От этого воспоминания он вздрогнул и окончательно пришел в себя.

Мать твою!.. Что же он натворил?!

Сергей заворочался, не опасаясь больше произвести шум, взялся за крышку люка, чтобы распахнуть ее настежь и спуститься вниз.

Выйти на воздух, прочистить легкие, освежить голову, встряхнуться. А потом…

Потом бежать обратно, развязывать узлы, каяться, на коленях ползать! Заслужил!

Она, конечно, так, запросто его не извинит. Но ничего, кровью искупим!.

Железо крыши дрогнуло и загудело под внезапно налетевшим порывом ветра. Звякнули в оконной раме остатки разбитого стекла.

Сергей, успевший спустить одну ногу в люк и нащупать ею перекладину лесенки, настороженно замер. Из всех углов поползли шорохи, сливаясь в негромкий шелест теперь уже отчетливо слышных неторопливых шагов. Кто-то приближался из дальнего конца чердака. Под подошвами неизвестного громко заскрипел шлак, хрустнуло битое стекло.

Сергей втянул ногу обратно, выпрямился. Кого могла занести сюда нелегкая? На заночевавшего бича не похоже: слишком холодно для ночлега. Как же раньше не уловил чужое присутствие? Нюх потерял?

Рука нащупала под курткой рукоять пистолета.

Тьма вдруг поредела, хоть свету взяться было неоткуда. Может, ветер разогнал тучи и просочился в дыру окна лунный луч? Сергей вдруг увидел, как из-за поддерживающей стропила опоры выступил человек. Такой до чертиков знакомый, что не узнать его было просто нельзя.

Солдат в вылинявшем до белизны «хзбэ» — точь-в-точь такой, каким запомнился он Сергею во время той свиданки с матерью и женой — не спеша переступал по голосистому шлаку, будто не замечая застывшего над распахнутым люком мента. В одной руке воин сжимал знакомый металлический прут, другую прятал за спиной.

Теперь Сергей ясно различал каждую деталь, каждую черточку, и только лицо солдата скрывалось в сгустке черной тени, будто вымазанное дегтем.

Как он здесь оказался? Сбежал? Опять прошляпили спецы-конвоиры?! Или следователь едалом щелкнул? А прут? Он же приобщен к делу и хранится в комнате для «вещдоков»… Как он сюда вообще добрался? Зачем?

Но Сергей уже догадался, что на эти разумные вопросы ему ответв не получить.

Сознание вновь заволокла тошная муть и размышлять стало невмоготу.

Не дремали только рефлексы. Рука с пистолетом вынырнула из-под куртки, большой палец толкнул вниз флажок предохранителя — Ну-ка, руку из-за спины! Брось прут! — скомандовал Сергей осипшим голосом.

Солдат остановился в нескольких шагах от люка, и хоть теперь Сергей отчетливо различал даже пуговицы его изношенной робы, черная маска по-прежнему скрывала лицо.

— Да ладно вам. Чего шуметь? Здравствуйте, во-первых, гражданин капитан.

— Брось железяку, — машинально повторил Репин.

— Сам бы рад, но не выходит.

Солдат как бы в растерянности пожал плечами, тряхнул сжатой в кулак кистью, делая вид, что пытается освободиться от вросшей в нее арматуры.

— Никак! — Он снова затряс рукой, словно борясь с собственными непослушными пальцами. — Да вы успокойтесь, уберите пистолет.

— Ты кто? — спросил Сергей.

— Сами знаете.

— Зачем пришел?

Солдат помедлил, потом ответил будто виновато.

— Не знаю. Я не убежал. Я просто мертвый. Вчера в камере повесился.

Сергей, не удивившись, подумал вдруг: «Может, и правильно ты сделал, милок».

— Конечно, правильно, — откликнулся воин. — Куда же было деваться?! Я сначала в камере с опущенными сидел. Нормально было. Потом в общую перевели. Там человек двадцать. Лупили, а после отбоя завалили на шконку и до утра все хором…

Стеклорез мокрый, говорят, взломщик волосатых сейфов! По приговору, мол, тебя все равно не шлепнут, так за то, что ты сотворил, пока не придушим, долго будешь враскорячку ходить!

— Что, обидно? — скривился Сергей.

— Праведники нашлись! Сами-то после этого чем лучше? Я понимаю, я заслужил. А другие?.. Вы ведь, гражданин капитан, тоже убивали.

— Сравнил!.. — отмахнулся Сергей. — Не я, так он бы меня.

