— Пуля прошла насквозь. Она попала в бок, там много жира, поэтому, наверное, важные органы не задеты. Но, думаю, скоро мы это узнаем.

— Господи, Нора, — качает головой Джули. — Твоя манера обращаться в больными…

Дверь нашей камеры приоткрывается. Х.Томсен проскальзывает через щель.

— Он в порядке или умрёт? Не люблю смотреть, как умирают люди.

— На этом этаже есть канцелярские принадлежности? — спрашивает Нора. — Типа степлера?

Томсен убегает в комнату для совещаний и возвращается с большим тяжёлым степлером.

— Отлично, — Нора сжимает края дыры на животе М и защёлкивает толстую скобу.

— Твою мать! — кричит М, удивлённый сильной болью.

— Нужно найти что-нибудь, чтобы потом обработать, а пока кровь немного остановится.

Ещё одна скоба.

— Дерьмо! — кричит М.

— Чёрт возьми! — кричит М. И так далее.

Я иду к окну и прижимаюсь лицом к стеклу. Соседнее здание и его улыбающийся рекламный щит заслоняют город, но можно увидеть узкие улицы внизу. Сотрудники Аксиомы выбегают из Башни Свободы кучей бежевых муравьёв, грузят ящики в машины, а людей — в автобусы. Эвакуация.

Порыв ветра ударяет в окно, и я чувствую сердитый толчок стекла.

— Нужно выбираться отсюда, — объявляю я комнате.

— О, ты так думаешь? — говорит Нора, устанавливая очередную скобу.

— Грёбаное дерьмо! — кричит М.

— Я имею в виду прямо сейчас. Город пустеет. Думаю, это…

— Сраная херня!

— Это ураган, — говорит Джули, и это привлекает внимание остальных. — Наверное, сильный. Учитывая, что половина Манхэттена ниже уровня моря…

Никто ничего не говорит. М молча терпит следующую скобу.

— Значит, они забирали её в безопасное место, — бормочет Эйбрам себе в ладони. Его голос похож на голос расстроенного мальчика, высокий, будто сказанный нараспев. — Это хорошо. Она может играть с Мёртвыми ребятишками. Твоя Мёртвая мать присмотрит за ней. Это хорошо.

— Эйбрам, — говорит Джули, пытаясь поймать его взгляд. — Мы найдём её. Он улыбается, глядя в пол.

ДЖУЛИ ПРОВЕРЯЕТ дверь на лестницу. Закрыто. Я пробую вызвать лифт. Нужна ключ-карта.

Мы рыскаем по другим офисам и конференц-залам. Некоторые ещё не переделаны в тюремные камеры, но в их заплесневевших ящиках не находится ничего полезного, только карандаши, ручки и абсурдные бумаги Аксиомы.

Документы учета поступления амуниции. Квитанции о торговле людьми.

— Отсюда нет выхода, — говорит Томсен, наблюдая за нами через решётку своей камеры. Там темно. Не знаю, зачем она сидит там, если охрана ушла. — Простите, но я всё перепробовала. Я просидела здесь два месяца, и всё перепробовала. Отсюда нет выхода.

Джули стоит в коридоре, притопывая ногой и накручивая локон.

— Я вламывалась в множество зданий, — продолжает Томсен. — Почти во все. Сирс Тауэр. Чейс Тауэр. Ки Тауэр. Уилшир Гранд Тауэр. Здание Банка Америки. Крайслер Билдинг. Вулворт. Джи-И-Билдинг. Метлайф-Билдинг…

— Томсен? — говорит Джули, перебивая её как можно вежливей. — К чему ты клонишь?

Томсен делает паузу, раздумывая.

— Джи-И-Билдинг. Отель Трампа. Коламбия Центр. Трансамерика. Башня Синопек, пока её не разрушили. Центр Технологии и инноваций Комкаст…

— Томсен! — кричит Нора из другой комнаты. — Давай к делу!

Томсен встряхивает головой, возможно, чтобы вспомнить, к чему вела.

— Я знаю, как проникать в здания и выходить оттуда. Но это не такое, как остальные, — она суёт руки в карманы и начинает расхаживать по камере. — Охрана удвоена, утроена. Чрезмерная. Это смешно. Им приходится тратить несколько часов в день, чтобы вводить коды и поворачивать замки, — она зарывается пальцами в свои каштановые кудри и напрягает лицо, внезапно потеряв рассудок. — Ненавижу это здание! Здесь ничего не имеет смысла! Я могу подобрать ключ к замку, но не код. Я не хакер! Я — журналист! Я не могу вас вытащить.

