Противная история, но что поделаешь? Меньше всего ему подобало заступаться за родственников. Это в старое время рука руку мыла. Ни в коем случае ему нельзя было пойти по этой дороге — тогда уж лучше сразу сложить с себя полномочия.

Но что могли означать намеки Астрид: мол, Рудольфу не мешало бы зорче следить за прогулками зятя, от них у Хельги голова пухнет? Вдруг Ильмар поддерживает какие-то связи с лесовиками? Они теперь начали показывать зубы… Это уж ни в какие ворота! Родич парторга — и якшается с бандитами. Чтобы он был способен на большее, этому Рудольф не верил. Улучить бы момент, сходить с несколькими людьми на хутор Ванатоа и посмотреть. Появится какое-нибудь подозрение — задержит Ильмара и отправит в уезд на следствие. Это было бы полезно по всем статьям. Во-первых, никто из тех, кто слышал, как куражится Ильмар, уже не укажет пальцем, что парторг оберегает своих родственничков; во-вторых, крутой и неуравновешенный зятек оказался бы в смутные времена в надежном месте, не то, поди знай, вдруг совершит еще большую глупость, потом ни самому, ни другим не расхлебать. Несколько недель в кутузке под стражей были бы для него самой надежной защитой от самого себя и от плохой компании.

Рудольф в своих размышлениях как раз дошел до этого, когда на безлюдном шоссе послышался шум приближающейся машины. Киккас и Каунре тут же, не сказав ни слова, встали у окон на стражу. В дневное время да еще на машине вряд ли можно было ждать лесных братьев, но как знать, следовало соблюдать осторожность. Рудольф тоже взял у стены винтовку и стал следить за дорогой.

В клубах пыли из-за поворота к волисполкому приближался грузовик с полным кузовом людей в синих гимнастерках.

— Ты смотри, Рууди, вместо одного Юхана Лээтсаара нам присылают целую машину милиционеров! — удивленно произнес Арвед Киккас. — Сумел же ты, однако, выторговать в уезде подкрепление! Или расписал им, что у нас в лесу за поселком стоит целый батальон лесовиков?

— Уж теперь-то мы дочиста выметем волость, — пообещал Рудольф. — Иначе у тебя смелости не хватит стать председателем волисполкома.

Сам он продолжал бдительно следить за происходящим.

Грузовик замедлил ход, шофер словно бы колебался, затем машина завернула во двор и остановилась. Рудольф закинул винтовку за плечо, вышел на крыльцо и застыл в ожидании.

Вдруг до его слуха донеслось нечто странное: незнакомый говор! Он мгновенно напрягся словно пружина, рука на ремне винтовки дернулась. Рудольф смерил взглядом расстояние до двери. Одним прыжком он должен будет укрыться за дверью. Обостренное недавним опытом чувство опасности, казалось, пронзило тело электрическим током. Вдруг снова в его ушах зазвучали слова командира артиллерийской батареи, который помог выбить лесных братьев из церкви и потом немного задержался в поселке:

— Немцы начали засылать в наш тыл отряды диверсантов. Обычно они одеты в красноармейскую или милицейскую форму — петлицы и все такое, на первый взгляд и не узнаешь. Смотрите не дайте себя провести таким образом.

Увидев целый грузовик противников, Рудольф в мгновение ока понял всю безнадежность своего положения. Однако он решил дорого отдать жизнь. Во второй раз они его так просто не возьмут!

Видимо, в его взгляде и облике было нечто такое, что вылезший из кабины милиционер вдруг принялся отчаянно махать рукой и кричать на ломаном русском языке:

— Товарищ! Мы латышские милиционеры, товарищ!

Рудольф сам не очень хорошо говорил по-русски, но, несмотря на это, он все же понял, что это не немцы. Напряжение немного спало. Успокаивающе подействовало также то, что прибывшие не спеша начали выбираться из кузова и закидывать карабины за плечо. Их командир медленно, широким шагом направился к крыльцу волисполкома. Парторг стоял на месте, некоторое сомнение все еще грызло его.

У командира милиционеров имелась бумага из укома. Знакомая подпись рассеяла сомнение, и Рудольф пригласил милиционера в помещение. Машину велел загнать в стоящий рядом с волисполкомом сарай. С глаз долой — спокойней будет.

