Для витимцев баня с парилкой была большим праздником. Она никогда не пустовала. Съедала баня ворох дров и угля. Отцу, конечно, приходилось здесь нелегко. Его можно было и понять. Но у кого жизнь была легче? Может, у Лукина, у Куликова, у соседей или у студента-сына?

— Чтоб тебя! — пробормотал Игорь, споткнувшись о сучковатое полено. — Эй, кто тут есть?

В проеме, заваленном поленьями и освещенном изнутри красным огнем кочегарки, показался человек. Он был весь черный и лоснящийся.

— Кого надо, парень? — спросил он хрипло.

— Бандуреев здесь? — отозвался Игорь, стараясь не показываться на свет.

— Нету, — сказал сиплый кочегар. — Смена-то его в шесть кончилась.

— А где же он может быть? — спросил Игорь.

— Пьет где-нибудь, — сообщил кочегар.

— Пьет? — переспросил Игорь, медленно развернулся и побрел домой. — Пьет... Пьет... Пьет!..

Он перестал повторять это краткое слово только у порога, услышав разбитый бас отца.

— Я вам не Иван с трудоднями! Я прирожден командовать и буду!..

— Ты лиходей! — донесся из-за неплотно притворенной двери голос матери. — От твоего командования вся семья наша в улово может уйти!

— В какое это улово? — хмуро отозвался отец.

— На то похожее, в которое тебя чуть таймень не утащил! — напомнила мать. — А теперь ты нас тянешь! Мне-то с тобой не страшно тонуть! Сына, однако, тебе не дам губить! За сына я в огонь брошусь! Горло перегрызу! Помни это, Петя, когда лишнюю рюмку пьешь!

— Ладно, мать, ты только не говори сыну, что было. — Отец шибанул ладонью по столу. — От неудовлетворенности пил. А теперь кончаю. Новая жизнь начинается, мать! Петра Васильевича вспомнили... Сегодня с Куликовым выпили мировую. Он обещает похлопотать насчет одной солидной должности...

— Хоть бы уж! — воскликнула мать. — Прекрасный все же он человек, наш Матвей! Золотое сердце!

Игорь распахнул дверь и поставил ногу на выщербленную середку порога.

— А я тебя ищу, отец, — сказал он.

— Доброго здоровьица, сынок, — ответил отец и пошел навстречу, раскинув руки.

Пальцы его задрожали, и он кинулся обнимать сына. Повеяло знакомым запахом сивушного перегара. Но вообще отец был чисто выбрит и переодеться успел в свой старый, но еще неизношенный костюм стального цвета. Игоря обрадовала подслушанная новость, что они сошлись с Куликовым. «Это должно облагоразумить теперь его!» — решил он и сердечно поцеловал отца в морщинистую щеку.

— Диплом приехал зарабатывать?

— Да, — Игорь опустился на лавку и посмотрел в красные глаза отца. — Скоро начнем перебираться на гору.

— На следующий год в геологический отдел сядешь? — спросил отец, и стертая коронка чуть блеснула у него во рту. — Куликова начнешь подпирать?

— У нас район огромный, — заметил Игорь. — Всем места хватит.

— А слава за жильное золото одна, — сказал отец. — И Матвей ее не отдаст никому!

Нам тоже, надеюсь, что-нибудь перепадет, — повел на шутку Игорь.

— Мне уже авансом выдал он, — всерьез ответил отец. — Обещает устроить директором одного заведения.

— Вот и прекрасно! — воскликнул Игорь. — Такому человеку, как Матвей Андреевич, никаких почестей не жалко!

— Я тоже в долгу не останусь, — сощурился важно отец, — как-нибудь отблагодарю, может статься, помогу вам найти эту самую жилу...

— Чем ты поможешь, отец? — усмехнулся Игорь. — В этом деле нужна голова академика!

— Найду чем. — Зрачки отца сверкнули по-молодому, словно два медных капсюля. — Опыт кое-какой и в своем деле имеем. Авось не последней сошкой в открытии окажусь, если она есть тут у нас, жила, всамделишная, золотая.

— Если в новом сезоне не решим этот вопрос, — заявил Игорь, — я дальше буду учиться, в аспирантуре.

— Это что же такое, аспирантура? — насторожился отец.

— Учиться дальше под руководством ученого, — стал объяснять Игорь. — Защищаешь диссертацию, тебе присуждают звание кандидата геолого-минералогических наук!

