Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Когда Алексей Возможный явился в заведение, то сразу понял, что ученым не до него. Гусисты в те дни готовили обширный «Психологический и историографический обзор методики действий группы гусей при спасении г. Рима». Что касается лебедистов, то они, в качестве контрудара, создавали двухтомный труд; первый том назывался: «О роли лебедей в жизни дневнегреческого общества и отражении этой роли в преданиях об оплодотворении Леды лебедем»; на титульном листе второго тома значилось: «К вопросу о возможности наличия лебединого поголовья на некоторых планетах системы альфа Лебедя».

Побывав в залах и комнатах обоих отделов, посмотрев на этих солидных, благополучных ученых, многие из которых были украшены благородными сединами, и заметив несколько косых взглядов, брошенных на него, Алексей почувствовал, что здесь он оскорбительно молод и что ему здесь делать нечего.

Он уже направился к выходу, но, проходя по коридору, на одной из дверей увидел дощечку, на которой было написано: «Зав. П/О крыльев», — и наудачу постучался в дверь. И этот стук в дверь решил многое.

Дело в том, что в заведении, кроме гусь-отдела и лебедь-отдела, был и подотдел крыльев. Этот подотдел, по первоначальному замыслу, должен был служить связующим звеном между двумя основными отделами, ибо крылья есть и у гусей, и у лебедей. Но уже давно этот подотдел превратился в козла отпущения. В него переводили не потрафивших начальству гусистов и лебедистов, обрекая их на значительное замедление в восхождении по лестнице званий. А когда в какой-нибудь газете появлялся материал, обвиняющий заведение в отрыве от жизни и чуть ли не в творческом бесплодии, директор товарищ Рейтузов всегда умел повернуть дело так, что все шишки валились на опальный подотдел крыльев. Между тем начальник этого подотдела, товарищ Лежачий, был человеком самолюбивым и с давних пор затаил нелюбовь к Рейтузову.

Когда Алексей Возможный подробно ознакомил Лежачего со своим изобретением, Лежачий понял, что крылья могут стать в его руках большим козырем.

— Я персонально займусь доработкой ваших крыльев, я подготовлю их для массового выпуска, — сказал он Возможному. — А чтоб дело было крепче и верней, я даже согласен стать вашим соавтором. Возможно, что в процессе работы мне придется подключить к проекту еще несколько соавторов. Я думаю, вас это вполне устроит.

— Я согласен, — ответил Алексей Возможный. — Лишь бы скорей наладить выпуск крыльев.

— В первую очередь мне надо выковать научные кадры, — весомо сказал Лежачий. — Сперва — кадры, а потом — крылья.

В этот день, вернувшись в гостиницу, Алексей сделал в своем дневнике такую запись: «На Лежачего надежды мало, но на других и вовсе нет. Дело здесь даже не в бюрократизме (хоть и он есть), а в малой технической применимости крыльев. В век космических ракет и реактивных лайнеров мои к. — «малая механизация». Но, глядя в будущее, я не столько страшусь тихого неуспеха, сколь шумного успеха, моды. Ибо именно за модой следует обычно полное забвение. Великое иногда может стать модным, но часто ли модное становится великим?»

Далее следует такая запись: «Очень соскучился по дому, по Кате. Пусть это старомодно, но меня не тянет в города. Мне нравится жить в Ямщикове. Когда живешь там, где родился, все вещественные проявления родной природы постепенно включаются в твою жизнь, обретают голос и становятся советчиками и собеседниками. Человек мудр, но есть мудрость и в придорожной березе, и в ручье, который ты еще мальчишкой переходил вброд. Все они могут подсказать что-то. Взамен же они ничего не требуют».

13. Сводка

Алексей Возможный вернулся в Ямщикове и зажил прежней жизнью, аккуратно исполняя свои обязанности на почте.

Вне села Ямщикова происходили в это время следующие события.

В то время как по научной и служебной линии крылья продвигались чрезвычайно медленно, да, можно сказать, и совсем не продвигались, — по линии добровольно-общественной они пошли в ход. Некоторые сельские почтальоны, не дожидаясь того дня, когда крылья поступят в систему министерства связи и будут им выданы за казенный счет, стали делать их сами по чертежам, опубликованным в научно-популярном журнале.

Некоторые влюбленные юноши делали по две пары крыльев — для своей возлюбленной и для себя.

Появились любители-крылостроители.

Организовалось всесоюзное добровольное общество «Все на крылья».

Все чаще можно было видеть летающих людей.

14. Вознесение Лежачего

Меж тем в НТЗ Гусьлебедь развертывались научные события.

Получив в ведение своего подотдела разработку темы «Крылья», Лежачий развернул острую деятельность. Везде и всюду он твердил, что только его подотдел занят перспективной проблемой, в то время как гусь-отдел и лебедь-отдел зашли в творческий тупик. Вскоре в печати появился фельетон, посвященный НТЗ Гусьлебедь. В нем критиковались гусисты, лебедисты и сам Рейтузов, зажимающий многообещающую деятельность Лежачего. Так как в БЭБИ давно уже сомневались в деловых качествах Рейтузова, то этот фельетон стал последней каплей, переполнившей чашу административного терпения. Рейтузов был переведен в другое заведение, а главой Гусьлебедя стал Лежачий.

Став во главе заведения, Лежачий первым делом добился специализации НТЗ. Так как никому не было понятно, чем занималось заведение до этого, то никого особенно не удивило, что оно взялось за разработку крыльев. В БЭБИ были этим даже довольны: наконец-то заведение занялось чем-то конкретным.

Гусисты и лебедисты стали стаями разлетаться прочь. Их научные труды лежали теперь на чердаке, забытые всеми, — но их звания и степени, заработанные этими трудами, оставались при них, и отнять эти звания никто не мог. Поэтому бедность им не грозила. На их места Лежачий набирал новых работников, чтобы ковать кадры. Скромный подотдел «Крылья» разросся, стал полноправным отделом, а затем, в свою очередь, был разбит на отделы. Был создан отдел крыловедов широкого профиля и отдел крыловедов узкого профиля; были организованы отделы, где ковались крыловеды-моделисты и крыловеды-экономисты; крыловеды-бионики и крыловеды-электроники; крыловеды-эстетики и крыловеды-энергетики; крыловеды-маринисты и крыловеды-гигиенисты; крыловеды-метеорологи и крыловеды-психологи; крыловеды-антиаварийщики и крыловеды-гарантийщики.

Была реорганизована и расширена и многотиражка заведения. В состав ее редколлегии включили высокопродуктивного поэта Переменного. Правда, дополнительного места в штате редакции для него выхлопотать не удалось, и поэт был зачислен в заведение как крыловед-испытатель» Переменный обязался выдавать ежемесячно не менее четырех погонных метров бодрых, звонких стихов и сразу же приступил к делу:

В пыли на земле я ишачил,
Всю жизнь от бескрылья страдал.
Явился товарищ Лежачий —
И легкие крылья мне дал.
И мне впереди замаячил
Крылатого солнца рассвет.
Веди ж нас, товарищ Лежачий,
Дорогой научных побед!

В часы, свободные от выполнения своих прямых творческих обязанностей, Переменный писал любовно-упадочную лирику:

Других ты любила, а мною бросалась —
А я ж неплохой человек, —
И в сердце моем голубая усталость,
Тобой я обманут навек.
Я в лес ухожу, тебе больше не веря,
Грустя на осенний мотив...
Примите ж меня, всевозможные звери,
В бесхитростный свой коллектив!
67
{"b":"575704","o":1}