— Вот мы и пришли, — сказал Андрей.

Мы стояли перед одноэтажным пластмассовым домом, в котором жил Андрей. Не стану описывать вам этот дом — вы все его отлично знаете: там теперь филиал мемориального музея А. Светочева.

Мы вошли. Нас встретила Нина. Она очень похорошела с той поры, когда я расстался с нею. Правда, она была бледна, но и это к ней шло. Плечо у нее, видно, болело сильно, но она крепилась.

Я познакомил ее с Надей. С огорчением я заметил, что они друг другу не понравились. Не то чтоб между ними возникла неприязнь — нет, они просто не нашли общего языка. И даже когда Надя на память продиктовала МУЗЕ исправленную мною статью Андрея, Нина нисколько не восхитилась ее феноменальной памятью. Сама же статья понравилась и Нине, и Андрею.

После ужина Надя сразу же ушла спать в отведенную нам комнату. Нина осталась в столовой-гостиной, а мы с Андреем пошли в его рабочую комнату. Он засел за какие-то чертежи и таблицы, я же принялся рассматривать его альбом с марками. Это длилось довольно долго.

— Иди-ка лучше спать, — сказал я Андрею, — утро вечера мудреней. И потом, есть такая старинная пословица: «Перед смертью не надышишься». Только не пойми ее буквально.

— Ты завтра увези этот альбом с собой, — проговорил Андрей. — Если что-нибудь со мной случится — бери себе. А если все будет в порядке — верни. Чур, не зажиливать!

— Ладно, возьму, так и быть, — ответил я. — И честно верну. Очень нужны мне твои аляповатые зверюшки!

— От портретника слышу! Бей портретников! — Он вскочил со стула, схватил с дивана подушку и ударил меня по голове. Я схватил другую подушку — и началась катавасия, как в старину говорилось.

— Развозились, как маленькие! — с притворной строгостью сказала Нина, войдя в комнату. — Весь дом трясется.

— Не мешай, Нина, идет бой между добром и злом! — крикнул Андрей, принимая мой очередной удар подушкой и пытаясь нанести мне ответный.

В это время кто-то постучал в наружную дверь. Я сразу догадался, что это какой-нибудь механизм: люди имели право входить без стука.

— Можно, — сказал Андрей, выходя в прихожую.

Дверь открылась, и в клубах морозного пара появился УЛИСС.

— Срочное сообщение, — изрек он. — В суперреакторе номер три обнаружил неполадку типа альфа триста двадцать один.

— С этим надо обращаться к ЭЗОПу[34], — строго сказал Андрей. — Сколько раз говорил, что вопросы, степень важности которых ниже градации В, меня не интересуют.

— Выслушал. Иду к ЭЗОПу, — бесстрастно ответил УЛИСС и вышел, аккуратно закрыв за собою дверь.

— Удивительно бестолковы эти УЛИССы, — посетовал Андрей. — Горе мне с ними. И когда, наконец, мы избавимся от этой допотопной техники!

Не прошло и минуты, как наружная дверь снова открылась и в прихожую без стука вошел другой агрегат. Он был невелик — ростом с десятилетнего ребенка; за плечами его поблескивали сложенные крылья.

— Почему вы вошли без стука? — строго спросил я его. — Много воли вашему брату-агрегату дают!

— Мне разрешено без стука, — с некоторой обидой ответил механизм и затем, обратясь к Андрею, сообщил: — Накопление субстрата идет нормально. Но в Главном корпусе, в узле дельта сто семнадцать, обнаружил неполадку типа А двадцать один.

— Сейчас иду, — ответил Андрей. Затем, обратясь ко мне, сказал: — Это ЭРОТ[35], новинка нашей техники. Ему разрешено входить без стука. А ты не хочешь посмотреть Главный корпус?

— Почему же нет, охотно посмотрю, — с готовностью ответил я, чтобы не огорчать Андрея.

— Я тоже, пожалуй, пройдусь с вами, — сказала Нина. — Похожу — может, и плечо пройдет.

— Ничего себе способ лечения, — молвил я, набрасывая Нине на плечи синтемовую шубку. — Медицина на уровне шаманов. Тебе надо просто вызвать Врача.

Но она пропустила мои слова мимо ушей — это было в ее духе.

