Когда это было?

В тот раз к появлению Репы в «штабе» на поломанных ящиках заседала уже теплая компашка: Сережкины сверстники Валерка и Толян, а вместе с ними долговязый юнец по кличке Бебзик, тощий, сутулый, с обветренными, чумазыми ручищами, далеко торчащими из коротких рукавов кургузого, не по росту пиджачка. Верхняя губа Бебзика поблескивала вечным намеком на готовую выпасть из ноздри соплю. Был он старше остальных года на три, но учился во вспомогательной школе и предпочитал общаться с «малышней». Мать Бебзика пила нескончаемым запоем и нередко валялась по углам двора, отец с рождения отсутствовал, поэтому свободен был парнишка, как бродячий кот. А от нечего делать часто становился заводилой во всяких сомнительных затеях.

Вот и сейчас, когда Репа протиснулся в щель «штаба», явно что-то такое тут затевалось. Друзья-приятели переговаривались шепотом, вид имели загадочный и на Сережкино приветствие многозначительно не ответили, только дружно повернули стриженые головы навстречу. Репа заметил, что из-под задрипанного Бебзикова пиджачка торчит усатая кошачья морда, и сразу понял, что это неспроста. Не числился Бебзик в юных натуралистах.

Репа хотел спросить, для чего кошак, но компашка вдруг засобиралась.

— С нами пойдешь?

— Какой разговор!

Одному, что ли, тут оставаться? Серая худая кошка (или кот, они не выясняли) сидела до этого смирно, но когда ватага полезла из «штаба», размяукалась, принялась выдираться, вытянув шею и орудуя выпущенными когтями. Даже руку Бебзику раскровянила.

— Сиди, падла!

Бебзик дал ей щелбана между ушей. Кошка втянулась под отворот пиджака, притаилась.

Они отошли недалеко, под глухую стену барака. Репа все никак не мог сообразить, какая такая предстоит потеха? Возле груды спаянных раствором кирпичей Бебзила остановился, глянул оценивающе.

— Годится!

Он извлек кошку из-за пазухи, ухватил, за задние лапы. Пацаны расступились, освобождая место.

Попятился и Репа, сообразивший наконец, что тут затевается. Гадкая слабость разлилась внутри, даже коленки задрожали. Он хотел крикнуть, чтоб прекратили, на фига это, но то ли не успел, то ли голос его не послушался.

Висевшая вниз головой кошка начала извиваться и завывать, как только кошки и умеют: жалобно, жутко, словно не то младенца мучают, не то Синяя Рука сейчас покажется. И вместе с этим завыванием нарастала во внутренностях у Репы незнакомая, пугающая дурнота, грозила повалить с ног и зажать ему глаза черными, холодными ладонями.

Бебзик размахнулся. Мелькнуло в воздухе кошачье тельце, хрустко шмякнуло на кирпичах.

Но не получилось с первого раза.

Описывая предсмертную дугу, кошка взвизгнула совсем уж непереносимо, но тут же смолкла. Еще и еще взлетала над щербатой глыбой вытянувшаяся мохнатая тушка.

Что-то теплое брызнуло Репе на руку, и он машинально вытер ее о штаны.

Напоследок Бебзик саданул кошкой о бревенчатую стену барака и зашвырнул размозженный трупик в кусты. Готова!

В «штаб» возвращаться не стали, разбрелись молча в разные стороны.

Плохо соображая, Репа приплелся домой, обедать не стал, встревожил мать непонятным своим состоянием. Вечером он долго не мог заснуть. Перед глазами стояла недавняя «забава». Болью отдавались в голове хрусткие удары. Тошно становилось и… как-то еще. …Дня через два собрались в сарае у Бебзика. Хозяин приподнял опрокинутый вверх дном ящик, вытащил из-под него здоровенного рыжего кота. Ого-го! Не сговариваясь, компания направилась за барак. Кот под рубашкой у Бебзика не помещался, ушастая башка торчала наружу, заходясь мявом. Поэтому двор пересекли торопливо и воровато, словно краденое несли.

На этот раз себя испытал Толян, и, хоть был он щупленький и очкастый, получилось у него ловко и сноровисто, с двух ударов. Не то, что у Бебзика в прошлый раз.

Разбегаться теперь не спешили, стали носиться друг за другом между сараев, хохотали, как ненормальные, насмехаясь над придурковатым переростком. Бебзик скалился: завтра покажу, как надо.

