33 Кого еще ты хочешь взять с собой? Еще что принести ко мне желала б? Возьми с собой прибрежье и прибой… Я жду тебя… Душа болит от жалоб! Уснула моря голубая гладь, Мигающие звезды отражая, И ветру удалось туман убрать, Чтоб я тебя увидел, дорогая. Я слышу рокот мерный и густой. Я сплю, но разбудить меня не трудно. Волна зовет меня на мол пустой: «Вставай скорей. Проходит мимо судно!» Бегу. Не поспевает тень за мной. Открытый мол недалеко от дома. Но судно проплывает стороной, Касаясь парусами окоема. 34 Прошло и скрылось судно. Тишина. Я так спешил и опоздал, конечно. Негромко с галькой говорит волна, И слушать их могу я бесконечно. Быть может, там, где звездный полукруг, Ты бросишь якорь — море там глубоко. Пора! Нам надо встретиться, мой друг, Мне трудно без тебя и одиноко. Чутье такое есть у легких птиц: Летят друг к другу над водой и в поле, Не знают и не ведают границ И, вольные, встречаются на воле. Но, думается, и они грустят, Когда в лесу берется за работу Веснушчатый и рыжий листопад, Когда они готовятся к отлету. 35 Погашен свет. За окнами гроза. И в темноте твои белеют руки. Я целомудренно закрыл глаза. Я не желаю этой сладкой муки. Мне кажется — я на гору иду, Глаза закрыты, но светло на диво. Я взял с тобой такую высоту, Что никогда не убоюсь обрыва. Напоминает мне мой каждый шаг, Что мы навеки отданы друг другу. Пусть между нами горы, море, мрак, — Тропа, как, друг, мне протянула руку. Не оступлюсь. Не ринусь с высоты. Напрасно бездна мне готовит место… Скажи мне, перед кем сегодня ты Танцуешь, ненаглядная невеста? …………… 37 Мне утешенья больше не нужны! Ты платье подвенечное надела И спрятала, как острый меч в ножны, В атлас шуршащий трепетное тело. Сегодня удивится сам Казбек И не поймет за много лет впервые, Кружит ли у его подножья снег, Цветы ли опадают полевые? А ты на гору даже не глядишь, Исчерпанная мукой и любовью, И новый мир, в котором ты не спишь, Дары тебе приносит к изголовью. И я не сплю на берегу морском. Я камешками развлекаю горе, И жду письма, и прочитаю в нем: «Прости, я занята…» Уснуло море. 38 Ты — золотая пава. Грусть и тень Отныне задевать тебя не вправе. Шафраном пахнет добрый летний день, Заря зашла в волос твоих оправе. Я к заговорам древним прибегу; В силок, как птице, положу приманку; Настигну на лету и на бегу, Но от скитаний отучу беглянку. Не клетку смастерю, как повелось, — Совью гнездо из звуков, зацелую. В густой червонный лес твоих волос Я сам попал, как в клетку золотую. Защебетали на ветвях птенцы. Заря взошла и подожгла дубраву. Я жду. Летите птицы, как гонцы, И приведите золотую паву. 39 Спокойно море, и прозрачны дни. Блуждает белый парус на просторе. Не ты ли это? На берег взгляни И поверни сюда — спокойно море. Оставит парус ветер озорной И, расставаясь, скажет: «До свиданья! Пусти здесь корни. Расцветай весной. Забудь свое изгнанье и скитанье! Здесь человеку предана земля, Здесь всех целит голубизна сквозная, Здесь дружбу предлагают тополя, Здесь каждая песчинка — мать родная». Ночное море отдает вином. Я предаюсь моим мечтам и думам… Нас ждет здесь, друг мой, детство с миндалем И с самым сладким на земле изюмом… 1940
За народ и Родину (1941–1945) Клятва на могиле замученного красноармейца Пер. Л. Руст Ты боль свою, как славу, гордо нес, Как саблю, выхваченную из ножен. Слезами сон твой мы не потревожим, Мы честью поклялись красноармейских звезд У праха твоего, — где б ни лежал твой прах, Каким песком его б ни заносило время, Мы будем мстить, сжимая меч в руках, Пока твоих убийц не уничтожим племя. Покрылась пеплом скорбная земля, Покрылись дали траурною сеткой. Ты шел на смерть — была тверда нога твоя, На муки шел ты, как идут в разведку. Ты был от мук своих отчизной отделен, С отчизною в груди ты миг последний прожил, Пред сворой палачей стоял ты обнажен, С презрением глядел на мерзостные рожи. Привязан к дереву, как Прометей к скале, Стоял ты, взорами грядущее читая, Но не орел клевал тебя в полночной мгле, А черных воронов тебя когтила стая. Ты на костер взошел, последний сделав шаг. Пред пыткою такой померкнут пытки ада, Но голос родины звенел в твоих ушах, Нет, ты не зарыдал и не молил пощады. Рыдали за тебя и ветер и леса, Текли, как воины, отряды рек ревучих, Из недр высоких гор гудели голоса, И солнце спряталось в густых, ненастных тучах. Сквозь ветви, пробиваясь, звуки шли, И песнь лилась, как буря, нарастая. Смятенная земля скорбела. А вдали Простерла руки мать седая, С тобой страдания предсмертные деля, На подвиг младшего благословляла сына: — Сияньем солнечным клянется вся земля, Клянется родина, могуча и едина. Клянется битвою последнею своей Боец, принявший смерть с презреньем небывалым, Что будет мрак твоих проколотых очей Могильной пропастью фашистским каннибалам!.. Где камни на земле, чтобы сохранять твой прах? Где приняла тебя земля отверстым лоном? Потомки пронесут тебя в своих сердцах, Они тебя найдут, они придут с поклоном. Свободные пройдут свободною землей. Они тебя найдут, ты можешь быть спокоен. Они придут к тебе сквозь холод, ветер, зной, Замученный врагом, бессмертный воин! Мы нашу боль должны достойно перенесть, Но сталью мы сверкнем, мы пламенем взметнемся! Великой будет месть и грозной будет месть, Красноармеец! Мы не плачем, мы клянемся! |
