Дела Лежачего шли в гору. О нем трубили как о человеке, который открыл способного, но малограмотного изобретателя — самородка Алексея Возможного — и задался благородной целью научно обосновать теорию индивидуального полета на машущих крыльях и практически подготовить модель крыльев для массового производства.

Постепенно об Алексее Возможном стали вспоминать все реже, а имя Лежачего склонять все чаще. Вскоре ему было присвоено звание почетного крыловеда и соответственно увеличен оклад. От полноты жизни Лежачий стал все чаще выпивать. Используя служебное положение, он завел себе молодую крыловедку-секретаршу Малину Викторовну Стриптизоявленскую, с которой, не скрываясь, начал появляться в ресторанах и других общественных местах. Кроме того, он приблизил к себе поэта Переменного, и тот теперь постоянно обретался у него на дому, читая за рюмкой водки свои любовно-упадочные стихи и отрицательно влияя ими на морально-психическое состояние хозяина дома. Все это, вместе взятое, привело к тому, что сам Лежачий начал иногда думать стихами:

Между тем крылья Возможного, принесенные им в свое время в заведение, валялись в подвале. Там было сыровато, но чехол из водоотталкивающей ткани, сшитый Катей, предохранял их от сырости и порчи.

Алексей с Катей жили мирно и дружно. У них родилась дочка, которую они назвали Анфисой.

Алексей теперь исполнял должность начальника почтового отделения. Он пользовался уважением как сослуживцев, так и всех жителей Ямщикова. Несмотря на то что он был еще очень молод, многие даже пожилые люди часто обращались к нему, когда у них возникал какой-либо спор.

Алексею по-прежнему шло много писем. Кроме того, некоторые люди специально приезжали в Ямщиково, чтобы побеседовать с ним. Поэтому местные хозяйственники, дабы обеспечить ночлег приезжающим, построили небольшую бревенчатую гостиницу «Уют». Узнав о гостинице, в Ямщиково стали ездить и жители ближайшего городка, чтобы провести там денек-другой. Начали выезжать и охотники — не промысловые охотники, которым охота дает хлеб, а охотники городские, которые, отработав в помещении шесть дней, седьмой день жаждут провести на природе и, по возможности, убить что-нибудь живое.

Этой весной лебедь, летя со стаей на север, как всегда, свернул в сторону и сделал несколько кругов над домом Алексея Возможного. Алексей был в это время во дворе и помахал лебедю рукой. Тот сделал еще один круг — и резко взял курс на северо-восток: полетел догонять своих. Но со стороны болота захлопали выстрелы, а затем Алексей увидел, как упал лебедь.

— Лебедя убили, — сказал он, входя в дом.

Серафима Дмитриевна покачала головой и с укоризной посмотрела на Алексея, будто он в чем-то виноват. А Катя, качавшая Анфису, заплакала.

— Это к беде, это не к добру, — молвила она сквозь слезы.

— Это не к беде и не к радости, — тихо сказал Алексей. — Просто убили лебедя.

Между тем в газетах стали появляться запросы читателей — почему отстает наша крылодельная промышленность. Появились карикатуры на БЭБИ и на подчиненное ему заведение Гусьлебедь. Директор БЭБИ вызвал Лежачего и потребовал, чтобы тот в кратчайший срок подготовил крылья к сдаче в массовое производство.

Лежачий заверил директора БЭБИ, что через два месяца будет создан опытный образец крыльев.

Действительно, вскоре чертежи творчески обогащенных и модернизированных крыльев были готовы. Своих мастерских у заведения не имелось, и для ускорения дела чертежи правого и чертежи левого крыла и чертежи дополнительного оборудования были отданы трем разным предприятиям. Правое крыло досталось быткомбинату «Зарница», производившему мясорубки, кофейные мельницы, гитарные струны и обувную фурнитуру; левое — бытпромобъединению «Рассвет», делавшему спортивные гири, металлические портсигары, рыболовные блесны, а также мышеловки и жестяные похоронные венки. Дополнительное оборудование взялись изготовить авторемонтные мастерские при БЭБИ.

Тем временем во дворе заведения была выстроена семиметровая вышка — на манер тех, что стоят на водных стадионах. Дело в том, что полет на модернизированных крыльях мог осуществляться только с высоты. Затем были отпечатаны красивые пригласительные билеты для представителей БЭБИ и прессы. За две недели до испытания крыльев в НТЗовской многотиражке появилась песня, сочиненная поэтом Переменным:

Песня разучивалась на спевках всеми сотрудниками НТЗ Гусьлебедь, а автору ее, в качестве поощрения, сам Лежачий разрешил опубликовать в очередном номере многотиражки любовно-упадочное стихотворение:

Так как А. Возможный числился все же одним из авторов крыльев, то Лежачему было неудобно не пригласить его на испытание опытной модели. Это могли бы воспринять как зажим. Поэтому Лежачий, зная нелюбовь Возможного к дальним поездкам, послал в Ямщиково двух сотрудников заведения — с тем чтобы они уговорили его приехать. Кроме того, им было поручено вручить Алексею Возможному текст речи — тот должен его заучить и произнести после испытания крыльев. Речь была составлена поэтом Переменным под руководством самого Лежачего. Проза там чередовалась со стихами:

Вскоре оба сотрудника — секретарша Лежачего Малина Стриптизоявленская и крыловед-эстетик Виктуар Площицын — прибыли в районный город, а там на подотчетные деньги наняли легковую машину и под вечер были в Ямщикове. Они зашли к Возможному, и тот согласился ехать. Гости пробыли в доме недолго, они решили ждать Алексея в машине.