1970 г. «Прольются дни, как грозовые тучи…» Прольются дни, как грозовые тучи. И жизнь уже захлёстывает нас, непостижимой полнотою муча, смывая пыль давно готовых фраз. В бессилии, себе противореча, стоишь, внезапной болью с толку сбит: где мир, что должен быть очеловечен? Где высший смысл, что всё одушевит? Но всё ж очнётся потрясённый разум, иначе бы не стоил и гроша, поднявшись над слепым многообразьем, невидимой гармонией дыша. 1976 г. 42 «Жизнь моя, постой же! Рвётся в небо…» Жизнь моя, постой же! Рвётся в небо… Ей в руках синицей быть? – нелепо! Горизонт ли тянет как магнит? Эта даль и вправду – всех роднит. Так беспечно облака летят! Вслед за ними – улетает взгляд. Мысль, едва родившись – вдаль стремится. Ни на миг нельзя остановиться, прошлое храня, судьбу кляня… «Улетай!» – пишу я на странице Этого сияющего дня. 1976 г. «Железную лестницу чистил от льда…» Железную лестницу чистил от льда, железом стучал о железо и грязная тающая слюда слетала со свежего среза. И что-то блеснуло во тьме среди туч — превыше всего, что нам надо. О, холодом нас обжигающий луч немыслимо дальнего взгляда! В меня опрокидываются небеса, бесчисленные звучат голоса. Душа – мирозданье вмещаешь! И в холоде будней – скучаешь. 1971 г. «На негативе тьма – как будто свет…» На негативе тьма – как будто свет. И всё живое – негатив природы, на тьму её подземную – ответ, пробел, просвет, зияние свободы Над чьей-нибудь могилою в слезах стоишь и тупо повторяешь снова: откуда он, бессмертный свет в глазах — с небес или из трепета живого? Как ни трудись – но не заделать брешь, не защитит тебя и крепость быта. Ведь может быть, пока ты спишь и ешь— душа твоя бог весть чему открыта. Ах, господи, – она тебя предаст, или спасёт (зови как хочешь это). Но, лишнее бросая, как балласт, рванёшься в неразумной жажде света. 1980 г. «Выстреленный ввысь комочек плоти…» Выстреленный ввысь комочек плоти — знаешь ли, зачем тебе лететь? Неужели только в самолёте можем мы за временем поспеть? А ведь было: споря с временами, дерзкий дух взлетал, как лёгкий пух, и, витая в облаках над нами, бередил пророчествами слух. Да и мысль, воздушным коридором уходя в грядущие века, не нуждалась в помощи мотора, ибо – вдохновенна, высока. Нынче ни к чему высокий слог. После нас в пространстве остаётся только этот тающий дымок, что с соседним облаком сольётся… 1980 г. «И знать не знаю, отчего спешу…» И знать не знаю, отчего спешу. Предчувствие отмеренного срока? Но я случайным воздухом дышу, беспечно веря, что конец далёко. Торопит что? Какой-то тайный страх невысказанности. Молчанья бездна, где всех ушедших бессловесный прах, что жаждет формы, продолженья, места. О, вылепить бы из земли молчащей, из праха, глины тяжкие слова, живым огнём обжечь сосуд звучащий, земную плоть, в которой мысль жива. Спешить, продолжить, сызнова начать ту речь, что прервалась на полувздохе. Такая жажда слова у эпохи, что не имеем права не сказать. 1978 г. Тихие вещи Как много их, живущих рядом! Знаю их лица, их походку, их напев, но только сверху взглядом задеваю, их тихой глубиной не овладев. Я их читал, я видел их и слышал, но и рукой касаясь, был далёк, как гость, что лишь зашёл на огонёк, и, душу не обременяя, вышел. Так человек, что занят разговором, съел яблоко – и вкус его забыл, и пустота в руке – глядит с укором: я – яблоком была! А ты – кем был? Что яблоко… И я ведь, сам не свой, быть видимым желаю, вопрошая! Но исчезает жизнь моя большая, входя во взгляд рассеянно-пустой… Все вещи ждут, вниманьем дорожа, молчат и ждут – чтобы стать моим уделом. Чтобы увидел их не между делом, весь – без остатка – им принадлежа. 1980 г. Е. Шелестовой 1. Дело вовсе не в том, не в том, что шепчу пересохшим ртом… Может, в ритме, в паузе дело? Слышишь, бабочка пролетела! На пороге яви и сна машет крыльями тишина. Не моя она, не твоя — эта капелька бытия. Может быть, первородный грех отделил навсегда от всех малых сих, бесконечно милых, бессловесных, трепетнокрылых? Дело вовсе не в том, не в том, что шепчу пересохшим ртом. Что ей, бабочке, все слова? Я неправ. А она – права. 2. Где ты, бабочка? Ведь была. Чуть присела на край стола. Только как этот миг ни дли — мы на разных концах Земли. Не зови ее – не поймет! Все слова мои – недолет. На пол падают, как горох, зарифмованный выдох и вдох. Окрыли меня, тишина… Не пугай меня, пустота! Бесконечна моя вина? Неизбывна моя беда? |