Оказалось — не зайчился и, правда, показал.

Сперва они долго никого не могли поймать. Кошаки, будто почувствовав, что на них идет охота, попрятались, а которые не попрятались, при появлении ловцов разбегались, как угорелые. Толян предложил снять с окна Валеркиной соседки ее пушистого сибирского, он как раз там на солнцепеке развалился. Но Валерка почему-то заупрямился, не дал.

Потом попались сразу два. Обрадованная такой удачей компашка вприпрыжку двинула за барак.

Бебзик взмахнул рукой всего один раз, и уже готово.

Неинтересно получилось, как-то не до конца, что ли. Весь задор остался на месте.

Но был же еще и второй в запасе.

Теперь за дело взялся Валерка. Однако, то ли руки у него были слабые, то ли шерсть оказалась скользкой, но хвост, как кусок жирной глины, выдавился из кулака и недобитый котяра, кувыркаясь, полетел в высокую траву.

Говорили же, за лапы держи, а не за хвост! Хвост и оторваться может. Они дружно кинулись искать, но подранка и след простыл. Живучий, гад, оказался. Бебзик махнул рукой: ладно, сам подохнет, нормально ему досталось.

И опять отчего-то взбудоражились. Дико хохотали, гонялись друг за другом, непонятно в какую игру играя, сцеплялись, падали, катались по земле. Потом дружно навалились на Бебзика, защекотали, стали сдирать штаны, чтоб посмотреть, какой у него «моня». Репа вдруг почувствовал, как зашевелился в паху мало его до той поры беспокоивший отросток. Приторное помрачение распространилось в голове и в груди. Будто осталась позади неведомая черта, и страшное, только попервости казавшееся страшным, обернулось вот каким: тягучим и сладким, как ириска. У Репы свело низ живота, поджались ягодицы, он весь напрягся, словно в предвкушении неведомого наслаждения.

До слез хохочущий Бебзик почувствовал, как с него сползают штаны, и начал отбиваться всерьез. Заехал Толяну в глаз, а Валерке по губе. Но они втроем одолели, долго возили брыкающегося переростка по земле, тыча в орущее лицо кулаками, пока из разбитого Бебзикова носа не хлынула кровь.

От красной струи отшатнулись. Бебзила вывернулся, вскочил, подтягивая перепачканные штаны, потом, присев, зашарил рукой по земле. Разбегаясь, троица слышала слезливо-злобные вопли переростка и шелест летящих ей вслед кирпичей.

Компашка на несколько дней распалась. Было как-то не по себе, да и Бебзик грозился переловить по одному. Но запретная забава крепко уже прельстила и повязала, а у переростка память оказалась коротка. После примирительной перебранки снова сплотились. Теперь настала очередь Репы.

И он не ударил лицом в грязь, хоть все же не так ловко у него вышло, как у Толяна.

Потом снова носились по захламленным задворкам, играли в догонялки, пойманного валили наземь и норовили ухватить за то самое, не предназначенное для хватания место. На этот раз обошлось без драки, потому что обиду пересиливало еще мало им знакомое удовольствие.

А к следующей встрече Бебзик припас бутылку керосина.

Загодя отловленного кашака посадили в мешок и понесли на ближнюю стройку, где по случаю выходного дня только ветер гулял. Толян держал, а Бебзик булькал пахучей жидкостью на прижатую к земле жертву. Коробок в руках у Репы прыгал, спички ломались. Валерка не выдержал, отобрал, аккуратно чиркнул. Вспыхнуло маленькое пламя, и они сгрудились, протягивая ладони, чтоб защитить огонек от ветра. Кот, воспользовавшись моментом, едва не сбежал, но Толян проявил бдительность.

Керосин разгорался медленно, и кот в первые секунды так и сидел, будто в недоумении, видать, не чувствуя еще подступающего ада. Потом раздался утробный вой. Огненный комок заметался среди шарахнувшихся в стороны пацанов, укатился в лабиринт недостроенных стен, исчез из виду, и в той стороне пополз в небо полупрозрачный столбик темного дыма.

Сторож, пожилой толстый мужик в рубашке военного образца, появился неслышно, так что, вздумай он их ловить, не успели бы разбежаться. Но сторож никого ловить не стал. Над самыми их головами раздался вдруг негромкий голос: — 'Что же вы делаете, гаденыши? Зачем же так над животными..