Дворецкий во время всего разговора держался от них на почтительном расстоянии. Он, видно, прекрасно понимал, что сейчас творилось в их душах и поэтому дал гостям слегка выпустить пар. Время аудиенции, на самом деле, было назначено чуть позже.

— Так вы утверждаете, Гога, что это был типичный компьютерный симулякр?

— Да. Чем больше я вспоминаю о случившимся, тем увереннее становлюсь в своей версии.

— А как же тогда он действовал? — поинтересовался профессор. — Я отлично помню, как вошел в зал, как увидел эти ящики, а потом в отчаянии принялся взламывать один из них при помощи отвертки. Затем мне стало очень страшно. Сам не знаю, почему. Я присел на пол и стал ждать.

— Чего?

— Не поверите. Вздоха. Там, за ящиками, что-то должно было вздохнуть. Потом я услышал, как вы вошли в зал и начали ходить вдоль ящиков и окликать меня. Я ответил вам, не понимая, почему вы не можете меня найти. Я же был совсем рядом. Затем лес и все такое.

— Все правильно, профессор. Так и началась эта игра. Вы спросили меня, как могла быть устроена подобная компьютерная технология, верно?

— Верно.

— Отвечаю. Очень просто. Думаю, в наш мозг каким-то образом были имплантированы соответствующие датчики. Они-то подавали сигналы. Эти сигналы расшифровывались. Кто-то буквально сканировал наше сознание и подсознание, напичканные всевозможными литературными текстами и посылал соответствующие импульсы назад к нам в черепушку. Отчего и рождались глюки соответствующего содержания. Убедительно?

— Во всяком случае правдоподобно. Но только как эти датчики или чипы к нам попали?

— Как спрашиваете?

— Да. Как?

— А сангрию кто пил? А по ногам сзади стулом в темноте кто бил? По крайней мере две возможности у них было. Когда меня стул сзади коснулся, то я испытал легкий укол в области коленки, а вы, профессор?

— Честно говоря, не помню.

— Когда я вошел в зал, буквально забитый ящиками, — после небольшой паузы вновь продолжил Гога, — с целью увести вас оттуда, то испытал сильнейший приступ боли. Самому открыть дверь мне оказалось не под силу. И тут, как по волшебству, прямо со мной выросла фигура дворецкого со связкой ключей в руках. Одним из этих ключей он и открыл дверь в книгохранилище. Откуда дворецкий мог знать, что мне понадобится помощь? Что он, вообще, там делал со своей связкой ключей? Нет, дорогой профессор, что не говорите, а герцогиня и ее слуга каким-то образом в ответе за то, что с нами стряслось в книгохранилище.

— Вы в этом уверены, Гога?

— Абсолютно. Как хотите, но я во время аудиенции собираюсь задать прямой вопрос этой даме. Я предполагаю, что с помощью новейших технологий они таким образом пытаются скрыть от нас то, что мы ищем. И такой способ защиты, признайтесь, эффективнее всякой охраны. Но если не хотите показывать нам Книгу — так и скажите. Это будет честнее.

— Честнее-то честнее, Гога, но прямой отказ лишь усилит любопытство. А здесь в сухом остатке ничего, кроме напрасного томления духа. Нет, в вашей версии есть хоть какое-то объяснение происшедшему, а так — прямой путь в психушку.

— Я, профессор, удивляюсь лишь тому, что они так долго с нами возятся. Если у них есть такие технологии, то взяли бы, да и стерли всю нашу память. Простенько и со вкусом.

— Наверное, мы с вами, Гога, зашли слишком далеко. Наверное, мы им сами стали по какой-то причине очень интересными.

— Во всяком случае, господин профессор, в разговоре с этой шипящей дамочкой нам надо держать ухо востро. Мне что-то не очень хочется оказаться в шкуре подопытного кролика.

И вновь их ввели в абсолютно темную комнату, буквально пропитанную запахом лекарств. Вновь услужливый дворецкий принялся усиленно распылять парфюм, чтобы перебить этот больничный запах с примесью запаха террариума.

Вновь им, как в детском розыгрыше, под самые колени невидимые слуги подставили удобные кресла. Воронов решил на этот раз повнимательнее отнестись к своим ощущениям. Нет, никакой боли. Вместе с Грузинчиком он буквально плюхнулся задом вниз. И почувствовал себя при этом очень комфортно.

