«Хорошо мне в теплушке…»* Хорошо мне в теплушке, Тут бы век вековать, — Сумка вместо подушки, И на дождь наплевать. Мне бы ехать с бойцами, Грызть бы мне сухари, Петь да спать бы ночами От зари до зари, У вокзалов разбитых Брать крутой кипяток — Бездомовный напиток — В жестяной котелок. Мне б из этого рая Никуда не глядеть. С темнотой засыпая, Ничего не хотеть — Ни дороги попятной, Разоренной войной, Ни туда, ни обратно, Ни на фронт, ни домой, — Но торопит, рыдая, Песня стольких разлук, Жизнь моя кочевая, Твой скрежещущий стук. 1943 «Четыре дня мне ехать до Москвы…»* Четыре дня мне ехать до Москвы. И дождь, и грязь, да поезжай в объезд, А там, в пучках измызганной травы, Торчит березовый немецкий крест. Судьба, куда ты немца занесла, Зачем его швырнула как мешок У старого орловского села, Что, может быть, он сам недавно жег? Так, через эти чуждые гробы, Колеса наши пролагают след. А что нет дела немцу до судьбы, То и судьбе до немца дела нет. 1943 «Смятенье смутное мне приносят…»* Смятенье смутное мне приносят Горькие веянья весны. О, как томятся и воли просят Мои мучительные сны. Всю ночь, всю ночь голоса убитых, Плача, упрашивают из земли: «Помни кровь на конских копытах, Помни лица наши в пыли. Мы не запашем земли восточной, Глина лежит на глазах у нас. Кто нас омоет водой проточной, Кто нас оденет в твой светлый час? Только и властны над сонным слухом, — Если покажешь нам путь назад, — Мы прилетим тополевым пухом, Как беспокойные сны летят». 1944 «Как золотая птичка…»* Как золотая птичка, Дрожит огонь впотьмах, В одну минуту спичка Сгорит в моих руках. Неверное такое, Навек родное мне, Сердечко голубое Живет в ее огне. И в этом зыбком свете, Пусть выпавшем из рук, Я по одной примете Узнаю все вокруг. Мне жалко, что ни свечки, Ни спичек больше нет, Что в дымные колечки Совьется желтый свет. Невесел и неярок, На самый краткий срок, Но будет мне подарок — Последний уголек. О, если б жар мгновенный, Что я в стихи вложил, Не меньше спички тленной Тебе на радость жил! 1944 «Мне снится какое-то море…»*
Мне снится какое-то море, Какой-то чужой пароход, И горе, какое-то горе Мне темное сердце гнетет. Далекие медные трубы На палубе нижней слышны Да скрежет, тяжелый и грубый, Запятнанной нефтью волны. И если заплачет сирена Среди расступившихся вод, Из этого странного плена Никто никогда не уйдет. Покоя не знающий странник, Кляну я чужой пароход, Я знаю, что это «Титаник» И что́ меня в плаванье ждет. Мне дико, что там, за кормою, Вдали, за холодной волной, Навеки покинутый мною, Остался мой город родной. 1944 «Какие скорбные просторы…»* Какие скорбные просторы, Какие мокрые заборы И эта полунагота Деревьев, эта нищета, Когда уже скрывать не нужно Ни жалких слез, ни старых ран, Как будто в слабости недужной Всего желанней не обман, А мелкий дождь, сквозной туман И тленья вкрадчивый дурман. Деревья лгут. Зачем все это Оцепененье желтизны, Где столько воздуха и света Тебе напоминает сны, Когда ты падаешь и знаешь, Что это – смерть, и, пробудясь, Почти мгновенно забываешь С ночными призраками связь? Не верь деревьям. В эту пору Они – притворщики. Они Солгут, что твоему позору Их обнажение сродни, Что между сучьями нагими Есть руки слабые твои, Что и они могли бы ими Коснуться неба в забытьи, Но есть еще соблазн паденья На лоно матери-земли, И только смертного томленья Их листья не превозмогли. Не верь их нищему покою, Тебя обманывает он, Деревьям нужно быть с тобою — И взять тебя в свой зимний сон, Озябнуть у холодной дачи От поздних листьев до корней И лгать, что лед в крови горячей Тем сладостней, чем жить трудней. 1944 |
