Кто эти люди? Откуда они взялись? Они похожи на инопланетян.

Они учатся пренебрегать родительским авторитетом, огрызаться, перебивать старших. Дети разговаривают по телефону за ужином, обмениваются текстовыми сообщениями под столом, а то и вовсе встают и уходят, чтобы поболтать с друзьями, не спрашивая разрешения.

И грустная правда состоит в том, что и психологической пользы они также не приносят.

Я прочитал, почему сегодняшняя молодежь называется поколением Y (игра слов — эта буква в английском языке созвучна со словом «почему»): «Почему я должен работать? Почему я должен убираться в своей комнате? Почему я не могу делать, чего мне хочется?»

Чья в этом вина? Не бывает плохих солдат, бывают плохие генералы. Не бывает плохих сотрудников, бывают некомпетентные руководители. По тому же принципу не бывает плохих детей, бывают нерадивые родители.

Мне кажется, что современное общество позабыло свою самую важную роль: роль воспитания будущего поколения. Мы не только разрушаем внешнюю среду, в которой будущие поколения будут жить, не только оставляем им астрономические долги, мы еще и халатно их воспитываем.

Я говорю не только о формальном образовании. Я говорю об их мировоззрении, об их поведении.

Уважение к родителям — один из десяти заветов. Давайте подумаем, почему оно так важно? Когда уважение потеряно, полотно семейных отношений расползается по швам, и базовая ячейка общества распадается.

По мере того как дети становятся скорее обязательством, чем ценностью, родители заводят меньше детей. В результате население стареет. В странах, где население стареет, ожидаются серьезные демографические проблемы, которые затронут экономику, традиции и общественный склад. Нам пора задуматься о том, как изменить ход событий, как поднять родительскую отдачу делу воспитания детей. И это нужно уже вчера.

[116]

Мне кажется, я несправедливо отнесся к русским, когда написал в недавней заметке, что не видел улыбок на улицах Москвы. В то время это было правдой, но мои выводы были ложными. Я не вижу улыбок ни в Нью-Йорке, ни в Лондоне, ни в другом крупном городе. Чтобы увидеть улыбающихся людей, нужно отправиться в маленькие деревни, где жизнь течет медленно. Готов поспорить, что, будь я в маленьком русском городе, я бы тоже нашел улыбающихся людей.

Помню, как в 1967 году я переехал из Нью-Йорка, где учился в Университете Колумбии, в Лос-Анджелес. Меня приятно удивило, что прохожие на улице мне улыбались. В Нью-Йорке я к этому не привык. Но это было давно. Сейчас и в Лос-Анджелесе никто не улыбается. Город вырос. Час пик уже длится не час. Час пик теперь и днем, и ночью. Чтобы встретить улыбающихся людей, нужно поехать в маленькую Санта-Барбару, и то нужно поторопиться, потому что и этот городок растет.

Чем гуще населен город, чем больше пробок на дорогах, чем больше жители спешат, тем больше хмурых лиц и меньше улыбок.

Так что так не только в Москве.

Много лет назад я прочитал статью об эксперименте над крысами. Посадили их в коробку. Пока их было мало, они вели себя естественно. Однако когда коробка переполнилась, поведение крыс радикально изменилось. Увеличилась их сексуальная активность, включая гомосексуальные связи. А дальше они начали друг друга убивать.

Общий знаменатель такого поведения — как всплеска сексуальных потребностей, так и атак друг на друга — это борьба за выживание. С одной стороны, крысы стремятся сократить популяцию, убивая друг друга, с другой — боясь вымирания, бросаются создавать потомство.

Может, то же самое происходит с людьми в больших городах?

По мере прироста населения в измерении, скажем, голов на квадратный километр увеличиваются статистика преступлений и общая агрессия, люди перестают улыбаться, фольклорные песни исчезают и становятся повсеместными одиночество и депрессия. Как это было у крыс, по мере того как планета становится перенаселенной, возможно, неизбежен ядерный холокост? Это один из способов взять под контроль прирост населения. Может быть, распространятся неизлечимые болезни, против которых лекарства будут бездейственны.

ХХ век был самым кровавым в истории человечества. От человеческой руки погибло больше, чем в любом другом столетии. Что если в ХХI веке будет еще хуже? Как нам избежать этой участи?

Вот что я думаю. По мере роста населения ценность отдельных индивидуумов снижается. Это основы экономической теории: когда происходит «инфляция» населения, индивидуальная ценность понижается. А когда людей немного, их ценность возрастает.

Помню, в 1991 году я поехал с двумя сыновьями на пешее сафари в Ботсвану, на границу с Намибией. Вместе с гидом мы шли и сплавлялись на каноэ в течение недели, не встретив ни одной живой души. Когда нам наконец попался человек, мы так радовались, словно это был пропавший без вести родственник или лучший друг.

Нам нужно учить людей ценить значимость человеческой жизни. Нужно ценить жизнь превыше всего. Искусство и гуманитарные науки должны играть большую роль, как никогда раньше.

По мере того как нас становится все больше, нужно сознательно работать над тем, чтобы преодолеть подсознательное желание уничтожать себе подобных.

[117]

Одним из результатов происходящих в наши дни быстрых изменений является раннее старение людей.

Позвольте пояснить. Сегодня сорокалетнему человеку тяжело найти работу в индустрии высоких технологий. Никто ему прямо не скажет, потому что противозаконно дискриминировать по возрасту, но причина понятна: он слишком стар.

Если ваша деятельность связана с интернетом или сетевыми технологиями и вы вдруг остались без работы, то обнаружите, что сорок — это не просто старый, а древний возраст. Работодатели ищут свежих выпускников, мужчин и женщин около двадцати — тех, кто получил свежее, современное образование.

Мой сын — музыкант. В девятнадцать лет он бросил университет, потому что, как он утверждает, если он не добьется успеха в избранном музыкальном стиле — нью-эйдж и электронной музыке — до двадцати трех лет, то все пропало. Он практически устареет. После этого — ни малейшего шанса. Слишком стар.

Причина очевидна: изменения. Общественные вкусы в моде и музыке меняются очень быстро. То же самое с новыми технологиями, двигающими изменения: не успеешь моргнуть, как пропустишь какое-нибудь крупное изобретение. Необходимо быть способным постоянно учиться новому, и делать это быстро. К сожалению, способность быстро учиться снижается с возрастом, и работодатели не хотят с этим мириться. Они не хотят обременять себя, переобучая сотрудников, насколько я понимаю.

В прошлом считалось, что одно поколение — это примерно тридцать три года. Сегодня, как я полагаю, это от силы десять лет, если не меньше.

У меня шестеро детей: им 38, 37, 36, 30, 29 и 19 лет. Моя семья состоит из пяти разных поколений, и все собираются вместе на праздники и дни рождения. Я представляю собой одно поколение — мне 76. Моя жена — следующее поколение (она на двадцать лет младше). Три старших ребенка — третье поколение. Далее 30- и 29-летние — четвертое поколение, а «младшенький», которому 19, — пятое.

Как я это измеряю? У нас пять разных систем ценностей. Разные ожидания от жизни. Разный образ жизни. Мы как будто говорим на пяти разных языках. Не я один так считаю. Дети говорят так друг о друге.

Этот феномен — раннее старение — имеет множество следствий.