«С этими людьми ты пережил с десяток самоубийственных ситуаций. Что изменит ещё один прыжок?»

Я закрываю глаза и поднимаю коробку.

— Знаете, как расшифровывается BABL? — спрашиваю я у всех и ни у кого в частности.

— Никогда не встречала того, кто знает, — отвечает Томсен. — Я всегда считала, что это Buried American Broadcast Lock — Скрытая американская блокировка вещания.

Нора раздумывает.

— Big Apple… Barrier Language — Языковой барьер Нью-Йорка?

— Butt And Breast Lover — Любитель попок и буферов, — предлагает М. Я делаю медленный выдох, готовясь к длинной исповеди.

— Это Bicoastal Agitation Blocking Lattice — Прибрежная сеть агитационного блокирования.

Все взгляды направлены на меня.

— В ней два генератора. По одному на каждом побережье. Помехи не уйдут, пока не будут уничтожены оба.

— Где? — чуть не визжит Томсен, дрожа так, будто сейчас кинется на меня. — Где второй?

— Где-то на Стадионе. Он является частью вещательной станции ЛОТОСа. И Аксиома сидит на нём.

Я чувствую, как их взгляды пытаются проникнуть в меня и раскрыть мои тайны, но я их и так больше не скрываю. Моя новая жизнь совсем юна. Прошлое занимает большую часть меня. Если я его вырежу, от меня останется только тонкая кожа и пустота внутри.

— Они давно планировали это, ещё до перерыва, до землетрясения, — я разрешаю словам литься из меня запинающимся потоком. Я прячу лицо в ладонях и опираюсь локтями о колени. — Они умерли, но вернулись, и они не остановятся, — я смотрю на город сквозь пальцы, стараясь не видеть взглядов своих друзей. — У них уже есть сеть вещания. Скоро они получат Мёртвых. Потом Живых. А потом всё остальное.

Бриз теребит мне волосы. Когда солнце опускается вниз, несколько лучей оранжевого света проникают сквозь рваные тучи. Ежедневная солнечная рутина, не обеспокоенная хаосом, происходящим здесь на Земле.

— О чём ты говоришь? — тихо спрашивает Эйбрам. — Как ты это узнал?

Я не отвечаю Эйбраму. Я отвечаю Джули. Я смотрю на её лицо и говорю:

— Я вспомнил, кем я был.

У неё огромные перепуганные глаза, как ледяные метеоры, несущиеся к Земле, но я сопротивляюсь желанию отвести глаза. В этот раз я не сбегу. Я разрешу ей залезть в меня и копаться, и пусть она получит всё, что там найдёт.

Но час суда не наступает. По крайней мере, не сейчас. Вместо того, чтобы требовать ответы и расспрашивать меня о моих грехах, она отворачивается к горизонту и говорит:

— Нам нужно остаться.

Я понимаю, что не дышал. С благодарностью вздыхаю.

— Остаться? — говорит Нора. — Что ты имеешь в виду?

— Мы продолжаем спорить о том, спрятаться или сбежать. С каких пор это стало нашим единственным выбором? Это два варианта сдаться?

Нора хмурится.

— Хмм… Джули… ты очень настаивала на втором варианте.

— Знаю, — она качает головой. — Я была напугана. Говорила себе, что мы найдём помощь и приведём её домой, но всё пошло к чертям… — я замечаю влажный блеск в её глазу. — … а потом появилась мама, и я просто… сломалась, — она смотрит на Эйбрама сквозь слёзы. — Прости. Я правда прошу прощения.

Эйбрам ничего не говорит. У него каменное лицо.

— Но ты прав, Р, — она секунду смотрит на мои ноги, потом поднимает на меня глаза. — Я не могу её спасти, — она поворачивается к Норе. — И ты была права. Она бы не хотела, чтобы я пыталась сделать это, наплевав на остальное, — она вытирает глаза рукой и стискивает зубы. — Мы не можем спрятаться, не можем сбежать. Мы должны остаться и сражаться.

Минуту или две единственным звуком остаётся визг радио Томсен, поскольку она рассеянно бегает по частотам. Я ждал, что Эйбраму будет что сказать, но он просто смотрит то на меня, то на Джули со странной пустотой в глазах.

— Сражаться с Аксиомой? — говорит М, держась за голову, будто бы она болит. — Как?

