Мэг подалась назад, мотая головой. Голоса Додоны были настолько беспорядочны, что я не был

уверен, услышала ли она меня. А если и услышала, то она либо не поняла, либо не доверяла мне.

Полно мне жалеть о ее предательстве. Мэг была приемной дочерью Нерона. Ее послали ко мне

заманить сюда, и наша дружба была ложью. У нее нет никакого права не доверять мне.

Но я не мог обижаться на нее. Если я начну обвинять ее, то буду ничуть не лучше Нерона,

который переиначил все ее чувства. К тому же, то, что она врала о ее дружбе со мной, не

значило, что я не ее друг.

Она была в опасности. Я не собирался оставлять ее наедине с безумием шуточек рощи про

пингвинов.

Я присел и сложил руки за головой, сплетая пальцы между собой, чтобы Мэг встала.

— Прошу тебя.

Слева от меня Персик перекатился на спину и завыл:

— Лингуине? Персики!

Мэг скривила лицо. Я видел по ее глазам, что она хочет пойти мне навстречу, не потому что

доверяла мне, а и из-за страданий Персика.

И только тогда я понял, что хуже быть не может. Одно дело быть преданным. Другое – считаться

менее важным, чем дух фруктов в подгузнике.

Как бы то ни было, я не двинулся с места, когда Мэг поставила левую ногу мне на руки. Я

приподнял ее, собрав все оставшиеся силы. Она встала мне на плечи, затем опустила мне на

голову свой красный кед. Я отметил про себя, что надо будет установить там табличку:

ВНИМАНИЕ, ВЕРХНЯЯ СТУПЕНЬКА НЕ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ СТОЯТЬ.

Прислонившись спиной к дубу, я чувствовал, как голоса рощи бегут по его стволу и стучат

сквозь кору. Центральный дуб, похоже, был огромной антенной для бредовых разговоров.

Мои колени подгибались. Подошва Мэг упиралась мне прямо в лоб. Ля 440, которую я напевал,

превратилась в соль-диез.

Наконец Мэг повесила китайские колокольчики на ветку. Она спрыгнула как раз в том момент,

когда мои ноги не выдержали, и мы оба упали в грязь.

Латунные колокольчики покачивались и звенели, выбирая ноты из ветра и создавая из этого

диссонанса аккорды.

Роща притихла, будто деревья слушали и думали: "Ооо, миленько". Затем земля задрожала.

Центральный дуб затрясся с такой силой, что с него посыпались желуди.

Мэг поднялась на ноги. Она подошла к дереву и коснулась его ствола.

— Говори, – приказала она.

Прямо из китайских колокольчиков загремел один голос, будто черлидер, кричащий в мегафон:

Жил да был бог искусств Аполлон.

В голубую пещеру отправился он.

Но на бронзовом трехместном

Огнееде расчудесном

Смерть с безумьем проглотить принуждён

Подвеска затихла. Роща успокоилась, словно удовлетворенная своим смертным приговором для

меня.

О, ужас!

Я был бы не против сонета. Катрен ( прим.: рифмованная строфа в четыре стиха, имеющая

завершенный смысл) стал бы поводом для празднований. Но только самые смертельные

пророчества излагаются в форме лимерика ( прим.: пятистишие абсурдистского содержания).

Я уставился на колокольчики в надежде, что они снова заговорят и исправятся. "Упс, ошибочка

вышла! То пророчество предназначалось другому Аполлону!"

Но все же я не был настолько удачлив. Мне вынесли вердикт намного хуже тысячи реклам

спагетниц.

Персик встал. Он потряс головой и зашипел на дуб, прекрасно выражая все мои эмоции. Он

обнял лодыжку Мэг так, как будто это была единственная вещь, державшая его на этом свете.

Это зрелище могло показаться милым, если бы не клыки и горящие глаза карпои.

Мэг осторожно коснулась меня. Стекла ее очков были покрыты трещинами, словно паутиной.

— Пророчество, – сказала она. – Ты понял, о чем оно?

Я с трудом сглотнул.

— Возможно. Частично. Нам нужно поговорить с Рэйчел...