Мы вышли из дома на мороз. Красный вращающийся прожектор горел на мачте, и весь остров был залит красноватым тревожным светом. Впереди нас молча шагал странный агрегат со сложенными крыльями. В нем чувствовалась какая-то неприятная самостоятельность, даже самоуверенность.

— Мы отлично знаем дорогу, — сказал ему Андрей, — а вот в Главном корпусе надо включить свет.

ЭРОТ легко оттолкнулся от земли, расправил крылья и полетел. Вскоре в Главном корпусе зажглись окна.

Когда мы вошли в это здание, меня поразила его величина: снаружи Лаборатория не казалась такой большой. Огромный, ярко освещенный зал уходил вдаль. По обеим сторонам прохода стояли какие-то чудовищные машины и сооружения. У приборов, следя за циферблатами, молча стояли дежурные УЛИССы. Вверху, под прозрачной крышей, где переплетались тысячи кабелей и трубопроводов, беззвучно летали два ЭРОТа.

Андрей прошел в дальний конец зала, и вскоре его не стало видно, он совсем затерялся в этом механизированном пространстве. Нина подвела меня к столу-пульту, на котором было множество цветных кнопок, и села в кресло.

— Вот здесь я завтра буду работать, — беспечно сказала она. — Буду в определенное время нажимать кнопки.

— А ты не запутаешься? — спросил я.

— Нет, ведь есть схема. — Она вынула из выдвижного ящика большую, наклеенную на картон таблицу. — Вот здесь все показано. Ребенок — и тот не спутает.

Действительно, на таблице были изображены те же самые кнопки, что и на пульте, и указано время, когда надо нажимать на каждую из них.

— А это что за большая красная кнопка?

— Это кнопка критического перепада. Та самая.

— И ты нажмешь на нее?

— Нажму, — улыбнулась Нина.

— У тебя совсем больной вид, — сказал я. — Очень болит плечо?

— Побаливает, — неохотно призналась она. — Но завтра все пройдет.

— А если не пройдет?

— Тогда придется вызывать Добровольца. Но я все равно останусь на острове.

Утром меня разбудила Надя.

— Вставай, иди завтракать. Я уже позавтракала. Скоро нам надо отправляться домой.

Я встал, глянул в окно. За ночь потеплело, шел снег. На фоне высокой ярко-желтой башни отстойника он был очень хорошо виден. Уже рассветало, но тревожный красный свет вращающегося прожектора по-прежнему падал на остров моего имени. Было очень тихо.

За завтраком я внимательно смотрел на Нину. У нее был совсем больной вид. Я так прямо и сказал ей об этом, но она промолчала.

— Да, придется вызывать Добровольцев и выбирать из них наиболее подходящего, — молвил Андрей. — Выбрать такого не особенно трудно — был бы Человек с крепкими нервами.

— А я? — обратился я к Андрею.

— Что ты? — удивился Андрей.

— Я и есть такой Человек. Правда, не слишком технически грамотный, но с крепкими нервами.

— А ты представляешь, как это рискованно? — тихо спросил Андрей.

— Ну, представляю... Но почему кто-то другой должен рисковать, а не я? Ведь естественнее пойти на это именно мне. Как-никак — мы с тобой друзья.

Андрей задумался. Потом сказал:

— Ты меня устраиваешь даже больше, чем кто-либо другой. Ведь пульты отстоят далеко один от другого, а с тобой мы можем вести мыслепередачи. Это удобнее радио и телесвязи и удобнее, чем телефонная связь.

— Вот все и устроилось, — сказал я Нине. — Ты спокойно можешь лететь в Ленинград вместе с Надей.

В это мгновение без стука открылась дверь. Вошел ЭРОТ. На его сложенных крыльях блестел снег. Снег таял и стекал на пол.

— Явился по распоряжению ЭЗОПа, — сказал агрегат. — Емкости заполнены субстратом. Через двадцать три минуты необходимо вводить в действие систему «А».

— Принял и понял, — ответил Андрей.

ЭРОТ вышел, оставив на полу влажные следы.

«Не потрудился даже отряхнуть с себя снег, перед тем как войти к Людям, — подумал я. — До чего специализирован, до чего избалован!»

Я пошел в отведенную нам с Надей комнату и объяснил Наде, в чем дело. Узнав о моем решении, она заплакала. Затем спросила: