Несется Чапаев, как вихрь, на коне,
Глаза на при деле, рука на ремне.
И снова разбужены скоком лихим,
Леса и просторы несутся за ним.
Летят на врага под обстрел, под огонь.
Такому ли вражьих бояться погонь?
Он оторопь сеет во вражьих рядах,
Столбами дорожный взвивается прах.
Он в полночь глухую и в светлый рассвет
С бойцом пограничным ложится в секрет.
Ни шашка, взвиваясь, ни пуля, звеня,
Не сбросили всадника в битве с коня.
И всюду, где должно разить и стеречь,
Он перед бойцами, как знамя, как меч.
Вернулся я к тебе из дальней стороны,
Нарушил я обет и память предков предал.
Здесь, на твоей земле, разорены
Могилы древние, кладбище наших дедов
[1].
Лежат останки их среди могил бойцов,
Здесь пронеслись бои, столетний плен
развеяв,
А мне не воскресить забытый прах отцов —
Гонимых из страны в страну евреев.
Они покорно шли, как гурт овец в загон,
Шли, страхом скованы, кляня свое бессилье,
Под лязг и звон секир, под колокольный
звон
Шли в тюрьмы Кордовы и на костры
Севильи.
Над головой твоей опять занесены
Орудья палачей — куда страшней секиры.
Пришел я из Москвы, из дальней стороны,
Пришел как брат, не как изгнанник сирый.
Я вновь свою судьбу теперь связал с тобой,
Когда ты стонешь, кровью истекая.
Несу тебе любовь и опыт боевой
Из вольного, прославленного края.
Проснулась ты в годину мук и бед,
Чтоб вольность отстоять в горниле
испытаний
Да сменит звон меча бряцанье кастаньет,
И яркой молнией разящий меч твой станет!
Европа вся в дыму, огнем озарена,
Вся кровью залита, а над тобою ныне
Уже занесены, несчастная страна,
Крест Гитлера, секира Муссолини.
Они разносят по земле чуму,
Хотят, чтоб землю трупы заражали,
Летят, как злые демоны, в дыму
Над пеплом городов, над грудами
развалин.
Они несут предательство и страх,
Бесправье и разбой, расстрелы, бомбы,
пламя,
Они живое все сжигают на кострах,
И путь их вымощен повсюду черепами.
Но мужество твое, оно всегда с тобой,
С тобою вера твердая в победу.
В Мадриде каждый камень рвется в бой,
Готовы к бою хижины Толедо.
Путь боем озарен, и чувствуют сердца:
Звучит разрывов гром, звучит атаки топот,
Как эхо выстрелов у Зимнего дворца,
Как громовой повтор атак у Перекопа.
Твой путь, твоя судьба, как горы, высоки,
От поступи твоей вскипают волны моря.
И дети в бой идут, и старики,
Чтоб отстоять твои поля и взгорья.
Светла твоя душа, и помыслы чисты,
И звонко бьется сердце молодое.
Не хочешь быть женою труса ты,
Ты знаешь: лучше стать вдовой героя!
Не плачет о погибшем друге друг,
Сын об отце убитом, брат о брате, —
Берут оружье из холодных рук,
А губы шепчут клятву о расплате.
Повсюду, как гурты растерзанных овец,
Деревни мертвые лежат в крови и гари,
Любой булыжник рвется, как боец,
По вражеской броне, по свастике ударить.
За всех детей, погубленных врагом,
За брызги крови на листве и травах
Пусть грянет, как обвал, обрушится,
как гром,
Народный правый суд и гнев народа
правый!
Здесь прошлое мое — среди могил бойцов,
Здесь пронеслись бои, столетний сон
развеяв,
И мне не воскресить забытый прах отцов —
Гонимых из страны в страну евреев.
Тех, что покорно шли, как гурт овец,
в загон,
Шли, страхом скованы, кляня свое
бессилье,
Под лязг и звон секир, под колокольный
звон
Шли в тюрьмы Кордовы и на костры
Севильи.
Я вновь свою судьбу теперь связал с тобой,
Когда ты стонешь, кровью истекая.
Несу тебе любовь и опыт боевой
Из вольного, прославленного края.
Как на вершинах пиренейских снег,
Сынов и дочерей твоих не меркнет слава.
Верней оружья не было и нет,
Чем твердость, мужество, чем гнев народа
правый!
