— Никто не живет, что ли? — спросил Игорь.

— Заброшенный прииск... Радостный, — ответил Куликов, подгоняя машину к речке. — И Витимску то же грозит, между прочим. Это не корову купить — найти коренные источники золота...

Машина остановилась. Куликов надел свою новенькую фуражку с бронзовой эмблемой горного инженера и выпрыгнул на гальку. Люба последовала за ним. Игорь взял свой молоток и тоже соскочил на землю.

Галька хрустела под ногами, как в дикой тайге. Ленивая прозрачная Шаманка по-хозяйски обглаживала ее. Палые листья и хвоя сбивались у валунов желтыми язычками. Этот осенний хлам усиливал впечатление, будто тайга вытеснила отсюда человека. «Неужели здесь не осталось ничего полезного?» — подумал Игорь.

Он вгляделся внимательнее в ручей. Между белыми камешками, синими, серыми, бурыми золотились желтые.

Игорь наметил самый золотой и полез в воду. Резиновые голенища смяло напором воды, ноги свело холодом. Но Игорь подобрался к золотистому камню и сунул в воду руку. Вокруг потолстевших пальцев засеребрились струйки. Все ближе, ближе ко дну. Раз — и пальцы ухватили камешек. Игорь поднес его к глазам. В покрасневшей ладошке лежал обломок серого камня, усеянный золотой крупой.

— Матвей Андреевич! — закричал Игорь.

— Что, самородок нашел? — спросил Куликов, улаживая рюкзак за спиной.

— Похоже на золото! — отозвался Игорь и понес ему камень на ладони.

— Неужели? — вскрикнула Люба, и в ее глазах засверкали золотинки.

Куликов усмехнулся и взял камень.

— Неплохая находка для первого раза, — похвалил он и кинул камень в речку. — Серый сланец с пиритом... Сегодня нам много таких камней попадется... На них даже корову не купишь.

— Тот самый пирит, про который в легенде рассказывается? — спросил Игорь. — Что оказался вместо золота у Алешки Фартового?

— Тот самый, — ответил Куликов.

— Знать бы словцо такое, волшебное, — сказала Люба, мечтательно закатывая глаза, — чтобы всю эту гальку в чистое золото превратить!

— Тогда бы всем хорошо было жить, — подхватил Игорь. — Никто бы не ругался, не ссорился, воров бы не стало, верно, Матвей Андреевич?

— Самое волшебное слово — наука! — ответил Куликов. — Ее ключами открываются любые двери, достигаются благородные цели...

Он пошел, зорко оглядывая камни под ногами, поколачивая их молотком на рукоятке, в два раза длиннее, чем у Игоря. Игорь не отставал. Металлические звуки разносились по ручью и замирали среди отвалов давно перемытого речника. Люба просто собирала красивые камни в полу кофты. Когда их набиралось много, она со вздохом высыпала их. Через шаг начинала собирать новые.

— А Феня говорит, золотая жила откроется по святой нужде, — сказала Люба, догоняя их. — Как это в науке истолковывается, Матвей Андреевич?

Куликов снял фуражку, вытер околыш внутри мятым носовым платком и снова натянул ее на лысеющую голову.

— Никак, Люба, — ответил он, и к мешочкам под его глазами потянулись строгие морщинки. — Вся эта блажь несовместима с наукой!

Он прицелился в глыбу кварца и ударил по ней молотком. Глыба развалилась на рыжие куски. Игорь кинулся подбирать осколки. Он отдавал их Куликову, с надеждой глядя на его лицо. Но тот кривил губы и выбрасывал один осколок за другим.

— Наука геология действует методом отбрасывания, — объяснял Куликов. — Отделяя пустую породу, мы приближаемся к открытию истинного ценного! — Он отряхнул руки и пошел дальше, размахивая молотком, будто хотел отбросить и его. — В жизни точно так все... Ценное скрыто во всяком вздоре. И только тот делает открытия, кто умеет преследовать главную цель, отбрасывать мусор весь, не замечать вздор, глушить пустозвонство!.. Выбрасывай свои камни, Любушка, они не годятся никуда!

— А мне жалко их, — сказала Люба. — Из них дом разноцветный построить можно или дорогу вымостить... Представляете, какая красивая дорога была бы у нас!

Куликов разулыбался, полуобнял Любу и стал объяснять:

— В нашем краю человеку выгодно только золото добывать, моя сердечная барышня. Со всеми другими камнями возиться экономически невыгодно, поняла?

