Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Проснулся от дикого, нечеловеческого крика, яркого света, дыма и ледяных брызг, летевших непонятно откуда. И первое, что увидел — звездное небо над головой. Окантованная багровыми тлеющими краями дыра в кровле палатки быстро увеличивалась, звездное небо росло на глазах, впуская леденящий холод…

Бедный Чигони! Он вопил не своим голосом и суматошно разливал вокруг запасы воды с кусками льда, наколотого с вечера для таяния: опустошил все — чайник, кастрюлю, ведро!

Общими усилиями пожар был потушен. Распоротыми по швам мешками заделали зияющую дыру, расшуровали печку, снова сбегали на ключ за льдом, подсушились. Чигони совсем охрип, объяснялся больше жестами, но мы поняли, что произошло. Сидя за починкой штанов он, смертельно усталый, уснул. И то ли сбил в солому свечу, то ли она, догорев, свалилась сама, но сухая подстилка вспыхнула, сразу лизнув кровлю палатки. Чигони завопил и пустил в ход весь имевшийся, к счастью, запас воды. В общем, дело могло кончиться куда хуже.

Остаток ночи прошел спокойно, но утром оказалось, что повар для похода не годен. Хотя он честно и вовремя накормил людей и собак, но был совсем без голоса и выглядел настолько больным, что решили оставить его сторожить палатку и быка.

Вышли с той же сворой втроем, поднялись на юго-западный склон Татудинзы, где вчера оставили след, начали распутывать. Сильно мешал табун кабанов, перепахавший накануне огромную площадь. Копанина подмерзла, след тигра почти не отпечатывался, кровь на третьи сутки, как обычно, незаметна. Но мы распутали эту головоломку и около полудня подняли тигра с двадцать восьмой по счету лежки. Он залег на скалистой, заросшей кедрачом возвышенности; при нашем приближении вскочил и прыгнул в заросли.

— Вот он! — успел выдохнуть брат, вскинулся, но выстрелить не успел, и мы как ужаленные помчались сквозь чащу по свежему следу. День стоял ясный, и хотя утром градусник показывал —27°, всем скоро стало жарко. Но что это? Лес стал редеть, впереди показалось голубое небо. Впервые за два дня тигр вдруг покинул зону сумрачных кедровников и бросился в дубняки южного склона горы.

Выскочили на кромку излома. Внизу открылась длинная, уходящая на юг падь, раскинулось милое сердцу, прозрачное зимой редколесье. Лишь на боковых стрелках кое-где виднелись желтые пятна молодого дуба и орешника. Но эта падь упиралась в главную, а за ней снова синела уходившая в бесконечность хвойная тайга; если зверь утянет туда, погоня станет крайне сложной.

Впервые за два дня можно было видеть на сотни шагов вперед, ничто, казалось, не мешало бежать под уклон, и решение родилось как-то стихийно: я с собаками бегу по следу, Понджуни за мной, Арсений — параллельно, по гривке, тянувшейся справа. Может быть, перехватит? И, позабыв о всякой опасности, помчались, как за зайцем…

Напуганные за эти дни собаки семенили впереди в двух десятках шагов. Понджуни с тяжелой котомкой отставал. Брата я скоро потерял из виду, хотя знал, что он бежит где-то по хребтику справа. Все внимание было устремлено вперед, вдоль тянувшейся по дну распадка цепочке круглых следов.

Так, почти бегом, мы отмерили более километра, как вдруг собаки сбились в кучку, что-то обнюхивая. Потом разом повернули головы вправо, к хребту, по которому должен бежать Арсений, и — я услышал приглушенный гребнем выстрел! За ним второй, третий!

Собаки, взвыв на разные голоса, метнулись вверх по склону; я за ними, почти не отставая. И только сейчас меня потрясла мысль, что, как старший, не имел права соглашаться на то, чтобы разделиться в такой критический момент. Что там сейчас происходит? Что я увижу? Дурак! Идиот! Убить тебя мало!

Казалось, я вижу, как тигр рвет окровавленное тело брата…

Не помню, как взлетел на гребень, дыхания уже не было, но почти сразу увидел всю группу. В светло-серой куртке и мохнатой шапке, Арсений стоял среди деревьев с винтовкой у плеча. А на небольшой полянке, окруженный собаками, растянулся оранжево-полосатый зверь, рядом с которым собаки казались мышами. Вздыбив на загривках шерсть, они лаяли отрывисто и звонко, но приблизиться к поверженному гиганту не решались. Я подбежал, скинул рукавицу, мы обменялись рукопожатием…

Да, у меня были все основания переживать эту финальную встречу. Тигр, конечно, сделал засаду. Вскочив с двадцать девятой лежки, рявкнул и бросился на Арсения. Случилось это в такой чаще, что брат угадывал приближение только по вершинам качавшихся дубков и ждал, чтобы стрелять в упор. Почему-то в последний момент зверь не решился смять охотника: не добежав нескольких шагов, взял круто в сторону, внезапно открывшись на прогалине, где сейчас лежал.

