Наконец мы выбираемся из скользкой гнили леса на бетонное плато И-5, и Эйбрам разгоняет Порше до скоростей, на которых наверняка не гонял в своей жизни до апокалипсиса. Тогда машины были просто дорогими знаками могущества, полными неиспользуемой мощи.

Сейчас её можно использовать на всю катушку — спидометр показывает 160.

— Он не сработает, — говорю я. — Твой план.

Я жду возражений, но Эйбрам ничего не отвечает.

— Ты не сможешь от них убежать. У них есть самолёты.

— Их не так много, чтобы тратить на охоту за нами, — слабо протестует он.

— У них есть вертолёты. Он молчит.

— Они найдут нас. Скоро. Тишина.

— Эйбрам. Ты не доберешься до своего домика.

— Я знаю! — насупившись, огрызается он, глядя на меня в зеркало. — Но спасибо, что объяснил это моей шестилетней дочери.

Спраут смотрит на меня. Тревога в её глазах приближается к точке росы.

— Они поймают нас?

— Нет, малыш, — говорит Эйбрам. — Посмотри, как мы быстро едем. Они нас не поймают.

— Р, — говорит Джули, видя, как переживает Спраут. — Почему ты так говоришь?

Я смотрю вперёд, разглядывая пейзаж, расстилающийся перед нами от леса до равнин и древних индустриальных руин.

— Нам нужно ехать туда, где они нас не увидят.

Каждые несколько секунд Эйбрам бросает взгляд на зеркало, проверяя плоское пространство автострады. Свет отражается от машин позади нас, но двигается только наш автомобиль.

— Например?

Вдали на горизонте, в розовой дымке рассвета, на вершине радиовышки мигает синий огонёк.

— Дом, — низким басом говорит М.

— Аэропорт? — спрашивает Джули, отслеживая мой взгляд, но не совсем понимая мои намерения.

— Аэропорт, — повторяет Эйбрам. — Ты хочешь спрятаться в самом большом муравейнике на западном побережье.

Я закрываю глаза, собираясь с мыслями.

— Аксиома не пойдёт за нами.

Он недоверчиво смеётся.

— Им и не надо! Мы умрём прежде, чем они узнают, куда мы залезли.

— Ты не понимаешь, — говорит Джули. — Там безопаснее, чем ты думаешь.

— Это значит, что там безопаснее, чем они думают, — добавляет Нора. Эйбрам вздыхает, словно его внезапно окружили дети.

— Вы говорите про «лекарство»? Про мёртвых без категорий? Хотите сказать, что Мёртвые в аэропорту «меняются», и теперь всё тихо-мирно?

— Вообще-то нет, — говорит Джули. — Это… сложно объяснить.

— Не сложно. Зомби — это двигающиеся ткани, отвечающие на примитивные голодные импульсы. Они не умеют думать, не могут меняться. Ничто не указывает на излечение.

— Как ты, чёрт подери, в себе уверен, — Джули подаётся вперёд и хмурится, глядя ему в затылок. — Если они не могут думать, как они отличают человеческое мясо от мяса животных? Почему не едят друг друга? Почему охотятся в группах? Откуда они знают, где у нас находятся мозги?

Пальцы Эйбрама впиваются в кожаную оплётку рулевого колеса.

— У них есть базовые инстинкты, но они не осознаны. Они не обладают самовосприятием.

— И ты можешь сказать это, просто глядя на них? Ты можешь заглянуть к ним в души?

В глазах Эйбрама блеснула ярость.

— У них нет душ! Кем бы они ни были прежде, они исчезли!

Джули смотрит, как он злится, а потом внезапно ласково спрашивает:

— Почему ты так сильно хочешь в это верить? Эйбрам не отвечает.

— Р, — говорит она. — Покажи ему.

Я боялся этого момента, но знал, что он наступит. Я закатываю штанины, просовываю ноги между сидений и кладу ботинки на колени М. Мне понадобилось много времени, чтобы их обнаружить, потому что они были спрятаны в таком месте, которое редко видишь. Я не обращал на них внимания даже когда раздевался в душе и разглядывал своё воскресшее тело. Я всегда думал, что умер от естественных причин, пока впервые не разделся перед Джули. Сначала мне показалось, что она тихо охнула, восхищаясь моим достоинством, и почувствовал прилив уверенности — может, я буду хорош в этом деле. Но потом увидел, куда она смотрит, и первая наша попытка сблизиться провалилась.