— Смотри, конечно, сам, Игорь, — сказал отец, сводя морщины к переносице. — Мой совет — в геологоотдел! Все же легче, когда ты шагаешь вслед за отцом..

— Нет, хорошо, сынок, хорошо! — оборвала отца мать. В низко надвинутой на глаза черной косынке она вышла из комнаты и забрякала посудой. — Учись дальше, сынок. Влезть в нашу житуху успеешь всегда. Как отец стать, всегда станешь, а вот ученым человеком никто еще не был из нашей родни. Хоть знать я буду — не зря жила на белом свете! Не зря гнездо сохраняла я, до потери памяти иной раз!

Мать извлекла из-под стола бутылку «Рябиновой» и поставила ее ближе к Игорю. Засуетилась между плитой и столом, гремя мисками, разнообразя закуску.

Игорь следил за ее сухими руками, потом перевел взгляд на отцовское лицо. Глаза отца ласкали бутылку. В углах его дряблого рта выступила слюна. Увидев бутылку, отец будто напрочь забыл про все на свете. Он оживился, потер ладони и начал сбивать сургуч с бутылки с таким вниманием, будто от этого зависела дальнейшая судьба их семьи.

Утром Игорь почистил кеды зубным порошком и направился в управление.

Шел он по-студенчески, вприпрыжку. До середины горы перегонял рабочих в робах. Дальше стали попадаться служащие. Город рос вверх по склону Горбача. Внизу были времянки, вроде их барака. Но чем выше на увал, тем дома становились новее.

Мимо их бывшего дома Игорь прошел, опустив голову. Дом пустовал до сих пор, как писала мать. Ваня жил отшельником в своей фанзе, а купленный дом держал под замком. Может быть, еще не оставил мысли жениться на Фене, а скорее понимал огородник, на кого работало время. Сын Петра Васильевича Бандуреева все отдаст за ту память, что связывает с домом, за возвращение на гору бедных родителей.

С этими мыслями Игорь подошел к приисковому управлению. Двухэтажное здание было окружено брусчатыми домами. На некоторых еще не обсохла смола. Из новых домов густо валил конторский люд. Двери управления хлопали беспрерывно. У подъезда стояло несколько легковых автомашин и подкатывали еще.

Игоря обдал пылью новенький ГАЗ-69. Машина остановилась в двух шагах от Игоря. Из нее выпрыгнул Куликов. На его голове, как всегда, красовалась фуражка с потускневшей эмблемой горного инженера.

У Игоря была такая же фуражка. Он заказывал ее специально в шапочной мастерской, угрохав полстипендии. Горевал, что отменили горную студенческую форму. Но фуражку сшил, чтобы походить на Куликова.

Игорь повернулся к Куликову, улыбаясь. Но тот незряче скользнул по нему озабоченным взглядом и прошел мимо. На секунду Игорь замешкался, потом бросился в хлопнувшие двери, удивляясь на ходу: «Совсем заработался начальник!»

— Матвей Андреевич! — крикнул Игорь.

— Здрасте, — крякнул Куликов, не замечая ничего и никого.

Игорь сорвал фуражку и кинулся за Куликовым в его кабинет. На дверях кабинета сверкала стеклом, лаком и золотом табличка «Главный геолог». Когда Куликов повернулся, чтобы закрыть за собой дверь, они столкнулись лицом к лицу. И мешочки под глазами Куликова дрогнули. Раньше мешочки были слабо заметны. Но теперь они сильно выделялись, видно, работа большая давала себя знать. Зато лицо стало белее, и даже оттенок розового лежал на щеках. А над верхней губой появились усики. Они придавали Куликову щеголеватый вид. Хорошо будет выглядеть на фотографиях в газетах и журналах Матвей Андреевич! Что ж, после великих трудов можно позволить себе и вальяжный видок. Пусть потом кажется широкой публике, что открытия делаются так, между прочим, грациозно, изящно и элегантно.

— А-а, Игорь Петрович, — затянул Куликов, и усики его изогнулись, как колючая сороконожка, — ждем, ждем... Добро пожаловать.

— Я поздоровался, — стал объяснять Игорь, сжимая фуражку, — но вы не заметили... Заработались.

— Удручен, представь, — заговорил Куликов, пропуская Игоря в кабинет, — дела наши плохи... Из двух отрядов решено оставить один!

Голос Куликова напоминал скрип корабельной сосны, когда ее покачивает ветер. Главный геолог грузно подошел к карте района, развешанной на стене, и обвел пальцем синие щупальца верховьев Шаманки.