— Что это за нихрен такой? — удивился Рожа, — никогда о нем не слышал.

Одноглазый с усмешкой посмотрел на меня и пояснил:

— Скок у нас очень сказки любит слушать. Дома — дедушку Рэммериха, у людей Травы — Железяку, у Людей Воды — Пароума. Ни хрена никакого нихрена нету, понял, Скок?

Я не обратил внимания на его нападки и продолжил:

— Нихреновым доспехам никогда ничего не делается.

— Я же говорил, что это вы ударение не правильно ставите, а не я, — снова перебил меня Рожа.

Я и на это не обратил никакого внимания и снова продолжил:

— Пароум утверждает, что его можно найти на самых нижних уровнях, если хорошо искать. Надо взять тренированного буку и…

В этом месте Одноглазый громко фыркнул и выразительно постучал себя по голове. Я удивился своему долготерпению и опять-таки продолжил. О, боги, откуда у меня только силы берутся?

— Одетые в нихреновые латы, мы бы спокойно пробрались в крысятник и придушили бы там их королеву, — закончил я свою мечту.

— Никуда бы ты в своих нихреновых доспехах не добрался бы, — возразил мне Одноглазый. — Знаешь, что случилось бы с тобой в крысятнике? — спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил — крысы бы просто легли на тебя штук тридцать большой кучей и, подменяя друг друга, так бы и лежали в течение нескольких дней, пока бы ты в своих немнущихся доспехах не издох.

— А у меня бы был с собой нихреновый меч, — возразил я, — и я бы их всех…

— Нет, ничего бы у тебя не вышло, — перебил меня Рожа, — нихреновый меч потому так и называется, что не режет ни хрена, — и они с Одноглазым весело заржали.

Ну, что за люди? Что за люди! О боги, сделайте так, чтобы Рожа подавился, ну, пожалуйста, ну прошу вас.

Рожа-Рожа, не лыбись, Рожа, Рожа, подавись!

Слюнки, слюнки, растекайтесь, не в то горло затекайте!

Веселый заливистый смех Рожи плавно перешел в надсадный кашель. Копающийся в мозгах остановился и начал отплевываться, пытаясь вернуть себе способность дышать, а Одноглазый принялся заботливо стучать его по затылку. Я же, довольный, пошел дальше. “А жалко, что у Рожи никакой еды во рту не было“, — мечтательно улыбнулся я, представив себе, как гнусный насмешник зеленеет и судорожно сует себе руки в горло, пытаясь достать застрявший там кусок. Не успел я как следует насладиться своей маленькой местью, как вдруг со всего размаху налетел на незамеченный мной выступ стены.

“Неужели какой-то дрянной кашель Рожи стоит шишки на моем лбу?” — расстроено подумал я, потирая больное место. Стерев слезы с глаз, я осторожно потряс головой и внимательно прислушался. Слава богам, в голове ничего не перекатывалось и не булькало. На этот раз обошлось без переломов.

Пароум утверждает, что у него есть маленький кусочек нихрена, но никому его не показывает, боясь воровства. У меня же есть парочка хороших тренированных бук. Мои буки, да его нихрен в сумме могли бы дать сказочные доспехи. Не думаю, что он откажется от участия в экспедиции на нижние уровни. Слишком много завистников стало утверждать, что Пароум все врет и никаких хоботов в глаза не видел. Хотя, честно говоря, мне тоже не верится, что на нижних уровнях можно встретить хобот на волосатых ножках. Ну, что же, будет шанс проверить.

Полностью поглощенный разработкой экспедиционных планов, я и не заметил, как добрался до своей норы. Почти тут же ввалились Одноглазый с отбитой рукой и Рожа с красными мокрыми глазами, продавленными на спине доспехами и кровавой опухолью на затылке. Судя по всему учитель слегка перестарался с помощью.

— Смотри-ка, Скок, какая-то из твоих пигалиц изменяет тебе, — Одноглазый увидел мою большую шишку на лбу, — Марица, что ли?

Я сделал вид, что пропустил его шутку мимо ушей, решив, однако, отомстить ему во время обучения. Почему бы не объяснить Одноглазому, что выходить из себя нужно не через глаза, и даже не через рот, а совсем наоборот. О, опять стихи получились! Ну, ничего себе, я даю. Когда-нибудь я перескажу вам эту историю заново, в стихах. Вы будете слушать и освещать мое лицо горящими от зависти глазами. Потомки же станут отмечать годовщины моих рождения и смерти и искать в творениях моих глубокий смысл…

Кстати, а о чем я рассказываю?

