Волшебные сказки — сказки фантастические, чудесные. В них совершенно особенные персонажи. Это, прежде всего, чудовища: Кощей Бессмертный — страшный, сильный старичище, похищающий женщин — как правило, мать, жену или невесту героя сказки; Баба- Яга — «костяная нога, сама на ступе, нос в потолок, одна нога в правый угол, а другая — в левый»; Змей, пышущий огнем, о трех, шести, девяти или двенадцати головах… Ведьмы, колдуны, волшебники, черти населяют эти сказки. Они несут гибель людям и царствам; они необыкновенно сильны, агрессивны. Злое начало воплощают в себе и человеческие персонажи: ненавидящая детей мужа мачеха, старшие братья героя и т. д. Со всеми ними ведут борьбу не на жизнь, а на смерть положительные сказочные герои — Иван-царевич, Иван-дурак, Марья Моревна… Их отличает скромность, трудолюбие, верность, доброта, готовность прийти на помощь, бескорыстие. Мы сочувствуем им в трудную минуту, радуемся их победам. Только таким героям служат волшебные помощники, только они становятся обладателями волшебных предметов. Ивана- царевича выручает из беды серый волк; герою сказки «Сивко-Бурко» приходит на помощь чудесный конь…

Волшебные сказки — своеобразный вид устной приключенческой литературы народа. Как с неослабевающим вниманием читаем мы современные фантастические повести о приключениях людей на далеких планетах, так с огромным интересом следим и за путешествием сказочного героя в «тридевятое царство, тридесятое государство». Здесь его поджидают чудеса, неожиданные испытания, здесь ему нередко угрожает смерть. Но все в волшебных сказках закапчивается благополучно — чаще всего женитьбой Ивана-царевича или Ивана-дурака на распрекрасной царевне или королевне.

Сказки-легенды назидательны, моралистичны. Они всегда рассказывают об очень серьезном в жизни человека, поднимают художественное изображение конкретного события на уровень социально-философских обобщений. В сказке «Золотой топор» бедный мужик за свою честность получает серебряный и золотой топоры, а богатый из-за своей жадности и нечестности лишается и собственного топора. Таковы же сказки-легенды — «Чудесная молотьба», «Пиво и хлеб», «Горький пьяница», «Жадная старуха» и др.

Бог, апостолы, святые в легендарных сказках не имеют ничего общего с теми представлениями о них, которые стремилась внушить народу церковь. Сказки-легенды — это, собственно, народные апокрифы[5]. Героями здесь являются библейские персонажи, но ни сюжеты, ни содержание не совпадают с официальным вероучением, поэтому, как увидим далее, их издание в условиях дореволюционной России было весьма затруднительно. Более того, рядом с библейскими персонажами в легендарных сказках встал мужик — и их создатель, и их исполнитель, лицо, сугубо заинтересованное в том, чтобы жизнь его на грешной земле была лучше.

Особенно сильно сатирическое начало, способствующее выражению социальных симпатий и антипатий народа, проявилось в социально-бытовых сказках. Героем их является простой человек: крестьянин, кузнец, плотник, солдат. Они трудолюбивы, наделены жизненным оптимизмом и вместе с тем часто находятся в бедственном положении, особенно подчеркивается нищета мужика: ему и его семье нечего есть, не во что одеться.

В сказках о животных, в социально-бытовых сказках нас поражают невероятные ситуации: чтобы брат брату выколол глаза — быть этого не может! Но сказка нарочито сгущает краски: раз уж родственные узы рвутся из-за стремления обогатиться, то что же говорить о людях, не связанных родством! Сказки осуждают стремление к обогащению: оно связано с потерей человеческого облика, ведет к преступлению.

Социально-бытовые сказки ярко показали социальные противоречия феодального общества. Человек-труженик, создающий материальные и духовные ценности, живет в кабале, в унижении, а его враги — помещики и попы — в богатстве, безделье. Но это — изначальная ситуация в сказках. Ведь в жизни должно быть по-другому: кто не работает — тот не ест! И сказки зло смеются над помещиками и попами…

Значительная часть социально-бытовых сказок принадлежит к числу антирелигиозных, антиклерикальных, антицерковных. Народ издавна создавал свою атеистическую литературу. В ней он высмеивает догматы православной церкви, наивную веру в потусторонний мир, в святых, в различного рода «чудеса», высказывает резко отрицательное отношение к служителям культа.