Все здесь было доведено до автоматизма и отработано до мелочей. Пожалуй, именно по этой причине всякое желание задавать вопросы тут же улетучилось. И гости вновь услышали шипение дряхлой испанской аристократки.

— Ее Светлость хочет знать, как вам спалось на новом месте? Понравились ли апартаменты? — вновь выступил в роли переводчика все тот же дворецкий.

— Понравилось, — в унисон ответили гости.

Характерное шипение вновь послышалось где-то совсем рядом.

— Ее Светлости приятно было услышать подобное единодушное одобрение оказанного гостеприимства. Общество гостей из далекой России Ей особенно приятно. Оно вносит приятное разнообразие в унылое существование, которое Ее Светлость вынуждена влачить последнее время. Господа, вы можете быть с герцогиней абсолютно откровенны. Об этом она просит вас, как это сказать, по-стариковски.

Гостей из Москвы буквально провоцировали на откровенность. И их как прорвало. Обоим захотелось задать шипящей Сивилле самые откровенные вопросы по поводу того, что все-таки с ними произошло в библиотеке. Перебивая друг друга, гости буквально начали бомбардировать царившую вокруг тьму своими требованиями объяснений. Таким образом вырывалось наружу их недавнее нервное напряжение.

— Ха-ха-ха-ха! — раздалось лишь в ответ, наподобие громких револьверных выстрелов.

От неожиданности гости тут же умолкли, решив, что над ними смеется сама герцогиня, выражая свои эмоции механическим звукоподражанием. Но охотники за Книгой ошиблись и на этот раз.

Это расхохотался обычно сдержанный дворецкий. Вернее, не расхохотался в строгом смысле этого слова, а лишь обозначил свой смех весьма странными механическими звуками.

Лишь чуть позже гости поняли свою оплошность: они обрушились на дряхлую аристократку, от волнения формулируя свои требования на родном языке, то есть по-русски.

Приглашенцы почувствовали себя так, словно на них вылили целый ушат холодной воды.

И тут совсем рядом вновь раздалось леденящее душу шипение, словно ты взял да и сунул нос в нору к африканской черной мамбе, самой ядовитой змее в мире.

И гости ненароком струхнули. Только что они готовы были задавать свои вопросы, перебивая друг друга, а теперь, присмирев как малые дети, сидели так, словно оказались в покоях самой Снежной Королевы. И язык их от страха и леденящего ужаса буквально примерз к гортани. Казалось теперь, что каждое произнесенное слово будет в виде льдинок застывать прямо в воздухе, а затем со звоном падать на пол, так и не долетая до ушей собеседника.

Такая в этой комнате неожиданно воцарилась враждебно-мертвящая атмосфера. Не заманили ли их сюда под предлогом поиска Книги лишь затем, чтобы использовать в качестве доноров для умирающей герцогини? Возьмут сейчас и выкачают весь желудочный сок, перельют кровь, вырежут почки, сердце, печень и мало ли что еще может понадобиться девяностолетней больной для продолжения жизни.

«Ну попали, — в унисон подумали про себя приятели, — о такой цене за Книгу, которой еще и нет к тому же, мы с Безрученко и не договаривались. Пусть ему, жирдяю, вместо нас чего-нибудь вырежут. Все доходы от Книги он все равно себе присвоит».

«Гогу жалко, — уже сам по себе подумал Воронов. — Натерпелся парень. Итак зимой руку отрубил.»

И Гога почувствовал эту неожиданную заботу о себе и ему стало немного легче.

— Господа! — вновь нарушил томительную тишину дворецкий. — Ее Светлость просит у вас прощения за то, что не может больше уделить вам внимание. Возраст берет свое. Я провожу вас в ваши покои, а затем мы все вместе спустимся в банкетный зал и отобедаем, как у вас говорят в России, чем Бог послал. Ха-ха-ха-ха! — вновь раздались характерные револьверные выстрелы. Видно было, что самому дворецкому пришлась по душе ввернутая им в речь русская поговорка.

С этими словами из-под гостей невидимые слуги тут же выдернули два кресла, от чего гости чуть было не оказались на полу. Но Бог миловал — равновесие удержали и приличия были таким образом соблюдены.