— Тяжкая жизнь.

— Да нет, у нас с ней всякое бывало, но мы оставались всегда очень близки.

— Как вам это удалось?

— Что?

— Вам обеим пришлось столько испытать, через такое пройти — как же вы сумели остаться близкими друг другу?

Люба зевнула.

— Просто я всегда знала, что Магда меня в беде не бросит, и она была уверена, что сможет на меня положиться, — сказала она сонно.

— Откуда ты знаешь?

— М-м-м?

— Да ты заснула на мне! Я спрашиваю, откуда ты знала, что она не бросит тебя в беде?

— Так… не знаю… я это чувствовала… И она тоже. Что бы ни случилось, мы друг друга не предадим…

Она взбила подушку, закрыла глаза. Дэнни осторожно, чтобы не потревожить ее, поднялся, подошел к окну, постоял, глядя, как хлещут за стеклом струи дождя, как воет ветер в Гайд-парке. Ему отчаянно хотелось, чтобы по ту сторону Атлантического океана Патриция почувствовала сейчас: что бы ни случилось, он не предаст ее.

Потом он оглянулся на мирно спящую Любу. Теплая волна прошла по всему телу. Он испугался этой внезапной нежности. Только не хватало влюбиться в нее — мало у него проблем? Все душевные силы нужны ему будут, чтобы отвоевать Патрицию. Он снова взглянул на Любу. Нежность не исчезала. Дэнни отвернулся.

Люба выпроводила Магду из квартиры, чтобы без помехи заняться живописью, но сегодня дело не шло. Они трижды раскладывала на полу газеты со всем своим живописным скарбом — и каждый раз убеждалась, что ей неудобно. Наконец поставила этюдник на ковер, а тюбики с красками — на телевизор. Теперь должно было получиться. Модель терпеливо лежала на подоконнике, время от времени тихо мяукая.

Нет, что-то ей мешало! И это «что-то» были мысли о Дэнни. Не стряслось ли с ним чего-нибудь? Двое суток как он ни звонил, а ведь до этого несколько недель они виделись каждый вечер.

Встреча с этим человеком преобразила ее жизнь. Она перестала отвечать на звонки из «эскорт-сервис», хотя, видит Бог, с деньгами было туго. Но Люба хотела проводить ночи с ним, понимая, впрочем, что ведет себя глупо. В понедельник он улетает в Португалию, а о том, чтобы взять ее с собой, и речи не было. Потом, через несколько недель съемки будут окончены. Ей больно будет расставаться с ним: он глубоко проник ей в душу, заняв место, которое раньше безраздельно принадлежало Валентину. Дэнни был первым, кто вправду хотел знать о ее жизни все, хотел знать и понять ее. Может, она и дура, но, кажется, она влюбилась.

Потому она с таким жаром и взялась за кисти, что ей хотелось сегодня отделаться от этих дум. И, наконец, она втянулась в работу. В это время пришла Магда с двумя большими сумками, наполненными всякой всячиной. Люба сделала вид, что не слышит, — очень уж не хотелось выныривать из того блаженства, которое дарила ей живопись.

— Люба, ты не могла бы оторваться на минутку?

— В чем дело?

— Дело в том, что денег нет. Масло пришлось оставить в магазине. Ты мало даешь мне на расходы.

— Даю, сколько есть.

— Этого мало.

— Я заплатила за квартиру, и пока не позвонит Дороти из агентства, больше мне взять негде.

— Она уже дважды звонила, а ты и не подумала связаться с ней.

Люба резко обернулась к матери — чашечка со скипидаром, в котором она отмывала кисти, перевернулась.

— Ай, Люба!.. Что ты наделала!

— Я вижу!

Магда схватила тряпку и, став на колени, принялась оттирать пятно.

— Это никогда не отойдет! Такой чудный ковер… Это все твое рисование!..

— А я хочу рисовать!

— Но не в гостиной же!

— Раньше у меня была мастерская, но теперь там живешь ты.

Магда бросила тряпку и подняла на дочь расширенные от страдания глаза.

— Извини, — дрожащим голосом произнесла она.

Вся злость Любы мгновенно улетучилась. Она обняла мать.