«Тот свет» в сказках, как и принято в христианстве, делится на рай и ад. В раю — место святым, безгрешным, в аду — провинившимся на земле. Сказки изображают ад и рай, но по-своему, не по-христиански, а по-народному. Оказывается, в раю не так уж хорошо! Человек с того света смотрит на землю, думая о родных, близких, стараясь помочь им. И рай хочет переделать на земной лад…

В то же время и ад не пугает простого человека. Ведь на земле его жизнь не лучше, чем жизнь в аду! К чему запугивания? Кузнец показывает черту условия своей работы на заводе, и тот в страхе убегает! (сказка «Черт и кузнец»).

Сказка не щадит никого — ни барина, ни попа, ни мужика, ни его жену. В сказках высмеиваются народные суеверия, беспросветная глупость тех, кто слепо верит в загробную жизнь, в чудеса, в «святые явления» и пр. Прихожане верят, что мир сотворил дьякон (сказка «Дьякон мир сотворил»), плачут, слушая проповеди попа, не понимая их (сказки «Как солдат бабу окрестил», «С того света выходец», «Микола Дупленский», «Святая вода» и др.). Эти ли не яркое подтверждение слов Пушкина, писавшего: «Религия чужда нашим мыслям и нашим привычкам»[6].

Жили-были… Сказки и были, и жили, но существовали не сами по себе. Их исполняли, их слушали… Могла ли церковь мириться с тем, что рассказывал о боге, святых и священниках простой мужик? Конечно же, нет… По словам Белинского, церковь всегда была опорою кнута и угодницей деспотизма, поборницею неравенства, льстецом власти и гонительницею братства между людьми. Вместе со светскими церковные власти жестоко боролись против фольклора: ведь он высмеивал власть имущих и их прислужников — священнослужителей. Церковники преследовали любое проявление свободомыслия, для них было кощунственно и опасно все то, что противоречило господствующей официальной политике и идеологии. Церковные поучения полны прямых запретов «басни баять, песни петь и в гусли играть».

«Басни баять» — это рассказывать сказки. Запрещались, разумеется, не детские сказки, не волшебные или сказки о животных, а социально-бытовые: о барине, о попе, о царе… В указе царя Алексея Михайловича (1649 г.) повелевалось, например, воеводам выявлять и строго наказывать тех, кто сказки сказывает «небывалые и празднословием и смехотворством, и кощунством души свои губят».

Антицерковный, антиклерикальный фольклор являлся одним из самых действенных средств зарождавшейся революционной борьбы. Суровым гонениям в XVII веке подверглись, например, скоморохи — древнерусские бродячие актеры. Значительное место в их репертуаре занимали антипоповские сказки. Преосвященный Иона, митрополит Ростовский и Ярославский, в 1657 году в Устюжском и Усольском уездах, а также в Соль-Вычегде учинил закон крепкий: «Чтоб отнюдь скоморохов и медвежьих поводчиков не было и в гусли б и в домры, и в сурны, и в волынки, и во всякие бесовские игры не играли, и песней сатанинских не пели, и мирских людей не соблазняли…»

Но запрет и преследования начались не в XVII веке, а гораздо раньше. До нас дошли свидетельства о гонении на фольклор («от бесов рожденный») из глубины веков. Серапион, епископ Владимирский (XIII в.), в своих поучениях упрекал паству за то, что она не чтит «божественные писания», а слушает «басни человеческие».

Немало случаев преследования знает XIX век. Духовная цензура особенно была пристрастна к изданиям, в которых публиковался антирелигиозный, антицерковный фольклор. Задерживались издания, составителей вынуждали убирать из сборников «опасные и вредные» материалы, подрывающие устои помещичье- самодержавного строя, авторитет русской православной церкви. Серьезные нападки со стороны церковников претерпевали прежде всего фольклорные сборники сказок.