Собаки рванулись к лесу, но высокий резко крикнул, и лайки нехотя возвратились. Один пес побежал к озеру, сразу потеряв интерес к тому, что запрещено. А второй вернулся к хозяину, лег около и все поскуливал, прося разрешение на охоту. Этот пес был молодой и наивный. Он еще надеялся, что человек может иногда разрешить то, что хочется ему, псу, а не только то, что нужно самому человеку.
Поздно ночью, когда Рисса выходила на охоту, с высокого взлобка она видела далеко внизу знакомое окно. В серой мгле весенней ночи одинокое окно избушки светилось бледным четким пятном.
А внутри этой избушки желтое пламя керосиновой лампы вычертило на стенах длинные тени. Жаром тянуло от плиты. В доме пахло деревом и крепким чаем. Люди пили чай и разговаривали.
— А след-то рысий, крупный, — задумчиво пробормотал бородатый.
— Давно мы рыся не ловили. Я уж, поди, забыл, как и ловушку-то ставить.
— Зато я не забыл, — ответил бородач. — Вот съезжу в город, денька через два и займемся, — добавил он, отодвигая пустую чашку, как будто подчеркивая этим, что еще одно дело решено… Присутствуй Рисса при этом разговоре, она, возможно, почувствовала бы грозящую ей опасность. Она хорошо понимала интонации человеческого голоса. Даже те, едва уловимые, которые сами люди часто не замечают у своих собеседников. Потому что у рыси более острый слух и обостренное восприятие. Когда человек злится, когда он беспокоится, волнуется, настораживается — все эти и многие другие интонации были ей понятны. Она угадывала не только настроение и состояние человека, но подчас его намерения. По голосу. И зачастую по взгляду. Хотя Рисса и не знала о разговоре в лесном домике, но тревога ее нарастала. Она все с большим беспокойством посматривала в сторону, где жили люди, и все равно ее тянуло туда.
Старый Вой подстерег ее неожиданно.
Она выследила зайца на опушке леса. Лопоухий помчался в поле. Рисса быстро его настигла и, держа в зубах добычу, пошла обратно к лесу. И вдруг она буквально оцепенела. Отрезав от нее родные и спасительные сосны и березы, на опушке стояла вся свора серых — шестеро во главе со старым Воем. Они выстроились у кромки леса и ждали — в поле от стаи ей не уйти… Это было именно поле, а не поляна, и за полем тоже простирался лес, но так далеко, что его и видно-то было только в ясные дни, да и то как маленькую синюю полоску на горизонте…
Хотя волки стояли далеко, Рисса очень остро чувствовала свое безвыходное положение. Она хорошо видела их большие, всегда голодные и жадные глаза. В молчаливой готовности своих врагов она чувствовала их торжество в предвкушении долгожданной добычи. Выхода у Риссы не было. И она двинулась навстречу стае, прямо на вожака, чтобы в последний момент изменить направление, сбить того, кто помоложе и послабее, и, может быть, пользуясь быстротой своего прыжка, обмануть врагов. Ведь деревья были рядом… Она понимала, что дело ее очень плохо. И все-таки отчаянно готовилась к борьбе. Бросив пойманную добычу, спокойным шагом, сберегая силы, она подходила к стае.
Волки решили, что им пора начинать. Они двинулись навстречу рыси, охватывая ее полукольцом. Однако вожак специально поотстал, не отходя далеко от опушки, чтобы в случае прорыва рыси самому перекрыть ей дорогу к лесу. С краю заходила волчица, стараясь отрезать ей обратный путь.
Рисса шла, дрожа от страха и ярости, ничего не видела вокруг, кроме этих пылающих волчьих глаз, которые успевала держать в поле зрения все сразу. Самый горячий молодой волк из середины полукольца рванулся галопом к остановившейся и замершей, как сжатая пружина, Риссе.