Но перед глазами встали забрызганные красным кирпичи под бревенчатым бараком… дымок над недостроенными стенами… потом истошно вопящий «бич», пойманный на свалке и поливаемый отобранным у него же одеколоном — щас зажгем тебя, падаль! (Не зажгли же Репин с Неклюдовым, так только, спичечным коробком потрясли.) «Вот сволочь! — подумал Сергей. — Вон, куда клонит! Не знает, что еще тогда на волоске висел». Репин вспомнил, как сразу после задержания, по горячке, вспыхнуло желание прямо здесь, в укромном уголке заводской территории, всадить гаду пулю. Например, при попытке к бегству или пресекая вооруженное сопротивление — не дожидаясь тягучего следствия и гуманного суда. Если честно, мог и всадить. Вложил бы после в руку какую-нибудь железяку или кирпич. Одно удержало: страх, а вдруг докопаются, и придется отвечать?!

Выходило, что проклятый солдат в чем-то прав, хоть и подлая выходила его правота.

— Вот видите, — прозвуча голос солдата. — Правда подлой не бывает. Здесь-то вы зачем, гражданин капитан?

Сергей не нашелся, что ответить. Воин сощурился, будто приглядываясь.

— Что это у вас с лицом?

А что с лицом? Сергей непроизвольно цапнул себя за щеку.

В этот момент свет наконец упал на физиономию парня, смывая черноту, и Репин понял, что он не врет. Щеки ввалились и мягкий пушок на них выглядел налетом бледной плесени, глаза превратились в костяные пуговки, пухлые губы опали и посинели.

— Так я говорю, лицо-то у вас… — напомнил мертвец.

— Да ты на себя посмотри! — выкрикнул Сергей У солдата физиономия заходила ходуном, будто под кожей шевельнулись громадные жирные черви, а ровные, белые зубы начали выпирать наружу звериными клыками. Уши задвигались, приобретая форму полусвернутого древесного листа. Живой мертвец превращался во что-то еще более страшное, преследовавшее Сергея во время его блужданий по Подземелью.

Но и с Репиным творилось что-то неладное. Ему вдруг показалось, что его щеки, лоб, подбородок шевелятся, выпирают буграми, как поверхность медленно закипающего жирного молока. Рот распахивается все шире, потому что из десен, разжимая челюсти, лезут острые клыки.

— Нет! — крикнул он, пытаясь стряхнуть наваждение. — Врешь!

И вскинул пистолет.

— Перестаньте, — прежним голосом сказало чудовище. — Так вы ничего и не поняли.

Там, внизу, уже все собрались. Сейчас сами увидите. Теперь мы все вместе.

Из-за другой чердачной опоры появилась девушка с распущенными, закрывающими лицо волосами, точь-в-точь такая, какой мелькнула она недавно перед Сергеем во время его блужданий по закоулкам дворов.

У солдата, незаметно обретшего свой обычный — прижизненный — облик, выпал из руки обломок арматуры. Девушка тряхнула головой, волосы рассыпались, но вместо страшной маски Сергей увидел ее лицо — совсем как на той, запомнившейся ему фотографии.

Сергей вдруг догадался, почему везде и всюду неотступно следовала за ним эта несчастная убиенная девица, жертва собственного легкомыслия и лап Подземелья.

Так, должно быть, могла выглядеть его собственная непутевая душа.

Девушка приблизилась к солдату, встала рядом, протянула руку и обвила пальцами освободившуюся кисть своего убийцы. Так и стояли они, взявшись за руки, молча глядя на Сергея, и тот подумал, что при жизни девчонка, возможно, успела сперва и вправду влюбиться в белобрысого ублюдка своей полудетской, глупой любовью. Но предательство и злодеяние, за которые уже заплачено сполна, больше не разделяли их.

Значит, пройдя сквозь Подземелье, можно увидеть свет?

Сергей повернулся, оставляя парочку за спиной, и прыгнул в распахнутый люк.

Ступни ударились о бетонный пол. Перила, отделяющие площадку от лестничного пролета, врезались в ребра, и он едва не вскрикнул от боли. Однако он убедился, что ничего себе не сломал.

Сергей не знал, что делать дальше. Призрачный свет, недавно заливавший чердак, угас. В полной темноте хватаясь рукой за перила, как за путеводную нить, он начал спускаться по лестнице. Если удастся вырваться, он найдет Раису. «Спаси! Я люблю тебя!» — чуть не крикнул он вслух.