— Это очень невежливо! — с негодованием воскликнула девушка, — особенно после того, как я принесла вам вашу одежду. Вы и не знаете еще, как мне за это попадет от дяди. Он хотел оставить вас здесь до пятницы.

— Я сыграл очень глупую роль, — смущенно пролепетал мистер Гэль.

— Вы голодны? — спросила она его вместо ответа.

Мистер Гэль слова обиженно промолчал.

— Я вас спрашиваю, потому что у меня спрятан для вас кусок телятины, — сказала она, указывая на другую комнату.

Гэль, еще не совсем доверяя ей, несмело последовал за девушкой в столовую. He прошло и нескольких минут, как от телятины осталось одно воспоминание, и молодой человек, играя стаканом с пивом, молча выслушивал суровую отповедь своей хорошенькой собеседницы.

— Вы ведь будете посмешищем всего местечка, — сказала она.

— Я уеду куда-нибудь, — сказал он угрюмо.

— Я бы этого не сделала на вашем месте! Может быть, дело можно было бы еще поправить, если бы…

— Если что? — спросил он после долгой паузы.

— Если бы, если бы… — нерешительно повторила мисс Миллер.

Гэль вздрогнул: так неожиданна была мысль, пришедшая ему в голову при виде ее покрасневшего, смущенного личика.

— Если бы? — спросил он снова дрожащим голосом.

— Продолжайте вы, — тихо заметила девушка, — вы мужчина, вы должны сказать то, что я думаю.

— Если бы вы согласились выйти за меня замуж? — спросил Гэль чуть слышно.

— Замуж? — воскликнула мисс Миллер как бы с испугом. — Нет, вы право с ума сошли, дядя прав.

Когда мистер Рагг час спустя вернулся к себе, он нашел, что не один мистер Гэль сошел с ума, но и его племянница не в своем уме.

— И в этом отношении они подходят друг другу, — решил он.

Her Uncle (1905)

Перевод В. А. Магской

Два беса владели Джемом Листером (с "Сусанны") — бес алкоголя и бес скупости. Единственно, на чем сходилась эта пара, — было стремление к бесплатной выпивке. Когда м-р Листер платил за вино, то бес скупости под видом совести проповедовал о воздержании; если же м-р Листер начинал проявлять признаки исправления под влиянием этой проповеди, то бес алкоголя посылал его бродить вокруг кабаков и выклянчивать себе рюмочку такими способами, которые, по мнению его товарищей матросов, бросали тень на весь экипаж. Не раз уже пресекалась здоровая жажда матросов, жажда, вызванная солониной, раздраженная крепким табаком, — при виде м-ра Листера, стоящего у двери с молящей улыбкой на устах в надежде, что его пригласят разделить угощение; однажды его видели — его, Джема Листера, трудоспособного матроса — с явно меркантильной целью держащим у дверей кабака чью-то лошадь под уздцы вместо конюха.

Наконец ему было поставлено на вид, что его поведение накладывает позорное клеймо на людей, которые сами не без греха, так что совсем не желают отвечать еще и за него.

Переговоры были поручены Биллю Хеншоу; речь его не оставляла желать лучшего в смысле натиска (неправильно именуемого твердостью); — что же касается непечатных выражений, то Билль впоследствии мог с удовлетворением вспоминать, что, по мнению товарищей матросов, вполне исчерпал и эту область.

— Тебе следовало бы быть членом парламента, Билль, — сказал Гарри Ли, когда тот кончил.

— На это нужны деньги, — проговорил Хеншоу и покачал головой.

М-р Листер рассмеялся старческим, но не лишенным яда, смехом.

— Вот что мы имеем тебе сказать, — вдруг снова набросился на него Хеншоу, — если я что-нибудь ненавижу, так это сочетание пьяницы со скрягой. Теперь когда ты знаешь наше мнение, тебе остается лишь начать новую жизнь.

— Пригласи нас всех в "Козел и Компас", — предложил Ли, — да вытащи несколько золотых фунтиков из тех, что ты скопил.