Да? Ну хорошо…

Проснулся я, значит, как-то утром, а из норы не вылезти. Что такое думаю? Почему это голова не пролазит. Пощупал ее, а там рога! Большие такие, ветвистые, как у Болтуна после свадьбы Ну, думаю, Кнопка, мать твою, из Трав вернешься — я тебе покажу! Я тебе…

Что, дедушка Рэммерих?

О боги! Ну, конечно! Я набил шишку, а Одноглазый про рога пошутил.

Я от души повеселился, обучая учителя полетам души. Однако эта зараза не дала мне насладиться самым главным. Когда его рот глупо раскрылся, а тело обмякло, я замер в ожидании, предвкушая болезненные корчи Одноглазого, неизбежные по возвращению души в усохшие мозги. Мой ученик крайне разочаровал меня. Очнувшись, он тихонько простонал, потер себе виски, мотнул пару раз головой, и все.

— Что, болит? — с надеждой спросил я.

— Да так себе, терпеть можно, — ответил Одноглазый и стал, булькая от восторга, описывать нам свой первый внетелесный опыт.

Я же стоял как громом пораженный. Плохой из меня учитель вышел. Никудышный. Мой ученик явно сделал что-то не так, неправильно, но при этом вышел из тела и удачно вернулся обратно. Ну, Одноглазый, зараза, опять всё напутал. Ну как же так можно, ничего человеку доверить нельзя. Все делает через… Ну-ка, ну-ка.

— А ты как выходил? — перебил я Одноглазые восторги.

— Конечно через глаза, неужели ты думаешь, что я не помню, как ты раньше о своих вылазках рассказывал и поверю твоим шуточкам. Стыдитесь, молодой человек, мы серьезное дело делаем, а вы… — Одноглазый укоризненно покачал головой.

И тут меня осенило. Все очень просто. Мысли у Одноглазого сухонькие, влаги в них мало, вот мозги и скукожились у него давным-давно. А душа его тоже, явно не широкая, а карликовая, худенькая. Привыкла ютиться в маленьких мозгах. Поэтому когда Одноглазый вышел из себя, мозги-то его совсем и не ссохлись, просто дальше некуда было, вот и вернулся он назад почти безболезненно. Ну и везет же некоторым. Хорошим человеком вообще трудно быть, а умным, оказывается, еще труднее. О боги, где справедливость?

— Ну что, Скок, утро вечера мудренее, — Одноглазый вывел меня из ступора, — завтра раненько приду к тебе и мы отправимся в обитель троллей. Они будут уже отходить ко сну, станут вялыми, полуслепыми. Вот тут то мы и прикинемся богами. Может быть, они не заметят подмены, или за новеньких примут.

— За каких новеньких? — я просто обалдел от той чепухи, которую нес Одноглазый. — Что ты мелешь? С чего ты взял, что тролли по утрам становятся полуслепыми и вялыми? Тоже мне знаток нашёлся.

— Но ведь ты же, Скок, поздно вечером становишься слепым и полувялым, — вмешался Рожа. — Я не думаю, что психическая организация троллей сильно отличается от человеческой. Одноглазый прав.

— Это ты, Рожа, по вечерам становишься полувялым, — злобно прошипел я, — а я…, а да пошли вы все… Завтра разберемся.

И я, больше не обращая внимания на своих как бы гостей, рухнул на лежанку и мгновенно заснул.

— Вставай, лежебока, — Одноглазый нерешительно потрепал меня, — работать пора.

Я с трудом открыл глаза и с изумлением воззрился на учителя с Рожей.

— Вы что, еще здесь? — с трудом пролепетал я, — завтра, завтра, все завтра. — я махнул рукой в сторону лаза, — идите давайте.

Одноглазый рухнул рядом и сообщил:

— Уже завтра.

— Он зачем? — не раскрывая глаз, я указал в сторону Рожи.

— Буду держать руку на пульсе, то есть руки на пульсах, — доложил Копающийся в мозгах.

— Молодец, — мотнул я головой и уснул. Жесткий тычок вернул меня к действительности.

— Кончай дрыхнуть, перед смертью не надрыхнешься, — мрачно пошутил Одноглазый.

— Я есть хочу, — сообщил я учителю, — я, как крысы появились, вообще есть перестал.