Томсен возвращается на федеральную волну, и Джули тычет в радио с гримасой отвращения.

— Я скажу. Начнём с этого.

— Аксиома обеспечивает уверенность в сомнительные времена, — говорит серьёзный женский голос, пока нарастает музыка. — Как можно полагаться на своего ближнего, если он так же отчаялся, как и ты? Лишь Аксиома стоит над толпой. Лишь Аксиома достаточно преуспела, чтобы ей можно было довериться.

— Не похоже, что у них есть непреодолимая армия, — говорит Джули. — Они не захватывают страну силой. Люди позволяют им это, потому что считают, что это лучший вариант. Потому что они знают только то, что им говорит Аксиома.

— В наших процветающих современных городах вы найдёте еду, убежище и работу для всей семьи. Вы будете спокойно спать среди толстых стен и обученных солдат, пока вертолёты парят над вашими головами, как ангелы- хранители.

— Меня уже тошнит это слушать, — рычит Джули. — Старое правительство или Аксиома, это всё один и тот же голос. Один орущий говнюк перекрикивает остальных.

— Насильники, — распевает мужчина, когда музыка мрачнеет. — Серийные убийцы. Педофилы. Террористы. Бесчеловечные монстры, которые хотят сожрать ваши семьи…

— Ему пора закрыть пасть, — она хватает радио и крутит выключатель. Кажется, Томсен не возражает.

Я поднимаю себя со скамейки. С выпрямленной спиной я почти так же высок, как и М. Я наполняю лёгкие вымытым дождём воздухом и издаю властную фразу:

— Давайте уничтожим BABL.

Мрачная улыбка появляется на лице Томсен. Нора сжимает губы и зубы, но кивает.

М пожимает плечами, будто я предложил прокатиться до магазинчика за углом.

— Это мне подходит.

Но я вижу, что с Эйбрамом что-то творится. Он смотрит в землю, печальный и уставший. Трясёт головой, будто внутри него идёт горький спор. Затем он останавливается. Поднимает глаза на Джули.

— Удачи. И уходит.

— Ты куда? — кричит Нора ему вслед.

— Я иду искать свою дочь.

— Мы тоже! Возвращайся!

Я вижу, как он качает головой.

— Нет, вы собираетесь уничтожить BABL, разоблачить Аксиому и построить новый мир. А я иду искать дочь.

— Мы поедем в одно и то же место, тупая задница! Если мы не найдём её по дороге в Убежище, то найдём в самом Убежище!

— Вы не дойдёте до Убежища. Мир сожрёт вас заживо.

— Ты говорил себе, что мы можем тебе помочь!

— Я ошибался.

Нора вскидывает руки. М с сомнением смотрит на меня и Джули.

— Мне остановить его? — он щёлкает костяшками пальцев. — Мне не нужно оружие, чтобы взять человека в заложники.

Кажется, Джули его не слышит. Её лицо напряжено от переплетающихся эмоций, когда она смотрит, как уходит Эйбрам, поэтому я отвечаю за нас обоих.

— Пусть идёт.

Я чувствую вину из-за облегчения, которые испытал, выпустив из своего рта эти слова. Мы тащили этого мужчину через всю страну, надеясь, что он выйдет из своего ступора, увидит в своей жизни свет и пойдёт к нему, но вместо этого он ушёл. Он сказал: «Свет слишком далеко, его никому не достать», и ушёл. Я устал от него. Я устал и от него, и от людей, которые его создали, и от людей, которых он бы создал, если бы мог. Я устал от традиций и наследия существования, которое он несёт, и если он хочет унести их подальше от нас, я скажу — пусть.

Но, как всегда, Джули горячее меня. Она сдаётся последней. Она рвётся за ним.

— Эйбрам!

Я держусь на расстоянии, на случай, если ситуация обострится.

— Эйбрам, стой!

— Знаешь, что самое смешное? — без следа улыбки говорит он, не сбавляя шага. — Ты продолжаешь извиняться за то, что выстрелила в меня и взяла в заложники. Но это — единственное, за что я мог бы тебя уважать.

Джули упирает руки в бока.

— Это был единственный раз, когда я увидел, что ты жертвуешь своими принципами, чтобы сделать необходимое для своей семьи. А теперь ты повернула назад. Бросила мать и бежишь спасать мир.