— Стоит ли идти туда? — сказал я. — Разве плох этот берег?

— А тот лучше! — возразил Андрей. И Нина присоединилась к нему.

Я примкнул к большинству, и мы пошли под изволок к реке. Мост через нее никак не походил на то, что мы обычно подразумеваем под этим словом. Просто в двух местах были вбиты сваи, и с берега на берег были перекинуты три связки из бревен, по два бревна в каждой. Никаких перил не было.

Андрей первый вступил на этот мост, за ним Нина, я же замыкал шествие. Мы шли осторожно. Вода внизу была темна от глубины, она бурлила у свай, здесь чувствовалась сила течения. Слева от моста река сразу расширялась — там был омут. Маленькие водовороты тихо двигались по его поверхности.

— Как хорошо! — сказала Нина, остановясь и заглядывая вниз, в глубину. И вдруг, потеряв равновесие, испуганно вскрикнув, она упала вниз, в эту темную от глубины воду.

И в то же мгновение Андрей кинулся за ней с моста. Он забыл снять рюкзак, и я понял, что он может утонуть — ведь плавать-то он так и не научился. Тогда, скинув с плеч свой рюкзак, я положил его на бревна, затем быстро снял ботинки и швырнул их на берег. После этого я нырнул в воду. Когда я вынырнул, то увидал, что Нину уже далеко отнесло течением и она плывет к берегу. Я за нее не боялся, так как знал, что она хороший пловец. Андрея же нигде не было видно. Я стал нырять и наконец нашел его под водой. Сорвав с него рюкзак, я вытащил своего друга на поверхность и поплыл с ним к берегу. Вскоре ноги мои коснулись дна. Я вынес Андрея на берег — на тот самый, куда мы направлялись, — и тут ко мне подбежала Нина.

— Что с ним? Что с ним? — крикнула она. — Это я во всем виновата!

— Ни в чем ты не виновата, — успокоил я ее. — Просто ему не следовало кидаться за тобой. Не зная броду — не суйся в воду — так говорит старинная пословица. Ведь он плавать не умеет! А ты, чем попусту плакать, лучше окажи ему помощь.

Мы сняли с Андрея куртку и рубашку. Он не шевелился и не дышал, тело его было совсем бледное, и только у плеча синел небольшой шрам — след разорванной золотой трубы, когда он производил опыты в Вольной лаборатории.

Мы стали делать ему искусственное дыхание, но он оставался недвижим. Поняв, что дело серьезное, я решил вызвать Врача. Я никогда не снимал с запястья Личного Прибора, и теперь он пригодился. Я нажал кнопочку автокоординатора и кнопочку с красным крестом и восклицательным знаком — срочный вызов Врача.

— Нина, я буду делать ему искусственное дыхание, а ты беги вон на ту полянку и маши руками. Или, еще лучше, сними свою блузку и размахивай ею. Тогда Врач из экстролета скорее обнаружит нас.

Я взглянул на Личный Прибор. Рядом с кнопкой вызова уже засветилась зеленая точка — знак, что вызов принят. Но я продолжал делать Андрею искусственное дыхание, хоть от этого и было мало толку.

Вдруг из лесу послышался хруст валежника, шум раздвигаемых веток — и на берег выбежал Человек. Вид у него был такой, будто он спрыгнул с ленты старинного фильма. Рукава его рубашки были засучены по локоть, в правой руке он держал опущенный дулом вниз старинный дуэльный пистолет. На запястье одной руки его блестел Личный Прибор, — что было вполне современно, — но на запястье другой виднелось нечто напоминавшее ручные часы. «Болен потерей чувства времени, бедняга», — успел подумать я.

Человек бросил пистолет на песок и, подбежав к лежащему без движения Андрею, положил руку с приборчиком, который я принял за часы, ему на лоб. Тогда я догадался, что никакие это не часы, а просто ЭСКУЛАППП[18]. Значит, Человек этот был Врачом.

Едва Врач приложил ЭСКУЛАППП ко лбу Андрея, как на приборе засветилась тонкая зеленая черточка. Затем ЭСКУЛАППП негромко, но внятно заговорил:

«Семьдесят восемь болевых единиц по восходящей. Летальный исход предотвратим. Внутренних повреждений нет. Состояние по Мюллеру и Борщенко — альфа семь дробь восемь. Делать искусственное дыхание типа А три. Делать искусственное дыхание. Летальный исход предотвратим».

