Командир полка коротко отдал связному распоряжение, и тот, согнувшись, пустился в обратный путь, хотя явно было видно, что возвращение под огнем требует от него самообладания.
Между тем начальник штаба прочел доставленную Яаном депешу, передал ее командиру полка, но добавил при этом:
— Опоздали. Теперь уже не выйдет.
Командир полка тоже прочел и кивнул.
— Новым расположением штаба полка назначаю восточную окраину деревни Вербово, — сказал он громко. — Движение начать немедленно, — и в подтверждение своих слов сказал уже неофициально: — Живо, пока немец не нагрянул!
Неизвестно откуда, появились несколько штабных офицеров, писари и бойцы комендантского взвода. Из штабной землянки вытащили сейф с документами, несколько винтовок, чемодан. Гуськом начали продвигаться с этими вещами между деревьев в восточном направлении. Где-то впереди раздавалось конское ржание и храп.
— Товарищ майор, командир дивизии ждет доклада, — напомнил о себе Яан. Возможно, присутствие майора Соо позволило ему проявить настоятельность.
Командир полка сделал рукой отстраняющее движение:
— Сам видишь, что здесь творится. Самое время мне заниматься писаниной, не так ли? Возвращайся в дивизию и доложи, что больше ногтями и зубами, чем людьми и оружием, держимся за линию обороны. Или командир дивизии может предложить мне что-нибудь получше?
Он быстро направился вперед, комиссар шел неотступно следом.
— Идем, Орг, — позвал майор Соо. — Если мы тут начнем писать доклады, то будем еще на пне сидеть, когда Манштейн уже подъедет со своим штабом. Интересная встреча была бы, конечно, с точки зрения военной истории, только едва ли это облегчило бы положение дивизии. Так что идите сейчас с нами, а в дивизии расскажете то, что видели.
Пули зло, все чаще хлестали по деревьям. В пятидесяти метрах взрыв мины вскинул на небольшой лужайке столб дыма, когда он рассеялся, то посреди зеленой травы образовалось отвратительное черное пятно. Яан подумал, а что, если бы эта мина пролетела на пятьдесят метров дальше… Где-то за деревьями кто-то застонал; несмотря на близкие выстрелы и взрывы, человеческий голос доносился удивительно громко. Звали санитара. Через мгновение санитара позвали еще требовательнее. Прошла минута, и теперь санитара уже криком кричали. Позади в обозе ранило лошадь, от звонкого ржания пробирала дрожь. Глухой винтовочный выстрел оборвал этот зов о помощи.
Майор Соо старательно собрал свой планшет и офицерскую сумку и пошел. У него была пружинящая, годами натренированная походка. Яан шагал торопливо за майором и не мог подавить удивления: майор был уже отнюдь не молодым человеком, и ему явно выпала своя доля в той передряге, в которую полк в последние недели попал. Но всего этого совершенно не было заметно. Майор двигался четко и энергично, будто на учебном плацу в училище.
Стрельба в южном направлении усилилась. Временами казалось, что там немцы продвигаются быстрее и впереди горловина мешка уже начинает затягиваться. Яан невольно прибавил шагу и чуть было не наткнулся на майора. Майор Соо шагал невозмутимо, в ровном темпе. Следом за ними гуськом шли еще штабные работники и одиночные бойцы из тыловых команд, отставшие от своих; проходя по лесу, они собирали себе подобных. Вдруг сзади раздался вскрик. Яан оглянулся. Шедший через три человека от него боец упал. Пуля угодила в спину, на груди гимнастерки на глазах расплывалось кровавое пятно. Уже лежа на земле, боец распростер руки, сгреб пальцами пригоршню сосновой хвои и умер.
Внезапная смерть потрясла окружающих. Никто не знал, случайная ли это была пуля, или за ними откуда- нибудь с дерева следит немецкий снайпер. В любое мгновение могла подоспеть пуля для следующего человека.
— Возьмите документы и оружие, — коротко приказал майор Соо и пошел дальше.
Очередного выстрела не последовало, — значит, пуля эта была шальная.