И вдруг, как гром среди ясного неба, раскатисто ударил выстрел. И раскатилось эхо, разрывая притаившуюся тишину. И покатился по влажному весеннему полю тот самый молодой волк, который так и не добежал до Риссы. Казалось бы, все уже было предрешено, но вот случай решил все по-иному…
Жизнь и мала и велика. Многое случается в течение жизни. Бывает так, что, кажется, уже нет выхода. Просто конец. А жажда жизни огромна у любого живого существа. И не только тот, кто попал в беду, но и сама жизнь ищет выход. Упорно, настойчиво она борется за себя. В самой безвыходной обстановке есть надежда, которая заставляет не сдаваться. Она дает силы и зверю, и человеку. Надежда всегда продлевает жизнь. А когда надежды почти не остается, тогда является он, случай, который может спасти, остановить смерть. Жизнь на земле — это самое главное. А потом уже идут — красота, совершенство, гармония… Волк, нападавший первым, распластался на черной и влажной земле. А Рисса следом за стаей, чуть правее, мчалась к дорогому ей лесу — родному своему дому. Она успела разглядеть своих спасителей — это были они, те самые двое из лесной избушки. Стрелял бородатый, второй только еще выходил на опушку. А что такое выстрел, она знала с тех давних времен, когда жила у лесника.
Стремительными прыжками уходила она с этого страшного места, с края поля, которое чуть не стало краем ее жизни. Вбежав в чащобу, Рисса быстро взобралась на склоненную березу, нашла удобный участок ствола — береза, изгибаясь вверху, оставляла горизонтальное, словно специально приготовленное ложе. В таком месте можно было и подремать. Рисса улеглась. Долго отдыхала. Потом все-таки на полную дневку пошла в логово. Она чувствовала, что спаслась почти чудом. Нельзя долго играть с такими противниками, как волки, расплата рано или поздно приходит…
И хотя Рисса была голодна, она мгновенно уснула от усталости и волнений. Сладок был ее сон на подстилке из пахучих сухих трав и старых шкурок.
4. Западня
Рисса шла по едва заметной звериной тропе, где ходила всегда. Теплое майское утро играло оранжевыми бликами. Она устала, была голодна, но, поскольку уже настал день, шла на дневку в логово. По пути она настороженно осматривалась в поисках хоть какой-нибудь добычи.
На рассвете нашла стаю тетеревов. Птицы сидели на ветвях, некоторые еще ходили по земле, успокаиваясь после тока.
Но Риссе не повезло. Она поторопилась и не смогла подойти бесшумно. Чуткие птицы взлетели, громко хлопая крыльями, и оставили ее голодной. Косачи, сидя на ветвях, надменно поглядывали на нее, красуясь своими черными лирами-хвостами, отливавшими радужным блеском.
Рисса уже подходила к лесной опушке, откуда виднелась ее скала, ее логово. И вдруг ее привлек сильный запах, которого раньше здесь не было. Пахло человеком и свежей сосновой смолой. Рисса свернула с тропы на запах и совсем рядом увидела большой кусок свежего мяса. Он был подвешен у самой земли и благоухал зовуще, нестерпимо вкусно. Вокруг подвешенного мяса высились колья. Они выходили из земли, стояли стеной и сверху тоже нависали над мясом. К ним оно и было подвешено.
Она узнала: это был хорошо знакомый запах лосятины. Позапрошлой зимой Риссе удалось ее отведать — она загнала раненного человеком молодого лося.
Запах свежей лосятины дурманил зверю голову, манил, звал. Но здесь сильно пахло человеком, и, кроме того, рысь не могла понять, почему так странно висит это мясо. Человека она не особенно боялась, не ждала от него большого зла, но все-таки сторонилась. Так, на всякий случай. И наблюдала за людьми только издалека… Это были чужие люди.
Она постояла, глотая слюну. Затем медленно вернулась на тропу и, не оглядываясь, пошла на дневку.
Мокрый ветер отчаянно рвал еще не закрытые листвой ветви берез, цеплялся за матерые лапы елей, раскачивал их, словно пытался затеять игру с темными великанами. Мелкий дождь под сильными струями ветра косо, как прутьями, сек глаза Риссы. Она жмурилась, но шла. В такую погоду трудно обнаружить зверя и птицу, зато легче подобраться и поймать. Непогода притупляет запахи и заглушает звуки. Хищники любят непогоду. Они нападают из тьмы именно тогда, когда жертва, отвлеченная ненастьем и озабоченная мелкими временными и, в общем-то, нестрашными лишениями, забывает, что есть на земле они, хищники. Забывает о том, о чем забывать нельзя.