— Ну, это уж я сам знаю, — сказал Врач, обращаясь не то к прибору, не то к нам, не то к самому себе, и стал делать Андрею искусственное дыхание по всем медицинским правилам.

Вскоре Андрей начал подавать признаки жизни. Врач снова приложил ЭСКУЛАППП к его лбу. Зеленая черточка на приборе теперь не дрожала, она стала шире. Прибор снова заговорил:

«Летальный исход предотвращен. Одиннадцать болевых единиц по нисходящей. Данные по Степанову и Брозиусу — бета один плюс зет семь. Больному нужен полный отдых четверо суток. Питание обычное. Летальный исход предотвращен».

Андрей тем временем совсем ожил. Он только был очень бледен после пережитого.

— Пусть он полежит еще немного, — сказал Врач. — А потом отведите его в ту избушку, и пусть он отоспится. А затем его надо как следует накормить. Моя помощь больше не нужна. Сейчас мне предстоит куда более неприятное дело, пойду убивать зайца. Понимаете, я только прицелился — и вдруг ваш вызов...

— А вас-то за что наказали охотой? — спросил я Врача.

— Меня? А разве вы не слыхали об этом ужасном случае в районе Невского? Там умер Человек девяноста шести лет от роду. Не дожил до МИДЖа целых четырнадцать лет! А я — Врач-Профилактор, я отвечаю за длительность жизни Людей в этом районе. Я сам на собрании Врачей потребовал себе наказания.

— А почему вы избрали такое неудобное орудие убийства? — спросил я. — Ведь из ружья легче попасть.

— У меня есть друг — Смотритель Музея старинных предметов, он дал мне этот пистолет и научил из него стрелять. Пистолет легче носить.

Врач поднял свое оружие и направился в лес, а мы с Ниной остались возле Андрея. Вскоре он почувствовал себя настолько хорошо, что мог передвигаться. Я навьючил на себя рюкзаки, затем мы с Ниной взяли моего друга под руки и речным берегом повели его к озеру, где среди валунов виднелась старинная деревянная избушка в одно окно.

— Постойте! — спохватился я и, быстро вернувшись к месту происшествия, разделся и нырнул в омут, где довольно быстро отыскал рюкзак Андрея.

Вскоре мы добрели до избушки. Она была очень старая. Внутри там были печь, стол, стул, а на полу толстым слоем лежало сено — оно здесь хранилось для зимней подкормки лосей. На чердак вела лестница. Там тоже лежало сено.

— Чур, я на чердаке ночую! — крикнула Нина. — Здесь так уютно.

— О ночлеге думать еще рано, — резонно возразил я. — Прежде всего нам надо обсохнуть и поесть. Ты, Нина, иди по ту сторону избушки и раздевайся там, а мы расположимся по эту сторону.

Вскоре мы с Андреем уже лежали голышом на песке, а наша одежда была расстелена рядом. Я лежал на спине и смотрел на небо. Оно было светло-голубое, даже белесоватое, как всегда в жаркие безоблачные летние дни. Я думал о том, что это легкое, невесомое небо, как бы состоящее из ничего, всегда остается самим собой, а вот на прочной вещественной земле все меняется.

— Пока ты бегал вытаскивать мой рюкзак, Нина мне рассказала, как все произошло, — прервал мои размышления Андрей. — Мне обязательно надо выучиться плавать...

Я знал, что Андрей благодарен мне, но в наше время выражать благодарность было уже не принято. Ведь если А благодарит Б за то, что тот поступил как должно, то этим самым А как бы предполагает, что Б мог поступить и иначе.

Из-за избушки послышался смех Нины. Потом она закричала:

— Он бежит к вам, он мой платочек утащил!

— Кто бежит? — крикнул я. — Никого тут нет.

— Ежик! Подошел и платочек унес! Такой хитрый.

Действительно, из-за угла избушки показался еж. На его иглы был наколот платочек. Я взял этот платочек, еж сердито зафырчал, потоптался на месте и пошел в лес.

Вскоре у всех у нас одежда просохла, и мы втроем принялись за еду. Рюкзак Андрея промок, но в нем, к счастью, лежали консервы, и им ничего не сделалось. Хлеб же и дорожная посуда находились в моем рюкзаке. Лесные птицы летали и прыгали возле нас, собирая крошки, которые мы им бросали.