— Нет никаких нас, – ее интонация была резкой, как вулканический газ Дельф. – Делай то, что

нужно тебе. Это мой последний приказ.

Эти слова пронзили меня, как копье. Я будто забыл, что она все это время лгала и предала меня.

— Мэг, ты не можешь, – я ничего не мог поделать со своим дрожащим голосом. – Ты приняла

меня на службу. Пока мое испытание не окончится...

— Я освобождаю тебя.

— Нет!

Я не мог смириться с мыслью о том, что меня бросят. Только не это. Только не быть брошенным

оборванкой-королевой помоек, о которой я привык заботиться.

— Ты просто не можешь теперь верить Нерону. Ты же слышала о его планах. Он собирается

сравнять с землей весь остров! Ты видела, что он хотел сделать с заложниками.

— О-он не хотел сжигать их заживо. Он дал обещание. И сдержал его. Ты все это видел. Это был

не Зверь.

В груди появилось ощущение, будто кто-то сильно натянул струну.

— Мэг... Нерон и есть Зверь. Он убил твоего отца.

— Нет! Нерон – мой отчим. Мой отец... мой отец дал волю Зверю. Он разозлил его.

— Мэг...

— Прекрати! – она закрыла уши руками. – Ты не знаешь его. Нерон хорошо ко мне относится. Я

могу поговорить с ним. Я могу переубедить его.

Ее отказ был таким полным, таким нелогичным, что я понял: никакими доводами я не смогу

переубедить ее. Она до боли напоминала меня, когда я упал на землю – то, как я отказывался

принимать новую действительность. Если бы не Мэг, меня давно уже не было бы в живых.

Сейчас же мы поменялись ролями.

Я попытался подойти к ней, но рычание Персика остановило меня.

Мэг попятилась.

— Все кончено.

— Нет, – сказал я, – мы связаны, нравится тебе это или нет.

Мне пришло в голову, что она сказала то же самое всего пару дней назад.

Она в последний раз посмотрела на меня сквозь разбитые стекла своих очков. Я бы отдал все за

то, чтобы она подурачилась. Я хотел гулять с ней по улицам Манхэттена, а она бы делала

"колесо" на перекрестках. Я скучал по тому, как мы ковыляли в Лабиринте, когда наши ноги

были связаны. Меня бы устроил хороший бой мусором в переулке. Вместо этого она

развернулась и убежала, а Персик следовал за ней по пятам. Мне показалось, что они исчезли

среди деревьев прямо как Дафна.

Над моей головой китайские колокольчики зазвенели из-за порыва легкого ветра. На этот раз

деревья не говорили. Я не знал, сколько еще Додона будет хранить молчание, но не хотел тут

находиться, когда дубы снова начнут рассказывать шутки.

Я обернулся и обнаружил нечто странное у моих ног: стрелу с дубовым древком и зеленым

оперением. Здесь не должно быть никакой стрелы. Я ничего не приносил в рощу. Но,

ошеломленный, я не задавался вопросами. Я сделал то, что сделал бы любой лучник: я взял ее и

сунул в свой колчан.

С Uber10 не срослось

С Lyft тоже. Такси не взять.

Маман подвезёт.

ОСТИН ОСВОБОДИЛ ОСТАЛЬНЫХ ЗАЛОЖНИКОВ.

Видок у них был такой, будто их опустили в чан с клеем, а затем изваляли в ватных палочках; с

другой стороны, они выглядели на удивление невредимыми. Эллис Уэйкфилд шатался вокруг,

ища, кого бы ударить. Сесил Марковиц, сын Гермеса, сидел на земле, пытаясь оленьей

бедренной костью очистить кроссовки. Остин (находчивый малый!) сделал фляжку с водой и

отмывал греческий огонь с лица Кайлы. Миранда Гардинер, главная в домике Деметры, стояла

на коленях возле того места, где дриады принесли себя в жертву. Она тихо плакала.

Ко мне подлетел паликои Поли. Как и у его напарника Пита, нижняя часть его тела представляла

собой пар. Выше пояса он был очень стройным и походил на более избитую версию своего

гейзерного приятеля. Его грязная кожа потрескалась и была похожа на пересохшее русло реки.