Порывы ветра гулко врывались в дымоход, взвывали в трубе избы, но в доме было тепло. Макаров и егерь на несколько дней задержались на базе. Иван Петрович на день уезжал, вернулся, а егерь оставался здесь. Нашлись на базе неотложные дела… В общем, оба знали: надо покараулить барсуков. Точнее — браконьеров. А барсуков поберечь.

Макаров любил посидеть у раскрытой печной топки. Догорающие угли полыхали по избе яркими бликами, трепетные тени вскидывались на стены, потолок.

— А знаешь, Саш, — сказал вдруг Макаров, — в природе нет ничего случайного. Совершенно ничего. Все нужно и закономерно.

— Ну уж и все, Петрович! Есть всякие мелочи, даже и в природе, которые, в общем, не нужны, не связаны с чем-то еще…

— Нет, Саш, я думаю по-другому. Может, я и не прав. Но я уверен: абсолютно все связано в природе, взаимозависимо. А если что нам и кажется ненужным, это, значит, нам еще неизвестно, для чего этот предмет, организм или явление. В природе нужно все. Вот сейчас, например, предзимье. И природа сама всех предупреждает о наступлении тяжкого периода для всего живого. Она сама оберегает созданную ею жизнь. Всегда перед стихийным бедствием — ураганом, наводнением, свирепым морозом — следует предупреждение. И тот, кто хочет услышать, учуять это предупреждение, тот его услышит и учует. Потому звери и прячутся перед ураганами, мигрируют перед снегопадами и бескормицей.

— Это, конечно, понятно. Но удивительно все-таки… Как это так получается?..

— А бывает, что и нас предупреждают. О землетрясении, например. Известны случаи, когда домашняя овчарка хватала люльку с младенцем и выбегала из дома. За ней в ужасе, думая, что собака взбесилась, бросались на двор родители. Но через несколько секунд или минут вздрагивала земля и дом разваливался на глазах изумленных людей.

— Да, я читал об этом. Да и много слышал от людей. Но самому видеть такое не приходилось. И почему все это так? Почему они узнают про такие беды? И как?

— Как — неизвестно. А вот почему?.. Думаю, потому, что природа, создавшая жизнь, сама и бережет ее. И предупреждает о бедствиях. Но слышим ли мы этот голос природы? Хотим ли мы его слышать? И в нас самих тоже ведь есть этот голос… Только мы часто глухи к нему. И себя не бережем, и природу, которая живет для нас и нас создала…

— Может, ты и прав, Петрович, — вздохнув, сказал егерь, — когда особенно один, сидишь ночью, ну… не совсем один, с собаками — тоже ведь человеки! — Сашка улыбнулся. — То, знаешь, часто вот задумываюсь. Ну, по науке там… Это все понятно. Но ведь у каждого, как говорится, кочетка — свой шесток! Даже у бобра, например, один коготь на задней ноге — всего один из всех! — для вычесывания паразитов. Раздвоенный! Это ж надо! Я сперва как узнал… смеялся даже. Ничего не упустила матушка-природа. Хотя все-таки есть и ненужные мелочи, случайные… А вот скажи ты мне, Петрович, вот еще что: в школе все мы учили, что у зверей — только инстинкты. А ведь я знаю, что они соображают иногда не хуже нашего. Как это все связать-то? Вот волки, например. Попадет такой вожак, век его не поймаешь, перехитрит он человека и всю стаю уведет. Что же это, инстинкты, что ли?..

— Конечно, это не инстинкты. Я тебе даже скажу, что современная наука уже много нового знает о животных. То, что мы помним по школе, а кое-кто и по институту, — уже давно устарело. Общепризнано, что у всех млекопитающих есть элементы рассудочной деятельности. Но только эта рассудочная деятельность главная в их жизни или второстепенная — это еще большой вопрос. Этого пока не знает никто. А то, что они мыслят, соображают, что к чему, — это уже для науки не секрет.

Долго еще сидели они вдвоем. А уголья еще дышали жаром и ярко светились в открытой печной топке.

