Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Большой Уг

Повесть о лосе

Рисса - i_001.jpg

1. Рана

Рисса - i_002.jpg

Он дышал глубоко и тяжко. Воздух со свистом вырывался из больших ноздрей. Где-то в глубине его гулкой груди хрипело и хлюпало. Глаза, выпуклые, блестящие, покраснели от усталости и боли.

Высокий сугроб скрывал лося от ветра, снег подтаивал под его горячим боком… Зверь лежал неподвижно, только спина и холка чуть приподнимались от трудного частого дыхания. В правом боку нестерпимо жгло. Там, в мышцах, у самой лопатки, застряла пуля. Рана саднила, и боль, острая, непреходящая, словно прокалывала все тело и мозг этого большого вольного зверя.

Яркая струйка крови уже проточила твердый наст. Дымясь и клубясь жарким въедливым паром, она стекала в черную ямку, словно сама жизнь, горячая и густая, уходила из тела. Но могучий организм не хотел сдаваться. Сердце мощными толчками разгоняло кровь, возле раны она густела, запекалась, нарастая вокруг плотной коркой, чтобы уменьшить, остановить эту предательскую струю, уходящую в мерзлую землю мартовского леса.

Раненый лось плохо видел. Слезы застилали глаза, и березы, всего в нескольких шагах, казались ему расплывчатыми белыми пятнами в сером предрассветном сумраке.

Было тихо. Только посвистывала поземка, вихрясь и скользя по заснеженному склону опушки. Заметно посветлело.

Наконец его гудящая, больная голова прояснилась, глаза высохли, и он увидел четкие очертания стволов, ветвей, снежного склона. Подобрав под себя ноги, он чуть подался назад. От напряжения боль в правом боку усилилась. Ему казалось, что рана сцепилась с жесткими крючьями кустов и силой держит его у земли, пронзая все тело длинной колющей болью.

Снег, плотный, мерзлый, чуть подтаявший сверху, хрустко крякнул под тяжкими широкими копытами, и бык встал… Но тотчас снежная земля качнулась перед ним, деревья поплыли в сторону, и он, чтобы не упасть, прислонился к толстой сосне, под которой отлеживался в сугробе.

Ему не хватало воздуха, задние ноги мелко дрожали, удары сердца больно отдавались в голове, с толстой нижней губы стекала густая слюна усталости, но он устоял. Упорный и живучий, он, шатаясь, пошел по опушке. Наклонялся, жадно брал губами снег, снова шел. И, словно уступая его силе жизни, все тоньше становилась вытекающая из раны струйка. Капли темной крови все реже метили его дорогу.

Трудно и долго шел раненый зверь через небольшую опушку к молодому осиннику. Есть не хотелось, но он ел. То ли подчиняясь привычке кормиться на рассвете, то ли чувствуя, что новые силы возвратят его к жизни, он медленно сжевывал тонкие ветви дерева. Потом наклонился, долго лизал корочку льда на осиновом стволе, а когда почувствовал кору, подцепил ее снизу зубами и, задирая морду, выдрал длинную полосу. Тщательно пережевывая, съел.

Он почти не разобрал вкуса привычной и любимой еды, но почувствовал себя лучше. Его уже не шатало, и он ушел в густой, увязший в глубоком снегу березняк, выбрал место повыше, откуда все хорошо слышно и видно. Постоял, прислушиваясь, переступил ногами и лег…

Тонкий звенящий наст сломался, сугроб обнял лося, закрыл от чужих глаз, мирно подтаивая под ним. Зверь лежал, набираясь сил. Над сугробом настороженно и совсем незаметно возвышались, сливаясь с черными прутьями кустов, чуткие уши лесного гиганта. Поземка еще посвистывала вокруг, скользя по насту, ветер позванивал в голых ветках берез и осин, но этот подтаявший наст уже был настойчивым признаком весны, и лес готовился ее встретить, долгожданную, бурную и солнечную.

Уг пролежал в сугробе до вечера. Солнце прогревало спину, пронизывая легким и сладким теплом все его огромное тело. Ему казалось, что эти желтые живые лучи шевелили, окутывали теплом жизни каждый волосок его длинной бурой шерсти, проникали в каждую пору толстой, но чувствительной кожи. Время от времени мелкая, едва заметная дрожь проходила по спине лося — от высокой, покрытой густой шерстью холки до короткого хвоста, — и это была приятная дрожь оживания… Лось спокойно и расслабленно дремал, улавливая, однако, все оттенки звуков леса, голоса птиц.

