этого так не оставлю. Я тут всех на чистую воду выведу, а честных людей, как Николай Егорович, в обиду не дам! – гость из Москвы поспешил к выходу и скрылся за углом.

«Вот придурок! Кто ж таких на должности ставит! Мало того, что одет как бомж, так еще и страшный, как черт! Совсем зажрались, москали поганые, тысячами раскидываются. Денег у него нет. На баб он все тратит!

С ума сойти! Что вообще произошло, и зачем он мне все это нес? Узнать бы, кто он и чем дышит. Почему не сообщили о его приезде?», – размышлял Николай Егорович.

Войдя в свой кабинет, судья сел за стол и принялся жевать булочку, запивая ее остывшим чаем. Опустошив полстакана, он вспомнил о купюре, которую сунул ему в карман чокнутый гость из Москвы. Вытащив банкноту, он повертел ее в руках и спрятал обратно. «Мелочь, а приятно. Мир не без добрых людей», – подумал судья, и на его лице расцвела улыбка от хоть и небольших, но легких денег. Он развалился в кресле и продолжил наслаждаться холодным чаем. «Да, Николай, ты везунчик. Мало того что деньги к тебе липнут, так и для проверки прислали полного профана. Да и черт с ним, что не предупредили. Что Бог ни делает, все к лучшему», – мысленно заключил Николай Егорович и, закрыв глаза, стал мечтать о том, как летом полетит на Мальдивы, а чтобы его никто в этом не заподозрил, пустит слух, что едет в Ессентуки подлечить почки. Его размышления прервал спокойный мужской голос.

– Приятного аппетита.

Все мечты Петросянова быстро улетучились, и он вернулся в реальность. Открыв глаза, он увидел, что прямо перед ним сидит молодой человек приятной внешности в черной дубленке, из-под которой виднелся шикарный костюм.

– Как вы сюда попали?! У нас с часу до двух обеденный перерыв, – рявкнул Николай Егорович и быстро допил свой чай.

– Да не горячитесь вы так. Читать я умею. У меня к вам неотложное дело, – спокойно ответил незнакомец.

– Какое еще, к чертям собачим, дело?!

– Вот-вот, именно. Можно сказать, что мое дело чертовски важное.

– Вам что, назначено?!

– Мне к вам давно назначено, и я не просто так сюда явился.

– Я не знаю, кто вы такой, и не знаю, как вы сюда попали, но со своими делами приходите после обеда! Ясно вам?!

– Помилуйте. Как это вы не знаете, как я сюда попал? Может, я отсюда и не уходил вовсе, а был здесь все время?

– Так, все! Вставайте и убирайтесь! Вон из моего кабинета!

– Дорогой Николай Егорович, не стоит грубить людям, тем более, если вы не знаете, с кем разговариваете. Ведь я могу оказаться намного страшнее, чем та безобидная женщина. И что у вас за привычка такая – хамить всем подряд? Хамство примитивно само по себе. К тому же, один раз нахамив, вы навсегда можете потерять репутацию культурного человека.

Петросянов заерзал на стуле.

– Не знаю я никаких женщин. И не смейте меня запугивать!

– Да разве я могу запугивать судью у него на работе в его же собственном кабинете? К тому же с судейской неприкосновенностью.

– Вот именно! А если вы продолжите разговор в том же духе, то я вызову дежурного, и вас выкинут из моего кабинета за шкирку, как кота!

– Помилуйте. За что так круто? Я же говорю: по делу пришел, а вы сразу дежурного. Как в такой нервной обстановке о делах разговаривать?

– Меня твои сложности не интересуют! Тут у всех проблемы, у каждого. Ты понял?

– Странно, на «ты» мы с вами не переходили и на брудершафт, кажется, не пили. С чего это вы так себя ведете? Может, у вас детство трудное было? Или съели чего? Да, кстати, – достав из кармана толковый словарь, Ворон зачитал определение. – Судья – это должностное лицо, которое вершит суд, следит за соблюдением законов, наказывает виновных и контролирует возмещение убытков потерпевшим. Он прекрасный специалист в области права, особенно уголовного и гражданского. Изучив представленное следствием дело, судья решает вопрос о виновности или невиновности подсудимого, а также о том, какая статья уголовного или гражданского кодексов может быть применена. Окончательное решение принимается только после заслушивания всех сторон: подсудимого, адвоката, потерпевшего, прокурора и присяжных заседателей. Последние высказывают свое мнение по поводу виновности подсудимого. Не считаться с их мнением судьи не могут.

– И что все это значит?

– А значит это, мой любезный друг, то, – закрывая словарь и убирая его в карман, продолжил Ворон, – что ни один из этих признаков вам не свойственен. Закон вы не соблюдаете, наоборот, пользуетесь им в своих корыстных целях и интересах. Наказание у вас только в одни ворота – ворота собственной алчности. А, между прочим, алчность – один самых страшных грехов человека. Когда вы вступили на этот путь, Бог отвернулся от вас. Или вы не страшитесь и этого?

– Так, все! Прошу вас удалиться!

– Да, правосудие действительно слепо, раз его представляют такие, как вы. Люди и впрямь облегчают нам задачу: скоро и заняться нечем будет – вы все за нас сами сделаете. Можно, как у вас говорится, на пенсию уходить. Тем более, насколько мне известно, пенсия у вас очень не дурна. Но вам все мало, и всегда мало будет. Вы никогда не насытитесь. Зажравшись, вы возомнили себя сверхлюдьми, которым позволено все, поскольку у вас есть власть, есть заветное удостоверение. Впрочем, на деле оно является не более чем обычной бумажкой, но, по странному стечению обстоятельств, именно эта корочка приводит многих в панику и может открыть многие двери. Да я бы провалился под землю, если бы вы перестали пользоваться своим положением после того, как вам прибавят зарплату хоть в сто, хоть в тысячу раз. Нет, вас надо искоренять, как паразитов, как крыс, – Ворон поднялся со стула и наклонился к судье. – Об отпуске на Мальдивах даже не мечтай. Я бы сказал, вообще, не думай об этом.

У Петросянова открылся рот. Он явно не ожидал услышать ничего подобного. Точнее, он уже услышал больше, чем надо, но гораздо меньше, чем мог себе представить.

– Про полковника тоже забудь, о гнилой своей душонке позаботься лучше. Если молитву какую знаешь, можешь начинать читать – авось услышит. Это я тебе по-дружески советую, ибо сказано: «Ни вдовы, ни сироты не притесняйте; если же ты притеснишь их, то, когда они возопиют ко Мне, Я услышу вопль их, и воспламенится гнев Мой, и убью вас мечом, и будут жены ваши вдовами и дети ваши сиротами. Если дашь деньги взаймы бедному из народа Моего, то не притесняй его и не налагай на него роста. Если возьмешь в залог одежду ближнего твоего, до захождения солнца возврати ее, ибо она есть единственный покров у него, она – одеяние тела его: в чем будет он спать? итак, когда он возопиет ко Мне, Я услышу, ибо Я милосерд»[12].