— Можно?
В ответ лишь кивнули. Поставил рядом, лег и через какое-то время начал косить глазом в сторону соседа, точнее, в сторону печатных страниц, которые зависли перед самым носом толстого книгочея.
Прочел. Книга сразу начиналась с диалога, но диалога абсолютно ненормального:
«— Прощай, Топилицын, — кто-то, неизвестно кто, запросто обращался к своему приятелю с первых же строк романа.
— Прощай, Вицлипуцли, — вполне серьезно отвечали ему».
И всё! Это как в больнице имени Кащенко после утренних процедур в длинном коридоре с обшарпанными стенами, когда одного пациента вели на эти самые процедуры, а другого уже возвращали в палату. Встретились две затерявшиеся в собственных мирах души и поприветствовали друг друга. Поприветствовали как могли. Вицлипуцли, так Вицлипуцли, мог быть и Фейхоа — какая разница. Причем здесь бог древних ацтеков? Воронов испытал явное недоумение, но взглянув на жирного соседа, понял, что тот воспринимает все в порядке вещей. Приехали. Вот тебе и хваленая норма: человек на первой же странице без всяких там объяснений с Вицлипуцли прощается, как с соседом Ваней после бурной попойки — и ничего. А норма-то, оказывается того — подкачала. И Воронов от этой мысли даже развеселился: сумасшедший не только он один. Книга дурачит этих придурков точно так же, как и его самого, только делает это грубее что ли, не стесняясь явной пошлятины, а что: пипл все хавает. Сосед, между тем, продолжал внимательно вчитываться в весь этот начинающий разворачиваться перед ним бред. И Воронов с какой-то другой страницы успел прочесть:
«Стук в дверь заставляет вздрогнуть.
Как не вздрогнуть… Думает о Тени, и в это время стучат… Он уже знает, что Тень способна издавать звуки. Наверное, это очень сильная Тень и потому на такое способна. Если издает звуки, она может и в дверь постучать. Она даже по телефону как-то звонила. После того, как гуляла по воздуху перед окном гостиницы…
— Кто там? — спрашивает Термидор нарочито сонным голосом.
— Командира… — это китаец Пын. — Моя спать негде…
Термидор поворачивает ключ и распахивает дверь.
— Как так?
— Матраса мокрый… Кто-то спала, лужу под себя делала… Воняет…
— Это точно, — решил про себя Воронов, — воняет да еще как».
Он встал с лежака и решил посмотреть хотя бы на обложки того, что держали в своих руках любители солнечных ванн. Читать анонсы оказалось еще интереснее, чем бессвязные отрывки. Здесь безумие, казалось, проявило себя с еще большей силой. «Мир прогнил! — истошно кричала какая-то из пестрых обложек, — но когда бандиты стреляют друг в друга, разумной реакцией должны быть аплодисменты!»
— Во как! — не выдержал профессор, и дама, которая сжимала эту книжку в руках, настороженно окинула взором циничного интеллигента.
— Психи! — решил для себя Воронов. — Такие же психи, как и я, только диагноз другой. Они бредят чужим бредом, а я своим — вот и все. Прощай, Топилицын. Прощай, Вицлипуцли.
А Оксана, как назло, все не возвращалась и не возвращалась.
Официанты, между тем, начали заметно суетиться. Время завтрака приближалось к концу.
— Интересно, — подумал Воронов, — сколько грязных стаканов может поместиться на подносе? Виртуоз, ей-богу, виртуоз! Несет этакую махину, и ни один стакан не упадет, не разобьется: хрупкое стекло только мерно позвякивает в такт его шагов.
По-настоящему волноваться он начал только через час. Оксана так и не появилась. Со столов уже все убрали и теперь в ресторане протирали пол и начинали готовиться к обеду. Эта череда смен кувертов, напитков и блюд была еще одним воплощением жизненного ритма.
В холле отеля Воронов давно уже заприметил несколько пожилых немцев. Их было четверо: двое мужчин и столько же женщин. Это были типичные западные пенсионеры, которые решили погреться на солнышке в феврале. Казалось, они весь свой отдых только и делали, что пересаживались из ресторана в холл. Все напитки были включены в стоимость проживания в пятизвездочном отеле, поэтому немцы бузырились дешевым турецким пивом от души. Целые дни они проводили перед кружкой, сохраняя необычайно сосредоточенный, даже серьезный вид. Эти немцы напоминали Воронову космонавтов на старте. Почему вдруг возникло такое странное сравнение? Наверное потому, что нибелунги эти любили занять столик неподалеку от стеклянной шахты скоростного лифта, чья капсула-кабина ритмично, как клапан в аппарате искусственного дыхания, то мягко взмывала вверх, то столь же мягко опускалась вниз прямо к столику, за которым и сидели четыре молчаливых фигуры, словно высеченные из гранита, этакое воплощение самой Нормы и здравомыслия с неизменной кружкой пива в руках. Характер нордический, выдержанный, что называется.