Но вот наконец собрались все вместе; красный счастливый Понджуни, едва отдышавшись, скинул котомку и помчался на табор за санями. Арсений принялся разводить костер, я подтаскивал хворост. Однако по привычке начал присматриваться к собакам — нет ли раненых? И вдруг не обнаружил Ласки.

— Слушай, а Ласки-то не видно. Не задавил ли он ее в последний момент?

Мы растерянно шарили глазами между кустов и деревьев, но видели только троих: черного Ларго, пегого Севера и сероватого, с черными подпалинами молодого сеттера Пегаса. Все лежали кружком на снегу, старательно выгрызая намерзший между пальцами лед. Ласки среди них не было.

Я машинально оглянулся на тушу тигра и расхохотался. Какая сообразительная сучка! Она взобралась на могучую спину десятипудового кота, растянувшись вдоль хребта, положила морду на вытянутые вперед лапы и, блаженно щурясь от тепла и сознания победы, так слилась своей рыжей шубкой с тигром, что представляла собой как бы одно целое. А он лежал свободно, вытянув хвост, и янтарные глаза были все еще полураскрыты.

— Бросай костер, давай сфотографируемся, уж больно он хорош!

Я срезал вешку, пристроил аппарат, установил на автоспуск. Брат присел позади тигра. Ласка спрыгнула на снег, все остальные собаки тоже примостились для позирования. Я нажал на кнопку, и пока рычажок пел свою восьмисекундную песенку, успел приткнуться к группе и взять Ласку за нос. Этот снимок жив и поныне.

Оказалось, в этот день тигр привел нас к палатке ближе, чем накануне. Прошло меньше часа, и мы увидели вынырнувшего из-за мыска рыжего бычка и обоих помощников. Они торопливо шагали по обе стороны саней, порозовели от подъема, запыхались. Но если Понджуни держался относительно спокойно, то Чигони ликовал как ребенок. Маленький, кривоногий, он счастливо улыбался во весь свой широкий рот, то пытался что-то выкрикивать, то хрипел и в восторге бил себя по ляжкам. А приблизившись, долго тряс нам руки, обнимал и закончил плавным национальным танцем, медленно кружась с воздетыми и покачивающимися в такт ладонями.

В окружении почетного эскорта, на мягкой подстилке из веток с дубовыми листьями вез наш рыжий бычок этот трофей номер один. А к вечеру красавец грабитель висел на мощной ветви векового дуба в нескольких шагах от палатки, где тоже остался запечатленным на фотографии.

ЛАСКА

Шла первая декада февраля. В этот день я уложил солидного секача. Закопал в лесу, чтобы вывезти позднее, в густых сумерках вернулся на табор. Чигони уже приготовил ужин, сварил похлебку для собак. Услыхав, что иду, вынес на улицу одеяло. Перед тем как занести оружие в тепло, мы укутывали его на морозе. Так оно оттаивает постепенно, не отпотевает и не ржавеет.

Я влез в палатку, разделся, стал оттаивать сам. Лицо горело с мороза.

В тайге в палатке не принято громко говорить. Мы тихонько переговаривались, когда услышали шорох подбежавших собак. Потом заскрипел снег под ногами брата. Мы выбросили ему одеяло. Он щелкнул затвором, вынимая патрон, подал в низкую дверь закутанную винтовку, согнувшись, пролез сам.

Улыбнулся еще застывшими, непослушными с мороза губами:

— Ну как? Что у тебя?

— Ничего. Взял секачишку пудов на девять.

— Неплохо. Но у меня интереснее. Заследил в берлогу медведя. Нашел совсем запорошенный след, но вижу — он все крупные тополя осматривает, к каждому подходит. Ну, думаю, ты, брат, откуда-то выпугнут, новую квартиру ищешь. И точно: покрутил, покрутил и вдруг прямо крупным шагом направился к огромному тополю. Как будто узнал знакомое место. Подхожу к дереву — след есть, а дальше нет… Поднял голову, а там окно. Значит — туда залез. Окно высоко, метров десять от земли, а уже вечереет. На ночь глядя выгонять не стал, решил, завтра пойдем все вместе. Попробуешь сфотографировать, когда он будет оттуда вылезать.

78
{"b":"581165","o":1}