Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Теперь мне все ясно! — воскликнул я. — Какой прозорливый загляд в грядущее, какое мудрое предвиденье!.. И опять же — забота о людях!..

Я представил себе, как кассирша Людочка выдает мне внеплановую премию. Я честно кладу денежки в карман, а ни жена, ни ТТ о том и знать не знают, ибо тайна сия велика есть! В душей моей зазвучали фужеры и виолончели. Я поспешил в институтскую библиотеку.

— Дусенька, выдайте мне полное собрание сочинений Льва Толстого! Уж считать так считать! — обратился я к библиотекарше.

— Что-о-о?! — сделала она большие глаза. — Не по чину запрос!.. Толстого сам директор считает!.. Пора бы быть в курсе.

— Ну тогда выделите мне Боборыкина или хотя бы Стендаля. Только полностью!

— Может быть, вам еще БСЭ выдать? — кокетливо рассмеялась Дуся. — Поглядите-ка на полки.

Стеллажи опустели. Считателями были разобраны даже книги таких писателей, которые только издавались, но никем никогда не читались. Лишь кое-где сиротливо лежали худенькие книжонки — то были сборники стихов. Я хотел было взять такую книжечку — сочинения какого-то Вадима Шефнера.

— Дайте хоть эту, Дусенька. Я ее за час просчитаю.

— Считать стихи директор не рекомендует, — с дружеской интимностью прошептала аппетитная библиотекарша. — Он убежден, что поэты мухлюют: вместо того чтобы честно заполнять буквами всю страницу — пишут узенькими строчками.

— Если вдуматься — он вполне прав, — выразил я свое мнение. — Эти всякие поэты-рецидивисты, прикрываясь рифмами, втирают очки культурному человечеству!.. Нет, не надо мне этой книженции!

Я направился к директору, но по пути заглянул в бухгалтерию, в цветник нашего НИИ. По случаю жаркого дня, а также поскольку весь персонал состоял из дамского пола, счетоводки одеты были легко, почти по-пляжному.

— Не бухгалтерия, а прямо-таки бюстгальтерия, — шепнул я миловидной счетоводочке Тамаре. — Хотел бы я быть здесь главбухом.

— И через день сбежал бы. Работы — невпроворот. Штат увеличили на две единицы — и все равно приходится работать сверхурочно. Ведь на нас взвалили проверку считателей! Мы должны перепросчитать просчитанные ими книги... Мы захлебываемся в литературе...

Действительно, книг кругом было полно. Они маячили и на столах, и на подоконниках, и даже на полу — штабелями и пирамидами.

Наконец я проник в кабинет нового директора. Он был погружен в считание. Я представился ему как хладмейстер, назвал свое имя и фамилию, но добавил, что в порядке дружеского общения он может именовать меня Шампиньоном.

— Шампиньон — это звучит обнадеживающе! — произнес директор, оторвавшись от книги. — Кого вы сейчас считаете?

Я ответил, что нахожусь в отпуске, но, поскольку до меня дошли вести о новаторском движении книголюбов-считателей, я досрочно прервал свой отдых, дабы включиться. Кроме того, на летнее время, пока не спадет жара, я готов возглавить работу бухгалтерии, где намечается прорыв. В порядке научного энтузиазма я могу трудиться в НИИ с утра до позднего вечера, ночевать же буду на опытном ягельном поле.

— К сожалению, все финансовые лимиты исчерпаны на три года вперед, — с грустью признался директор.

Пред моим умственным взором возник Разводящий и распроклятое бунгало. Дрожь прошла по моему телу.

— Для блага родного НИИ и для вас лично я согласен работать бесплатно! — отчетливо и весомо объявил я.

— Увы! Я не могу нарушать трудового законодательства, — ответил директор и, взяв авторучку, погрузился в считание. Я понял, что аудиенция окончена. Рухнула последняя моя надежда.