— Это ты меня прости. Магда, Магда, не плачь… У меня эти дни нервы шалят. И за тебя мне тревожно: ты ничего не хочешь делать, боишься выйти из дому, сегодня я тебя чуть не силой погнала за продуктами. Тебе надо устроиться на работу — хоть на неполный день…

— Не могу.

— В ресторанах постоянно требуются люди…

— Не могу, не могу… — и она разрыдалась на плече дочери.

— Но ведь у тебя так вкусно все получается…

— Не надо говорить об этом, Люба… Я не могу!

Люба замолчала. Разговор этот слово в слово повторялся уже несколько раз с тех пор, как мать приехала из Брайтона. Что там случилось, Магда не рассказывала, а Люба не решалась расспросить. И сейчас она лишь крепче прижала ее к себе, чуть покачивая из стороны в сторону, словно убаюкивала дочь.

Накануне отлета в Португалию Дэнни не выдержал и позвонил Любе. Он пригласил ее поужинать в китайском ресторане — что еще он мог сделать? Любе понравилась китайская кухня, она довольно ловко справлялась с палочками (Дэнни ел вилкой) и отважно пробовала самые экзотические кушанья — утку по-пекински и черную сычуаньскую фасоль, тогда как Дэнни ограничился жареным рисом, супом из акульих плавников и свининой.

За обедом Дэнни вопреки своему обыкновению был молчалив и ни о чем ее не расспрашивал.

— Как прошел день? — наконец спросила Люба, но Дэнни усердно жевал. — Хорошо, что ты спросила, — заговорила она, подражая его густому баритону. — День просто великолепный. Брюс Райан преподнес мне букет цветов.

— Что?

— Ну, ты же молчишь, вот я и ответила вместо тебя.

— Извини. День был чудовищный.

— Расскажи.

— Неохота.

— Хорошо, тогда я расскажу тебе очередную историю.

— Сейчас не надо: у меня от собственных историй голова кругом, — он поднялся и пошел к кассе, понимая, что слова его звучат грубо, но слишком трудно было ему прощаться с нею.

А Любу потрясла его раздражительная отчужденность. Что случилось? Обычно он с таким жадным любопытством расспрашивал о ее жизни.

— Давай погуляем немного, — предложила она, когда они вышли из ресторана: ей не хотелось, чтобы вечер кончался так.

Едва увернувшись от большого туристского автобуса, они перебежали на другую сторону.

Люба засмеялась.

— Наверно, Стах за рулем.

— Кто?

— Гид из краковского турбюро. Один из тех, кого мы с Магдой делили поровну.

— Что?

— Разве я тебе не рассказывала?

— Нет. Ну-ка, ну-ка.

Наконец-то ей удалось пробудить в нем хоть искру интереса. Пока они гуляли в парке, Люба рассказывала ему эту историю. Вдруг Дэнни остановил ее, сел на скамейку и усадил Любу рядом.

— Но как же это вышло в первый раз?

— Ну, как? Я просто прыгнула к ним в постель.

— Да неужели?

— Да. Магда рассердилась, стала говорить, чтобы я ушла, а не то она уйдет… В общем, сопротивлялась, но потом сдалась. И — ничего. Можешь мне поверить, Стах давно мечтал об этом, вот его мечта и сбылись. Это было прекрасно. — Она сжала его руку. — А ты бы не хотел попробовать?

— Что попробовать?

— Чтобы у стеночки Магда, с краешка — я, а ты посерединке?

— Да ты просто извращенка! — воскликнул Дэнни, почувствовав холодок под ложечкой.

Люба снова рассмеялась: она отлично видела, что ее слова возбуждают его.

Он резко встал, пряча за этой резкостью смущение:

— Пойдем! — он надеялся, что в полумраке Люба не видит его лица.

Выйдя из парка, они пошли по улице, такой оживленной днем, а сейчас безлюдной.

— Ой, смотри, какая прелесть! — вдруг закричала Люба. Она прижалась лбом к витрине магазина и разглядывала выставленного там карликового пуделя. — Шерстка как шелковая.

— Я тебе куплю его.

— Ну, что ты, они страшно дорогие: чем собачка меньше, тем больше стоит.

— Ничего, мой бюджет выдержит.

— Не надо.

— Но он же тебе нравится.

— Все равно не хочу.

— Возьми на память обо мне — может, тогда не так скоро забудешь.

Она ничего не ответила.