Но если раньше это зрелище пивных немецких космонавтов на старте лишь забавляло Воронова, то сейчас общий вид неподвижных фигур показался ему даже зловещим. Эти краснорожие мясистые сфинксы словно были посвящены в некую тайну, которой они не собирались ни с кем делиться.
— Пропала жена? А ты как думал? В этом отеле всегда что-нибудь да происходит. Не случайно его назвали «Тангейзер» и выстроили рядом с Волшебной Горой, приятель, — казалось так и хотели ему сказать немцы. — Надо было заранее приготовиться ко всякого рода неожиданностям. Пропала жена? Хорошо, иди в полицию. И там, смешной ты человек, обязательно начнут ее искать. Обязательно! Кстати, а где здесь полицейский участок? Мы, немцы, этого знать не знаем. Мы люди добропорядочные и законопослушные и нам никакого дела нет до турецкой полиции — вот так! К тому же — это всего лишь поселок, обычный поселок у моря. Здесь все тихо и спокойно. Ближайшая полиция в Анталии. Пропала жена? А, может, это вы ее, мил человек, и утопили? Скажем, где-нибудь в море. Нормальные-то люди в феврале не купаются. Нормальные люди в холле сидят и пиво пьют — вот так! А вы со своей супругой купались. Все видели. Вот и докупались. Взяли да и утопили бедную женщину. Труп на берег вытащили, камнями забросали, а теперь для отвода глаз в полицию обратиться хотите. Мотивы? А мотивы могут быть самыми разными. Сознание убийцы — потемки. Где жена-то работает? В «ЛУКОЙЛ» говорите? Вот вам и мотив. Акции там и все подобное. Ищите! Чем мы вам помочь-то можем? Разве лишь советом ни в какую турецкую полицию не соваться. Турки, они, сами знаете, не совсем европейцы. С ними хлопот не оберешься.
И тут Воронову показалось, что один из мордатых немцев неожиданно подмигнул ему и слегка щелкнул пальцем по опустевшей пивной кружке. Профессор аж вздрогнул от неожиданности. Но сия фривольность относилась не к нему, а к официанту, который каким-то чудом сумел угнездить пустую кружку немца на и без того переполненном подносе и затем понес всю эту пирамиду, позвякивая, прямо на кухню.
Чтобы успокоиться, Воронов сел в мягкое кресло в холле и заказал себе джин-тоник со льдом и лимонной долькой. Пить алкоголь с утра было не в его правилах, но надо же хоть как-то успокоиться, чтобы обдумать план действий. Проще всего — подняться в номер и посмотреть: не вернулась ли жена. Может быть, у нее разболелась голова, такое бывает, и она решила пропустить завтрак, погулять по поселку и вновь лечь в постель. А вдруг нет? Вдруг и эта версия окажется ложной? К такому повороту событий надо было подготовить себя и хряпнуть еще джину с тоником.
Когда официант ставил бокал на столик, то аккуратные льдинки мелодично позвякивали при этом. Не зная почему, но Воронов вдруг вообразил себе, что в этом мелодичном позвякивании и может скрываться ответ на вопрос: где искать жену. Перед тем как пригубить холодный напиток с привкусом еловых веток, он еще раз слегка взболтал бокал — и льдинки вновь откликнулись слабым перезвоном далеких колокольцев, что болтались вокруг козьих шей: стадо гнали к речной переправе и всех коз следовало пересчитать и при этом ни разу не сбиться.
И тут от его ощущения нормальности не осталось и следа: позвякивание льдинок в бокале оказалось роковым для его психики. Как пение сладкозвучных сирен, это тихое мелодичное позвякивание вновь напомнило ему о Книге и о творчестве. Ему, как алкоголику выпить, вдруг точно также захотелось вновь взять в руки свою старинную ручку Montblanc, захотелось свернуть тяжелый черный колпачок с золотым ободком и пробежаться широким, как лопата, пером по девственно-белым листам. Все эти нормальные люди, все эти гранитные немцы с пивом не смогли убедить его в своей абсолютной нормальности. Каждый из них тихо и мирно сходил с ума, но как-то пошло, примитивно что ли:
