В зеркальных стенах репетиционного зала дробились и множились фигуры шести девушек, замерших в тревожном ожидании на неудобных раскладных стульях. Время от времени они поглядывали на дверь. И вот наконец на пороге появился тот, кого они ждали.

Дэнни Деннисон производил сильное впечатление — высоченный, мускулистый, с густыми черными кудрями, кое-где уже тронутыми стального оттенка сединой, четко очерченным лицом, с которого пристально смотрели глубоко посаженные карие глаза, — их неморгающий взгляд мог выдержать не каждый, особенно когда Дэнни в раздумье чуть сужал веки, выпячивая и без того крутой подбородок. Однако стоило ему улыбнуться, как лицо сразу смягчалось и на щеках появлялись ямочки, придавая ему какое-то обезоруживающее мальчишеское очарование, хотя глаза все равно оставались немного печальными. Ему никак нельзя было дать его пятидесяти пяти лет, и при такой впечатляющей внешности он больше походил на кинозвезду, чем на режиссера.

Войдя, он остановился, почесал в затылке. Предстояло выбрать из этих шести — одну. Другой на его месте поручил бы это ассистенту по работе с актерами, но Дэнни всем и всегда занимался сам, чем и снискал себе уважение коллег, понимавших, что в этом деле мелочей нет.

Теперь он по очереди давал каждой из шести возможность блеснуть своими дарованиями и терпеливо смотрел, как они, одна за другой выходя на середину зала, вертят бедрами, наклоняются, показывая изгиб бедер, выпрямляются, выставляя грудь, и всячески стараются понравиться. Однако слишком сильно все они старались. Только одна — кажется, ее зовут Люба — после показа спокойно и тихо сидела в стороне, и эта молчаливая уверенность в себе решила вопрос в ее пользу — роль получила она.

— Люба! — окликнул он, когда она вместе с остальными была уже в дверях.

Обернувшись, она медленно подошла и остановилась перед ним, словно школьница перед учителем, — розовая, по-детски пухлощекая, казавшаяся рядом с Дэнни совсем девочкой. Но у девочек не может быть таких чувственных и сочных губ, да и большие темные глаза глядели по-женски, по-взрослому — спокойно и чуть вопросительно.

— Я… — чуть смешавшись под этим прямым взглядом и стараясь скрыть это, начал Дэнни. — Я хотел вам сказать… Вы сегодня вечером свободны?

— Разумеется, — ответила она так просто, что он опять немного растерялся.

— Может быть, мы пообедаем вместе? Скажем, часов в восемь?

— Раньше десяти не получится. Вы согласны на ужин вместо обеда?

— Конечно. Я живу в «Дорчестере», встретимся в баре.

Она улыбнулась ему одними глазами и пошла к дверям.

За спиной у него раздался негромкий голос:

— Ах, какая попочка…

Дэнни обернулся к своей главной звезде. У Брюса Райана был тусклый и отсутствующий взгляд, может быть, от чрезмерных доз кокаина. Интересно, слышал ли он, как они договаривались о свидании?

— Милый Брюс, — сказал Дэнни благодушно, — попочка эта тебя не должна касаться.

— Угу, — сказал актер, — я сам ее коснусь…

Шагая к машине, Дэнни размышлял над тем, какой идиотский сценарий ему дали. Он возненавидел его, как только прочел, но у него был контракт с «ЭЙС-ФИЛМЗ», а возглавлявший студию Арт Ганн мало интересовался мнением будущих рецензентов.

— Мне нужен фильм, который даст кассу. Кассу, понимаете? — говорил он Дэнни. — Больше вас ничего не должно волновать.

— Да ведь дерьмо получается.

Арт, сидевший за своим массивным столом красного дерева, попыхтел сигарой, потом чуть подался вперед, выпустил клуб дыма и мягко сказал:

— Это и требуется.

«Что ж, желаешь дерьмо получить — получишь», — думал сейчас Дэнни, огибая автомобиль Брюса. Как и подобало яркой молодой кинозвезде, тот ездил на машине неимоверной длины — раза в два больше той, что была у Дэнни. Все как положено.

— Пожалуйста, постарайтесь ладить с Брюсом, — напутствовал его перед отлетом в Лондон Ганн.

Дэнни, припомнив сейчас этот прощальный совет, вздохнул. Не так-то это будет просто.

Когда под вечер он приехал в отель, портье вместе с ключом протянул ему два письма. Поднявшись в свой номер, он взглянул на почтовой штемпель первого — Рено, штат Невада, чемпион мира по скоростному расторжению браков. Можно не читая, сказать, что там будет написано… Второе письмо было от дочери. Дэнни забеспокоился, но читать не стал, а вместе с первым положил его во внутренний карман.

Обед ему принесли в номер, он быстро поел и долго стоял под душем. На часах было девять. Еще целый час. Отодвинув тяжелые бархатные шторы, он посмотрел в окно: в расплывающихся огнях уличных фонарей, бессильных справиться с туманом, а только как бы разрывавших его в клочья, угадывались очертания деревьев Гайд-парка.

Дэнни попытался было расписать завтрашнюю съемку и бросил это занятие — стало тошно. Снова взглянул на часы: без двадцати. Спускаться в бар рано.

И еще эта девица, Люба… Почему он ей дал этот эпизод, зачем назначил встречу? Ладно, выпьем по рюмке и разойдемся. К себе он приглашать ее не станет.

Когда, опоздав на одну минуту, он вошел в бар, Люба уже ждала его за угловым столиком и в своем светло-голубом обтягивающем платье была прелестна. Подзывая официанта, делая заказ, Дэнни нервничал неизвестно почему и старался скрыть это. А она была совершенно спокойна.

Что-то властно притягивало его к ней — то ли это ее неизменное спокойствие, то ли безмятежный взгляд. Они выпили, и Дэнни, почувствовав, как внутри что-то оттаяло, решил все же подняться с нею в номер.

— Вы меня проводите? — неожиданно спросила она.

Дэнни, скрывая разочарование, сейчас же полез за бумажником.

Такси, доставив их в незнакомый квартал, остановилось перед трехэтажным каменным домом. Люба вылезла из машины, обернулась к нему и взглянула в глаза:

— Пойдемте?

Дэнни стал подниматься следом за нею по винтовой лестнице на последний этаж. Люба отперла дверь и, не включая свет, за руку ввела его в прихожую. В темноте желтым огнем сверкнули два глаза — кошка. В спальне Люба зажгла свечу на ночном столике.

— Выпьете? — спросила она и, не дожидаясь ответа, исчезла.

Дэнни присел на кровать. Поколебавшись немного, раздеваться не стал, только стянул с плеч свой спортивный пиджак. В дверях появилась Люба с подносом — бутылка водки, два стакана с кубиками льда. Поставила поднос, наполнила стаканы. Дэнни молча наблюдал за ней. «Какая попочка…», — вспомнились ему слова Брюса. Что ж, верно.

Она подошла ближе, отпила из стакана, потом наклонилась, прижалась губами к его губам, и водка оказалась у него во рту. Ощущение было незнакомым и возбуждающим. Большие глаза смотрели на него в упор.

— Хорошо, что вы меня позвали. Я рада.

— И я.

Прикосновение пухлых податливых губ было осторожным и нежным. Какой холодный рот, наверно, от ледяной водки. Кончик языка искал его язык. Дэнни обхватил ее, притянул ближе, чувствуя, как нарастает в нем вожделение.

— Я сейчас, — шепнула она и снова исчезла.

Дэнни разделся, прилег на кровать в ожидании ее возвращения, но, неожиданно застеснявшись, стал надевать рубашку. В эту минуту дверь открылась.

Она стояла голая в дверном проеме, слабо подсвеченном сзади, из прихожей. Темно-каштановые распущенные волосы, окаймляя ее лицо, падали на плечи.

Она подошла к кровати, склонилась над Дэнни, распахнув рубашку, кончиками пальцев провела вдоль ключиц. Опустилась на колени, и Дэнни почувствовал, как округлые твердые груди с набухающими сосками заскользили по его груди вверх-вниз, а рука ее коснулась ляжки. Все это время она не сводила с него глаз. Чем так завораживал его этот взгляд?