Когда большое солнце ушло за вершины сосен, разливая по стволам и ветвям свой алый холодный свет, потянул ветерок. Уг поднялся, немного постоял на затекших ногах, потянулся, поочередно разминая задние голени. Голова не кружилась, но он не ощущал своей обычной силы и уверенности. Нет-нет да и подрагивали предательски задние ноги. В раненом боку боль притупилась, но еще беспокоила, при каждом шаге давая о себе знать.

Лось вышел на опушку, постоял, вслушиваясь в наплывающие вечерние сумерки. Медленно, неуверенно ступая, спустился по отлогому склону к осиннику. Мерзлая корка наста иногда звонко подламывалась под его копытом, резкий звенящий звук катился по вечернему лесу, и тогда бык замирал, несколько мгновений пережидая, слушал эту серую мглу, наступавшую со всех сторон. Он понимал, вернее, чувствовал всем существом своим, что, случись сейчас встретиться с волками, ему вряд ли удастся убежать. Да и обороняться всерьез он бы, пожалуй, не смог. Единственной надежной защитой оставалась осторожность…

Войдя в осиновый молодняк, он сразу же, с краю, стал жевать молодые ветки, ел их с удовольствием, уже в полной мере ощущая вкус сочных ароматных побегов. Съел и тонкие березовые ветви с почками, попавшиеся ему.

В лесу стояла настороженная тишина. В такое время хищники готовятся выйти на охоту, а звери и птицы, ведущие дневной образ жизни, устраиваются на ночлег. Деревья в эти мгновения едва шевелят ветвями или совсем замирают. Даже ветер молчит, пережидая, пока день передает свои права ночи.

Медленно перейдя через овраг, Уг вышел к озеру. К тому самому, возле которого — он знал — было жилище людей. Обошел залив, внюхиваясь в запахи, идущие оттуда. Запахи были сложные, связанные с человеком. Значит, жилище не покинуто. Но сейчас — в этом Уг был уверен — людей в доме нет.

Лось полукольцом обогнул дом сбоку, не подходя к нему особенно близко. Зверь ступал осторожно, стараясь не скрипнуть, не хрустнуть копытом на мерзлом снегу. Почти бесшумно подошел к приотворенной двери сарая и заглянул внутрь. Это был старый сенной сарай, построенный, может быть, прежде самого людского жилья, стоящего неподалеку. Такие строения нередко можно встретить на северных таежных пожнях, по берегам лесных озер. У сарая не было одной боковой стены, и он не показался лосю опасным. Там было почти пусто, только у дальней стены оставалась высокая поленница дров, не истопленных за зиму, а на полу лежало прошлогоднее сено — трава, хоть и сухая, но зверь так соскучился по траве… Ему было тревожно — ведь он пришел к человеку! Бык в нерешительности стоял у входа. В лесу поднялся небольшой ветер, а внутри сарая было тихо, и запах сена дурманил голову лося. Он шагнул в темный проем, прошел в угол, лег. И сразу стал жевать эту пахучую вкусную сухую траву. Но почти тотчас встал. Его ничто не потревожило, просто он привык кормиться стоя. Зверь устал, потому что был ранен, болен, ему хотелось лечь, но он неспокойно ходил по сараю, торопливо жевал сено.

Стены и тревожили его и успокаивали. Они закрывали ему пространство для наблюдения, но защищали от ветра, прятали от врагов. Хотя волки вряд ли придут сюда. Если только прямо по его следу…

Поев сена, Уг прилег в углу, мордой к проему. Густой пар шел от его тела, выходил из ноздрей, изо рта.

Неожиданно с громким резким звуком доска под ним дернулась — он тотчас же вскочил, шарахнулся к выходу, у самых дверей замер. Старая половица дощатого пола не выдержала тяжелого лося и надломилась. Это испугало его, но умный зверь сразу же понял: такое случается… Бывает, с треском ломается ветка, на которую неосторожно наступишь. И успокоился.

1
{"b":"591591","o":1}