17.09.05 «И молча ты кричишь, кричишь ты молча…» И молча ты кричишь, кричишь ты молча. Нет больше слов и угасает звук, и лишь одно отчаяние волчье, лишь одиночества проклятый круг. И всё-таки – не сделаешь и шагу сам по себе: всё – горе за спиной. Оно – конвойный, что ведёт к бараку, оно толкает и корит виной, скрипит зубами, шумно дышит, плачет, заснуть не даст, украло твой покой, а всё же от тебя верёвку прячет (зато платок быть должен под рукой)… Да, горе – твой наперсник, соглядатай, его забота – чтобы горевал, чтоб яму рыл в своей душе лопатой, мозоли на ладонях набивал. Чтоб всё длиннее становились ночи в бессонных думах, чёрных, как грачи. Чтобы кричал ты – молча, молча, молча! Никто не слышит ничего. Кричи. 31.08.05 «Тяготит меня ласковый свет…» Тяготит меня ласковый свет, мимолётный, непрочный, скудельный. Я бы выбрал любую из бед, вместо этой, уже запредельной… В этот мир я влюблялся земной, только нет ему больше доверья. И как будто в согласье со мной, головами качают деревья. Всё на месте – листва и трава, но уже чуть заметно ржавеет, хоть на жизнь и имеет права, но как будто уже не имеет… Вот в чём соль. Вот что тайно горчит, вот что тяжестью на душу ляжет. Но природа о смерти молчит. То, что знает – то нам не расскажет. 16.09.05 «Осень настала. Жаль мёртвой пчелы…» Осень настала. Жаль мёртвой пчелы. Лёгкий хитин на земле этой пыльной. Смерть урожай собирает обильный. Осень для пира готовит столы. Яблоки. Мёд. А за всем этим – тот, имя которого страшное – Яма. Всякий, кто хмель упоительный пьёт, волен не помнить, какая тут драма. Если бы помнил – сразу же сник, горечь почувствовав каждого мига. Чем же оплачен всякий наш миг? …Так перелистывается книга. Осень неспешно листает страницы, и улетает листок за листком, силою, нам непонятной, влеком. Не дочитал? Не успел насладиться словом, которым дерево нас целое лето как бы утешало? Так не своди же с осени глаз, мёртвой пчелы вдруг почувствовав жало. «Первое слово «да», а последнее – «нет»…» Первое слово «да», а последнее – «нет». Первое – матери мы говорим. А последнее – нам смерть говорит, погружая в беспамятный бред, чтобы мы расставались с миром без лишних драм. Чтобы пространство и время отбросить как хлам последний, чтобы в эту землю лечь, отрицая купол небес. А заодно позабыть и день этот летний, (вкупе с зимним, конечно)… Обойтись нам придётся без всего этого. Быть может, глухим притвориться, чтобы не слышать этого «нет». Притвориться слепым, — чтобы не видеть, что всё, словно книги страница, брошенной в пламя, превращается в пепел и дым? Не поможет это притворство. Необратимо. Хочешь – не хочешь, но если рождён – умирай и гляди, как жизнь твоя клочьями серого дыма улетает куда-то, за самый последний край зримого нами. Не спрашивай, что там дальше. Дескать, туннель, а в конце – сияющий свет. Остаётся – жить, насколько возможно, без фальши, «да» говоря – несмотря на последнее «нет». 31.08.05 «Вот на кладбище – два старика…» Вот на кладбище – два старика. Как беда у них – велика! А над кладбищем в небе осеннем, в серой вате глухих облаков — радуга – непонятным виденьем, утешеньем для стариков. Тихим словом о жизни и смерти. Всех нас – соединяет дуга. Лишь поймите, лишь в это поверьте — и на миг ослабеет тоска. Все по радуге этой взойдём, по крутому цветному склону, серебристым упьёмся дождём и насытимся синим, зелёным, фиолетовым и голубым, снова радуясь, словно бы дети. Это – жизни сияющий дым, нашего бытия многоцветье? О, гляди – сквозь дожди и печаль, и поверь обещанию света! Эта радуга – словно скрижаль, неизвестно какого завета… 16.10.05 Памяти жены Смерть проводит черту, на эту деля и ту области. Нам туда нет ходу, а вам – сюда. Смертью своею занят, мёртвый – мёртв без стыда. Суетны, лживы – но живы, стоим посреди весны. Мёртвые, как хороши вы, как лица ваши ясны! Знаете что-то такое, чего нам знать не пора. Как вы полны покоя! Смерть вам – мать и сестра. Стало молчание – силой. Молча растёт трава. Перед разверстой могилой бессмысленны все слова. 30.04.06 «Как, старость, ты приходишь грозно!..» Как, старость, ты приходишь грозно! Ещё люблю, ещё живу, но говоришь негромко: «поздно», кося надежды, как траву. И это слово бьёт нас током. Ты рыбой брошен на песок. Ты ограничен кратким сроком, ты горестно подпёр висок ладонью. Как ты трезв, бедняга! Ты впрямь похож на старика! Ну что ж, скажи: и это – благо! Мысль истинна, когда горька. Тебя пьянило жизни диво? Кружил, как над цветком пчела? Вот жизнь твоя. Вполне правдива. Вполне весома. Тяжела? Уже расстреляны все цели. Чего-то ждать (чего – бог весть)? Что есть – то есть на самом деле. Благослови же то, что есть. |