Они не случайно решили затеять дело под вечер. В прошлый раз их застигли у норы на рассвете. И Васька считал, что надо менять время «охоты». Потому что если их и будут поджидать эти «соколики», то, пожалуй, на рассвете. Хотя и то — вряд ли! Кому приятно несколько суток, не уезжая домой, торчать в этой глуши? Сами-то егеря еще не охотятся. Запрет пока, не время еще, по закону-то…

Браконьеры тоже быстро сообразили, что нора покинута. Васька посмотрел и разобрался, что барсуки ушли. Новую нору нашли не сразу, но тоже довольно скоро. В лесу было еще светло, когда оба подошли к новому барсучьему городку. Сумерки ожидались примерно через час. Как раз, чтобы «дотемна выкурить и шлепнуть этих жирненьких» — так сказал Васька. Он торопливо отыскивал и затыкал отнорки и отдушины, Леша готовил хворост и лапник.

— Леш! — вдруг насторожился старший. — Слышишь, вроде идет кто-то. — Он сказал шепотом, когда напарник был рядом. Оба замерли.

В лесу стояла глубокая предвечерняя тишина. Полное безветрие делало тишину звенящей и тревожной. Долго вслушивались, но ничего подозрительного не обнаружили.

— Показалось тебе, Вась!

— Да нет… вроде… Как будто шаги были. А теперь — нету.

— А далеко?

— Почем я знаю? Вроде прошуршало где-то. А может, зверь какой?..

— Может, и зверь. А может, и они… Тоже ведь не дураки.

— Не каркай! — прошипел старший.

Они снова вслушивались, озираясь. Страх противным сосущим холодком подкрадывался, возникая в горле, под ложечкой…

— Вась! Может, уйдем, а?

— Нет, малыш! Если уйдем, грош нам цена! Тащи дрова!

…Старый Бес, мать-барсучиха, детеныши — все тревожно вслушивались в гулкие человеческие шаги. Чуткие барсуки слышали, как подрагивала земля под шагами людей.

Людям казалось, что они ступают мягко, едва слышно, а здесь, в норе, под землей, раздавался тяжелый топот.

— Погоди! — прошептал Васька. — Там, за рощей, кто-то идет!..

Теперь уже оба отчетливо слышали чьи-то торопливые шаги. Хворост был сложен у норы, но поджечь его не успели.

— Вот гады, — прошептал Васька, — сматываемся!

— Стой! — словно стеганул их по ушам резкий окрик. — Стой, буду стрелять! — Это кричал егерь. Старший узнал его голос. Но окрик не остановил их, а только прибавил страху и прыти. Оба знали, что егерь с кем-то вдвоем бежит, что он не видел их, а только слышал, как убегали. Да и стрелять не будет наверняка. Только пугает. Это-то понятно. Они ведь еще и не сбраконьерничали, только готовились пока. И сбежали. Он со зла их и пуганул…

Стремительно перемахивая через ямы и бурелом, оба мчались, но погоня слышна была где-то рядом.

— Быстро сюда! — крикнул Васька и почти кубарем скатился к воде.

Там, на озере, носом к берегу стояла лодка, которой они пользовались эти дни. Лодку быстро столкнули и торопливо стали отгребать от берега — каждый на весле.

На лес уже наползала полоса сумерек. Когда преследователи выскочили на берег, лодка была уже метрах в двадцати — вплавь не догонишь!

— Стой, буду стрелять! — снова крикнул егерь, но это не возымело никакого эффекта. Беглецы гребли. На головы их были накинуты капюшоны штормовок, и в наплывающих сумерках разглядеть их лица на расстоянии было невозможно. Да это все равно не помогло бы: и егерь, и Макаров понимали, что люди эти вряд ли знакомы им в лицо. В общем, упустили браконьеров. Немного посидели на берегу.

— Сбежали бандиты, — вздохнул Макаров, — а ты что это, Саш, стрелять-то грозился?

— Думал, испугаются.

— А мне показалось, сгоряча палить собираешься.

— Ну что ты, Петрович! Я ведь в своем уме. Они же только мелкие нарушители. Если б они в нас стреляли, тогда другое дело. А так… Чего тут поделаешь? Ничего. Упустили мы их.

— Зато барсуков спасли.

— Пока спасли, Петрович. Вишь, какие эти гады упорные, сколько выжидали?! Вишь, как им наш старый Бес понадобился! Так что могут сюда еще наладиться, снова.

— Ну что ж, Саш, тут тебе и карты в руки. Плохо, что собак нет твоих.