Порыв ветра бьёт в здание, но не стихает. Дом трещит, как дерево, сражающееся с бульдозером. Я никогда не слышал, чтобы ураган повалил небоскрёб, уверен, они построены с учётом сильного ветра. Но опять же, окружающие этот остров руины свидетельствуют о том, что старому миру не хватало предусмотрительности. А это — новый мир. Здесь новые ветры.

Я слышу, как над и под нами бьются окна.

— Мне жаль, — говорит Томсен, яростно вытирая лицо. Я с тревогой понимаю, что она плачет. — Я не могу подобрать код. Я не могу вытащить вас отсюда. Простите.

Джули смотрит на Нору через дверь камеры, словно ищет помощи, но Нора всё ещё занимается М. Она рвёт одежду охранника на лоскуты и перевязывает раны.

Джули стучит в дверь Томсен.

— Можно войти?

Томсен не отвечает, поэтому Джули толкает дверь и входит внутрь, бросая через плечо взгляд, говорящий мне идти следом. Я — её помощь.

Прежде чем обратиться к женщине, лихорадочно расхаживающей по камере, я ловлю момент, чтобы рассмотреть её камеру. Будто ты оказываешься внутри особенно маниакального Альманаха. Пол, стены и кое-где даже потолок покрыты словами и рисунками. Некоторые из них выцарапаны на стенах, другие нарисованы с помощью пальцев едой, а может, другой менее аппетитной субстанцией. Сами записи — мало какие из них читабельны — это подробное описание жизни в камере. Расписание кормления. Описания и портреты охранников. Размышления о цели её задержания. Всё написано в том же стиле, что и сам Альманах. Вся её энергия, направленная на изучение мира, сжалась в этой комнате.

Мне приходит на ум, что это безжалостно. Мне приходит на ум, что человеку, чья жизнь — это поиск, человеку, который никогда не перестаёт двигаться, два месяца в этом месте должны показаться столетием.

В камере темно, потому что лампочки разбиты. Записи на стенах испещрены дырами от ударов кулаками.

— Томсен, слушай, — говорит Джули. — Мы и не ожидали, что ты вытащишь нас. Мы хотим выбраться все вместе, и примем любую твою помощь.

Томсен продолжает ходить. Джули смотрит на неё.

— Как давно ты занимаешься Альманахом?

— С девяти лет после BABL, — моментально отвечает Томсен.

— Что побудило тебя начать?

— Уже была в дороге, искала башню. Подумала, что могу делиться новостями, которые найду, чтобы хоть чуть-чуть мир, осветить тёмные участки. Лучшее, что я могла бы сделать, пока башня не упадёт.

— Значит, ты в одиночестве искала источник помех… одиннадцать лет?

— Не в одиночку, у меня была Барбара! В ней столько человеческого, что я бы хотела вас познакомить. Я была в башне, я знаю, она есть, у меня была бомба, я почти сделала это, а потом эти грёбаные… эти мужчины, они…

Джули ждёт. Наконец, Томсен замечает тишину и перестаёт вышагивать.

— Я знаю, как это тяжело, — говорит Джули. — Чувствовать, будто ты должен спасти мир. Будто только ты один пытаешься это сделать.

Томсен смотрит на неё влажными пустыми глазами.

— Я чувствовала себя так же очень долго. Странствовала по стране, наблюдая, как мои родители постепенно сдаются. Переехала в убежище, полное людей, которые были рады умереть в клетке, — она качает головой. — Кстати, ты была там. На Стадионе в Убежище? Думаю, именно его ты описала его как «закрытый, враждебный». Очень точно.

Томсен продолжает смотреть.

— В любом случае, я просто хотела, чтоб ты знала — больше ты не работаешь одна. Теперь у тебя есть команда, мы помогаем друг другу.

Томсен смаргивает последнюю влагу с глаз.

— Команда?

— Как говорит Нора, мы огромные фанаты. Для нас будет честью работать с тобой.

— Эйбрам работал на Аксиому, — добавляю я. — Может, у него есть информация, которой нет у тебя.

— Верно, — говорит Джули. — Давай попробуем. Открой все двери, которые можешь. Посмотрим, как далеко мы уйдём.

Томсен кивает. Она так сильно кивает, что я переживаю за её шею.

— Хорошо, хорошо. Давайте.

Я смотрю через её плечо на улыбающегося подонка на рекламном щите, качающегося на соседней башне. Мой взгляд цепляется за что-то ещё. Что-то ярко- красное и кружащееся.