Мистер Листер взглянул на него с холодным презрением и, решив, что разговор угрожал окончательно сосредоточиться на его недостойной особе, отправился на палубу, где и уселся, чувствуя себя глубоко оскорбленным.

Он чуть не заплакал от бессильной злобы, когда неотступно следовавший за ним Билль разоблачил его перед одним пьяницей. Дело в том, что Листер уговорил было этого субъекта проявить себя истинным христианином (с его, Листера, точки зрения), т.-е. угостить его рюмочкой.

Пришлось ему вернуться на борт с сухой глоткой и воспаленными глазами.

Можно с уверенностью сказать, что целый месяц после этого случая он платил за каждую рюмку вина, которую заказывал. Глаза его прояснились, цвет лица посвежел; однако, когда самодовольный Хеншоу обратил на эти факты внимание своих товарищей, всецело приписывая их своему вмешательству, то Листер встретил комплимент не так радостно, как это сделала бы особа женского пола.

Если б на пароход не поступил новый повар, то возможно, что мистер Листер постепенно изжил бы свою страсть к крепким напиткам.

Новый повар был высокий бледный молодой человек; он был так поглощен заботами о своем материальном благополучии, что естественно не мог снискать расположение своих товарищей матросов. Вскоре было замечено, что по части скупости он имел много общего с мистером Листером, вследствие чего последний, обрадовавшись, что нашел близкого по духу человека, завладел им и, несмотря на жару, большую часть времени проводил на кухне.

— Держись, брат, крепко, — внушительным тоном проговорил однажды седобородый Листер, — деньги для того и созданы, чтобы их беречь. Если не тратишь своих денег, то всегда имеешь их. Я, например, всегда копил и что же получилось в результате?

Повар, терпеливо выждав несколько минут, робко спросил его, что именно?

— Вот я сижу перед тобой, — продолжал м-р Листер, добродушно помогая повару крошить капусту, — мне шестьдесят два года, и у меня там, внизу, есть банковская книжка, в которой записано что-то около ста девяноста фунтов стерлингов.

— Сто девяносто фунтов! — воскликнул повар благоговейно.

— Не говоря уже обо всем прочем, — добавил м-р Листер, чрезвычайно обрадованный произведенным эффектом, — в общем я имею четыреста фунтов с лишним.

Повар ахнул и с осторожной решимостью отобрал у Листера капусту, считая, что столь состоятельный человек не должен заниматься такой недостойной работой.

— Как хорошо, — медленно проговорил он, — как хорошо! Вы сможете жить на эти деньги, когда состаритесь.

М-р Листер горестно покачал головой, глаза его покрылись влагой.

— Не придется мне дожить до этого времени, — с грустью сказал он, — но не говори им (он мотнул головой по направлению фордека[7]) об этом.

— Нет, нет, — пообещал повар.

— Я никогда не принадлежал к числу людей, которые любят говорить о себе, — тихим голосом продолжал мистер Листер, — ни к кому не чувствовал я еще достаточной симпатии для этого. Да-с, голубчик, — я просто коплю для кой-кого.

— А на что же вы в таком случае будете жить, когда не сможете работать? — спросил тот.

М-р Листер осторожно потянул повара за рукав и с кротостью сказал, понизив голос, как того требовала торжественность момента — У меня совсем не будет старости.

— Не будете жить! — повторил повар, с беспокойством поглядывая на лежавший около него нож, — откуда вы знаете?

— Я был в больнице, в Лондоне, — сказал м-р Листер, — даже в двух или трех, а на докторов потратил в общем столько, что и вспомнить неприятно. Все они удивляются, что я еще жив. Я так полон всяких болезней, что, по их словам, проживу не более двух-трех лет и даже могу в любой момент умереть.

— Так ведь у вас же есть деньги, — сказал повар, — отчего бы вам не бросить работу и не провести на суше закат вашей жизни? Чего ради копить деньги для родственников?