Пулеметный огонь все опережал их как с севера, так и с юга. Лес был словно заколдован, он не кончался и не давал отступающим вырваться из вражеского охвата. То справа, то слева, то впереди, то сзади беспорядочно рвались мины. Лес отдавал эхом и стонал, был полон приглушенных человеческих голосов и треска сучьев, делал взрывы рокочущими, лес страдал вместе с людьми, словно живое существо. Временами казалось, будто за ними по пятам и впрямь движется железный каток, который своим грохотом и треском вдавливает в землю все встреченное на пути. Они должны были спешить, спешить не переводя духа, если не хотели оказаться под исполинским катком. Яан внушал себе: спокойно, спокойно, позади первый батальон еще ведет бой с немцами, противник не сможет их догнать.
Но именно этот довод шел в противоречие с разумом. Трезвый рассудок подсказывал, что непосредственное столкновение с противником немыслимо. Однако разрывы мин и стрельба не прекращались. Трудно было заставить себя идти размеренно. Человека без страха не существует, и особенно трудно подавлять страх при отступлении. При наступлении действия ради поставленной цели настолько захватывают, что страх сам по себе отступает. Сейчас такой цели не было. Их гнала враждебная сила, не отпускала, ее невозможно было остановить. Только быстрота могла позволить оторваться от преследователей.
Вот уже и разум начал сдавать: сколько там в первом батальоне может еще оставаться бойцов в строю? Вдруг редкая цепь в лесу оборвалось и между ним и передовым охранением немцев нет уже ничего, кроме нескольких сот метров пустого подлеска?
Лес кончился, начиналось открытое картофельное поле. В отдалении оно поднималось к стоявшей на пригорке деревне. Почему-то, достигнув открытого места, Яан почувствовал огромное облегчение, хотя вокруг уже не было скрывающих его деревьев. И все же охватившее в лесу чувство безысходности было преодолено. Теперь и стрельба с севера сосредоточилась на одном месте; видимо, там держит оборону второй батальон, подумал Яан.
Возле картофельного поля навстречу им шел командир полка, лицо у него пошло пятнами. В руках он держал пистолет и размахивал им так, что кожаный ремешок, соединяющий оружие с кобурой, щелкая, бил его по руке.
— Начштаба за мной, остальным немедленно занять оборону! — кричал он. — Немцев надо во что бы то ни стало задержать! Когда подойдут на двадцать пять метров, идти в штыковую!
Командир полка носился по полю взад и вперед и заставлял останавливаться бойцов, которым было нелегко задержаться, когда каждый шаг на восток удалял их от безжалостной опасности, которая безостановочно катилась следом за ними. Бойцы нехотя останавливались, оборачивались лицом к лесу, из которого только что вышли, ругались, опускались наземь и подыскивали себе лощинку, которая хоть чуточку да углублялась бы и давала защиту. Кое-кто и здесь пытался оттянуться хоть немножко назад. Тот, кто впереди всех, первым и под удар попадет. Только у некоторых солдат еще сохранились саперные лопатки. Они тут же пошли в ход, и перед первыми стрелковыми ячейками вскоре выросли насыпи из песчаной картофельной земли, откуда выкатывались чахлые от летней засухи картофелины.
Яан остался вместе с бойцами в цепи. Их было слишком мало, чтобы он мог хладнокровно отправляться своей дорогой. Из леса постепенно группами выходили бойцы первого батальона. И их ряды поредели. Шедшие последними стреляли в глубину леса, как бы отгоняя идущих по пятам немцев. Самыми последними между деревьями появились два пулеметных расчета. Они отходили и вели огонь попеременно, прикрывая друг друга. После пулеметчиков из леса выходили еще только одиночные бойцы.
Пока все оставалось спокойным. Где-то справа шел бой, однако и впереди, на краю леса, и позади, в деревне, царила тишина. Яан нашел для себя подходящее укрытие на месте старого картофельного бурта, все же какая-то впадина, которая могла, по крайней мере, защитить от осколков мин. Он понимал, что одним своим пистолетом ничего серьезного, не сделает, но в то же время он видел: насколько хватало глаз, он единственный офицер в цепи. Бойцы первого батальона ушли на правый фланг, здесь, слева, остались в большинстве солдаты тыловой службы полка, чье начальство кто знает куда рассеялось или погибло.