9. Утешение страдальцев

Я вернулся в Хворостово доживать последние каторжные дни. А Разводящий благоденствовал. Каждое утро к его калитке выстраивалась длинная терпеливая очередь. Он продавал огромные гладиолусы, исполинские тюльпаны, сказочно пышные ирисы и еще какие-то там сногсшибательно роскошные цветы. Цены он заламывал чудовищные, он обирал покупателей, но они даже не торговались. В очереди стояло немало молодых людей, то были влюбленные, желавшие порадовать своих избранниц небывалыми цветами; из таких субъектов — хоть веревки вей. Я невольно вспоминал, что в дни, когда ухаживал за Валентиной, однажды купил ей букет мимозы, трех рублей не пожалел. Но здесь дело пахло не трешками! Не раз я, в порыве справедливого негодования выбежав из бунгало, публично обвинял Разводящего в грабительстве, не раз призывал покупателей объявить ему бойкот и намять ему бока. В ответ я нарывался на грубые оскорбления и со стороны цветовода, и со стороны публики. А главное, Труба была всегда против меня, все время она держала меня на прицеле.

Что немного утешало — это встречи с Субмариной. Сдерживая слезы, изливали мы друг другу наши дачные печали.

— Меня моя хозяюшка Шлындрой окрестила, — жаловалась страдалица. — А разве я виновата, что здесь кругом кишат живописцы... Я теперь, когда хозяйки дома нет, овчарку ее подпаиваю. Я вином, которое живописцы приносят, с ней по-товарищески делюсь. Налью в миску — и кусок колбасы туда же. Собака уже прочно вступила на зыбкий путь алкоголизма. Так ей и надо!

— Кому так и надо?

— Да хозяйке же! Ведь когда я вернусь в город, собаку некому будет подпаивать. И тогда она обозлится на дачевладелку за то, что та ее в трезвости держит, и покусает ее.

— Ценное начинание! — соглашался я. — Увы, мне такое мероприятие недоступно. С одной стороны, у Разводящего нет собаки, с другой стороны, у меня нет вина. Но даже если Разводящий заведет собаку, а у меня заведутся деньги на покупку спиртного — все равно, я уверен, Труба учинит мне очередную пакость и помешает осуществить справедливое возмездие.

— Влипли мы с тобой, Шампиньончик, — вздыхала Субмарина. — Успокой меня, расскажи мне что-нибудь научно-оптимистическое.

— Зонтифицирование северных оленей следует осуществлять по двухцветной схеме. Олени-самцы будут оснащены зонтами голубого цвета, для важенок запланирован розовый. Это позволит работникам НИИ со специальных обзорных башен вести статистический подсчет поголовья с учетом пола животных. Кроме того, это облегчит узнавание издалека самцами важенок и важенками — самцов, что увеличит их шансы на интимное сближение и, несомненно, будет способствовать популяции. Так, благодаря солнцеустойчивому ягелю и противосолнечным зонтикам, в пустыне расцветет жизнь на вечные времена. Радует это тебя, Субмариночка?

— Радует, Шампиньончик. Хотела бы я быть пустыней!

10. Тайна Трубы

Настал последний день отпуска. Утром я пошел на почту и позвонил домой. К телефону подошла Валентина, она только что вернулась из командировки. Вход в квартиру был для меня открыт! Я немедленно направился к Разводящему.

— Диабет Тимофеевич! Я уезжаю! Гоните мне мое портмоне.

Я ожидал сопротивления, но цветовод без лишних слов выдвинул ящик своего письменного стола и — и отдал мне бумажник. Я проверил его содержимое. Деньги, за исключением тех, что пошли на мое питание, были в целости, документы — тоже. Я отсчитал семьдесят рублей и честно протянул их Разводящему. Он секунду подержал бумажки в руки и, в свою очередь, протянул их мне.

— Валериан Тимофеевич, почему вы их мне возвращаете?! — радостно удивился я.

— Я вам многим обязан и потому прошу вас, товарищ э... э...

— Не стесняйтесь, зовите меня просто Шампиньоном, — корректно подсказал я. — Я охотно приму эту скромную сумму как материальное извинение за все неприятности, причиненные мне вами.

Разводящий опять выдвинул ящик стола, вынул пачку десятирублевок, отделил от нее десять красненьких и вручил их мне.

— Это вам, товарищ Шампиньон, от меня лично. Так сказать, премия за пребывание на моей территории.

Признаться, я был ошеломлен. Впервые в мировой истории не дачевладелец получал деньги от дачника, а, наоборот, дачник от дачевладельца!.. Не во сне ли я? Я ущипнул себя, потом пересчитал десятки. Явная явь: сто рублей налицо! Еще одна неподотчетная сумма! В душе моей победно зазвучали фужеры и виолончели. Но затем мелькнула досадная мысль: не слишком ли мала эта компенсация, если учесть все муки и унижения, пережитые мной?

123
{"b":"575704","o":1}