Латыши два дня тому назад перешли в Валге на эстонскую территорию, после беспрерывных стычек они нуждались в отдыхе. Из уездного комитета их направили в Виймаствереский волисполком. В городе все свободные помещения были забиты отступающими и беженцами, частью к тому же заняты истребительным батальоном и войсками. Все это рассказал милицейский начальник, у которого русские, латышские и немецкие слова все время путались.

— У вас в лесу белые бандиты, — говорил он. — У нас тоже айзсарги стреляли из-за угла, поджидали немцев, мы на своей шкуре испытали. Десять человек потерял по дороге; кто остался, научились хорошо стрелять, мы можем помочь вам.

Там же, в уездном комитете, где рассказывали историю про большой палец Тимуска, Рудольф услышал еще и о том, что в Латвии рабочая гвардия ведет жестокие бои. Кто-то спросил: с немцами, что ли? О немцах я ничего не знаю, у них там хватает своих белых, ответил уполномоченный оперативного штаба, проводивший совещание. Помолчал немного и добавил с явным сожалением: мы напрасно поспешили распустить Народную самозащиту, когда организовывали милицию, одно другому не помешало бы. Латыши оказались умнее, сохранили рабочую гвардию — им сейчас куда легче формировать воинские части!

У Рудольфа возникло сильное желание подробно расспросить прибывших со стороны фронта милиционеров, что же там, собственно, происходит и — что важнее всего! — как далеко или как близко находятся немцы. Но, увидев, что люди вконец устали, не выспались и измучены, он подавил свое любопытство. Успеется, пусть ребята сперва в себя придут.

На верхнем этаже, в бывшей квартире секретаря волостной управы, которая была давным-давно очищена от мебели и пестрела выцветшими и невыцветшими обоями, места для спанья латышам было достаточно. С подстилкой хуже, ну да ничего, потом можно будет съездить в деревню, несколько охапок сена, поди, найдется, можно будет взять у своих ребят-дружинников, охапку отсюда, другую оттуда, разве кто откажет. Было бы время, можно было бы наведаться к леснику, который сейчас в бегах, в наказание забрать у него полстога. Эта мысль ему особенно понравилась. Он подумал, что будет вовсе не справедливо, если лесник останется совершенно ненаказанным, во всяком случае, его имуществу следует по мере возможности причинить ущерб. Да и сам он небось не век в лесу отсиживаться будет. В один прекрасный день выйдет оттуда, тогда и посчитаемся.

Давно не топленная плита вначале вовсе не тянула, духота прибила дымоход, и густой дым валил изо всех щелей на кухню, заставляя милиционеров, назначенных в кухонный наряд, нещадно кашлять. На помощь пришел Мадис Каунре. Он открыл вьюшку, свернул из старой газеты «Пяэвалехт» скрутку, поджег и сунул ее в дымоход. Сперва пламя оставалось черно-красным и прибитым, совсем было уже загасло, но потом застоявшийся воздух в дымоходе постепенно нагрелся, и труба стала понемногу тянуть. Латыши поставили котел на огонь. К счастью, они предусмотрительно захватили с собой воду. Из колодца на дворе сейчас и капли не зачерпнуть.

В самой большой комнате исполкома на нижнем этаже сдвинули рабочие столы. Милиционеры быстро собрали отовсюду все оставшиеся целыми стулья, табуретки и скамьи. Рудольфа, Киккаса и Каунре пригласили отобедать. Когда Рудольф опустился напротив западного окна, в лицо ему столь резко ударили лучи заходящего солнца, что заслезились глаза. Он снова поднялся, отыскал на дне опустошенного шкафа еще одну пожелтевшую газету и прикрепил ее кнопками к окну. Про себя с удивлением отметил, что вот и еще один день кончается.

Перловая каша обжигала, и сухари были закаменевшие, так что, пока разжевывали их, оставалось время на разговоры. Рудольф старался расспросить начальника милиции, далеко ли немцы. Вошли они уже в Эстонию? Он все думал, что фронт находится где-то под Ригой, из газет не поймешь. Пытался было читать между строчками, только рядом с товарищами из Информбюро даже хитрющие лисы выглядят простаками — из того, что вышло у них из-под пера, простой смертный ничего не вычитает.