Эйбрам не охает, но когда он понимает, что это за круглые раны на моих икрах — два ряда высохших, но не заживших проколов ни с чем не спутаешь, — его лицо выглядит немного напряжённым.

— Не знаю, есть ли у меня душа, — говорю я. — Но точно знаю, что не исчез.

М задирает свою футболку, показывая шрамы от зашитых пулевых ранений.

— Как он и сказал.

Взгляд Эйбрама скользит по нашим телам, отмечая наши многочисленные шрамы во внезапно изменившемся контексте. Это не бесспорное доказательство, но очень убедительное. Зачем кому-то врать, что он Мёртвый?

— Лекарство существует, — говорит Джули. — Это не обман. Они не впали в спячку. Они возвращаются.

Эйбрам переводит взгляд на дорогу и молчит. Я не могу расшифровать его эмоции — их одновременно так много.

— Мёртвые в аэропорту застряли между жизнью и смертью, — продолжает Джули. — Они могут попробовать убить нас, а могут и нет. Но если мы останемся здесь, на открытом пространстве, твои друзья точно это сделают.

Эйбрам перестал одержимо проверять зеркало. Может быть, его больше не волнует погоня, а может, он нам поверил. Он смотрит прямо перед собой, на поднимающуюся из-за горизонта башню авиадиспетчеров.

— Если мы сможем прятаться до тех пор, пока наш след не потеряется, — говорит Нора. — У нас есть шанс от них оторваться.

— И даже если они проследят за нами до аэропорта, — добавляет Джули. — Они будут психами, если последуют за нами. Они увидят, что это место кишит зомби, и решат, что мы погибли. И ты тоже.

У Эйбрама серьёзное безэмоциональное лицо. Он смотрит на въезд к выходу из аэропорта, и, хотя это была моя идея, я слышу, как трус внутри меня умоляет его не ехать туда. Мои воспоминания об аэропорте так же мрачны, как воспоминания о камере пыток, но их больше. Может, я бы предпочёл попасть в плен, нежели снова видеть это место. Но ритм мигающего огонька на вышке успокаивает меня, как маяк необдуманной надежды и пересмотренных сновидений, и Эйбрам выбирает аэропорт.

ЭТО БЫЛ ОТЛИЧНЫЙ день для спасения мира!

Р и Джули, держась за руки, бежали вниз по ярко-зелёному склону, их щёки разрумянились, глаза сияли. Над головами светило солнце и мелодично смеялись птицы. Внизу, в долине, как прекрасная жемчужина, сверкал аэропорт. Он был полон зомби, которые бродили, вытянув перед собой руки, и врезались друг в друга, хрипя: «Мозгииииии!» как смешные старички.

— Мы вылечим их! — смеялась Джули.

— Мы уничтожим чуму! — ликовал Р.

— Любовь всё преодолеет! — объявило сияющее солнце.

Р и Джули с бандой своих лучших друзей вприпрыжку забежали в аэропорт. Несколько страшных скелетов пытались их остановить, но Р и Джули взялись за руки, и облако розовых сердечек превратило Кости в бабочек.

— Теперь вы нам не страшны! — сказала Джули, и все засмеялись.

Р вместе с друзьями обежали вокруг аэропорта под весёлую музыку, расклеивая на окна милые картинки и веселя зомби, и тогда зомби сказали:

«Давайте снова станем людьми!». Их серая кожа стала розовой, а серые глаза превратились в голубые, парни влюбились в девушек, и все переженились.

— Я изменил свои взгляды! — сказал папа Джули.

— Я снова жива! — сказала её мама.

— Я всегда буду любить тебя, несмотря ни на что! — сказала Джули, глядя в прекрасные голубые глаза Р, и они поцеловались. Друзья зааплодировали, — это был прекрасный день.

А потом электричество выключилось. Огни погасли. Фрэнк Синатра невнятно забормотал и затих: «Что-то прекрасное случается летоммммм….» Р несколько раз моргнул и заметил, что его старые друзья рвут глотки новым, новые друзья стреляют в головы старым, а бежевый пол аэропорта стал чёрно-красным. Р увидел свою жену, которая пряталась сзади, он увидел, как его дети, испуганно и голодно озираясь, поднимают оторванную руку, он увидел панику на лицах Живых и растерянность на лицах Мёртвых. Р и Джули бросились бежать прочь от этого плохого места, задаваясь вопросом: «Это был сон?»