Люба покрутила головой. Красные бантики летали вокруг высокой шеи, словно бабочки. Куликов стал объяснять ей все подробнее, забыв обстукивать камни.

Игорю пришлось взять на себя все белые валуны и глыбы. Он решил ни одного не пропустить — вдруг в пропущенном окажется золото! И он разбивал кварц до тех пор, пока чуб не пристал ко лбу и не захотелось пить.

И тут как раз он забрел в переспелый голубичник. Сизые ягоды свисали с веточек, подобно оледеневшим каплям росы. Игорь повел рукой по кусту, и пальцы его вмиг окрасились в цвет чернил. Голубица сама срывалась в ладошки. Ягоды таяли во рту, оставляя привкус вина. Игорь давил языком нежную голубицу и думал, что лучше ягоды нет на земле. И почему это людям обязательно гоняться за золотом? Можно бы жить здесь из-за тайги, собирать ягоды, разводить оленей, охотиться...

Игорь разогнулся и подставил ухо ветерку.

Цоканье молотка еле слышалось справа, из крутосклонного распадка. Игорь огляделся и понял, что сильно отстал. «Один! — пронеслось в голове. — Потеряюсь, заблужусь, пропаду!» Он сразу забыл про ягоды. Ноги вынесли его из голубичника на валуны, устилающие обмелевший ручей. «Нет, люди не зря объединились и придумали цену золоту...»

— Ого-го-го, Матвей Андреевич!

— Ау-у-у-у, Игореша!

— Мы зде-е-есь, Игорь!

Эхо пронеслось по пестрому, как петушиный хвост, распадку.

Игорь побежал, стряхивая на себя красные листья черемухи и мягкие ворсинки лиственниц. Голубица билась, подобно синему граду, в голенища сапог.

Куликов сидел на глыбе кварца. У ног его была целая россыпь белых обломков. На одном из них лежала фуражка. Куликов отирал носовым платком лицо. На его поникшую шевелюру слетел выгнутый красный листок. Куликов не смахнул его.

— А это кварц? — спросила Люба, поднося Куликову рыжую глыбу.

— Кварц, увы, мертвый, — вяло сказал Куликов, — может, мы вообще занимаемся мертвым делом?

Игорь и Люба не знали, что ответить на это. А Куликов продолжал:

— Неужели мы закончим жизнь с пустыми руками?

— Но у вас же много разных камней в кабинете, Матвей Андреевич! — горячо возразил Игорь. — И дома!

— Даже в почках, — скислился Куликов. — Уже есть камешки.

— Еще найдете свой фарт, Матвей Андреевич! — заговорила Люба. — И мы с Игорем будем помогать вам изо всех сил, верно, Игореха?

Люба схватила молоток и стала бить по глыбе, прикрываясь рукой от мелких осколков. И вдруг соломенно-желтые кристаллики брызнули из расколотки.

— Матвей Андреевич, — вымолвил Игорь и бросился собирать сверкающую муку, — смотрите что!

Лист черемухи соскользнул с головы Куликова на ладонь Игоря.

— Все тот же пирит, — протянул Куликов и поднял фуражку. — Тут им заражены все вмещающие породы. Считается он спутником золота, но в жилах его здесь меньше, чем в сланцах. Следовательно, пирит — ложный спутник у нас здесь, на него ориентироваться нельзя. Как учит нас Журкин Илларион Борисович, коренное золото в Сибири связано с кварцевыми жилами. А он большой специалист по золоту. Запомните его имя! Еще придется учиться у него, если не охладеете к золоту. Журкин Илларион Борисович, кандидат геолого-минералогических наук, доцент Иркутского горного института!

— Запомню. — Игорь медленно опустил из ладони золотую струйку.

— Журкин Илларион Борисович, — повторила Люба.

— Пойдемте, — сказал Куликов, грузно вставая, — а то ночевать придется в тайге...

А Игорю не давало покоя другое. Оно располагалось на последней парте их класса, имело обезьянью физиономию, ужимки, пронзительный голос и называлось Митькой Шмелем.

Этот Митька приехал в Витимск с отцом, матерью, братишкой и сестренкой. Они напоминали беженцев. Но беженцы после войны уже начинали возвращаться на запад. А эти только приехали в их глухие края. Видно, собирались подзаработать на золотишке. Наговорили им, что в Витимске золото в огородах моют, они и снялись с места. А тут давно кончились золотые времена, когда мальчишки запросто намывали золото в отвалах. Отвалы были перемыты. Теперь добывали пески в глубокой шахте и получали за это шахтеры зарплату, как на любой другой работе.