— А почему, собственно говоря, вы здесь? — спросила Айрен, обращаясь к полицейским. — Это допрос или что?

— Нет, мы занимаемся текущим расследованием, — ответила Николь. — Вы наверняка слышали о покушении там наверху, на Шахене.

— К этому мы не имеем никакого отношения, — сказал Мюкке резко, и сказал это даже слишком резко и драматично, как показалось Николь.

— Никого из вас здесь не подозревают. Поэтому это не допрос, а неформальный опрос.

— Что, это самый настоящий реальный опрос? — сказала Фло с удивлением. — И вы настоящие полицейские? Со служебными удостоверениями и тому подобным?

— А ты что подумала?

— Я подумала, что это снова акция фрау Ронге.

— Мы все так подумали, — сказал Мюкке.

Черт возьми, подумала Николь, такого не может быть, все в этом закулисном городке воспринимается как игра, шутка и дурачество.

— Нет, — сказал Холльайзен терпеливо, — это настоящий опрос, реальный опрос один к одному. Мы настоящие полицейские, и есть реальное дело…

— Вы смотрели фильм «Матрица»? — прервала его Фло. — Там все тоже утверждали, что они настоящие. В действительности: все подделано, подстроено, все ложь.

— Да, я смотрел фильм, — сказал Холльайзен. — Но я не из «Матрицы». Я настоящий. И есть настоящий террорист. И сейчас есть две возможности. Или здесь в городке есть сумасшедший, который копирует ваши проекты…

— …или, — вставила Николь Шваттке, — банда Раскольникова может нам что-то сказать.

Никто из семи учащихся не проявил никакого волнения.

— Я исхожу из того, — продолжила Николь, — что вы не способны на террористические акции.

— Может, и способны, — сказала Айрен, — но не готовы. А может, и готовы. Но мы этого не делаем. То есть мы делаем, но только в уме. Разрешите представить вам сейчас наш теперешний проект.

— Это более крупный проект, и каждый из учащихся взял на себя частную задачу, — вмешалась услужливо учительница. Она собралась было делать более подробный доклад, но чиновники хотели услышать все лучше из уст учащихся.

— Я извиняюсь, — сказала Николь и встала. Выйдя из класса, она позвонила Беккеру.

— Что случилось, Николь?

— Это все напрасный труд, Ханс-Йохен, но говорит ли вам что-нибудь такая формула, минуточку… — Николь достала свой блокнот и нашла листок с формулой, которую успела записать, пока Мюкке ее не стер. — Вы примерно знаете, что означает v(N) = N — (c/2L)?

— Это может быть все, что угодно. Известно ли, что это за величина «L»?

— Да, это там было написано. L = длина резонатора.

— Как вы сказали. Длина резонатора? Что с вами сегодня случилось, — сказал Беккер насмешливо. — Вы что-то выяснили, о чем я ничего не знаю? Шеф тоже что-то спрашивал в этом направлении.

— В каком направлении? А что это за формула?

— Формула играет важную роль при образовании лазерных лучей. В лазерном резонаторе частички света направляются между зеркалами туда и обратно. В зависимости от конструкции волны определенной длины и их кратное особенно усиливаются. С помощью допплеровского распространения по формуле Гаусса…

Когда Николь снова вошла в класс, у нее создалось впечатление, что Холльайзену удалось завоевать доверие подростков. Он мог хорошо с ними общаться, на это она обратила внимание уже раньше в других случаях.

— Это что-то похожее на пейнтбол? Или Gotcha? (Банзай!), — как раз спрашивал он. — Оружие выглядит поразительно похожим на натуральное, но с ним играют в смертоносную игру.

— Пейнтбол мы знаем, да, — сказал Барб. — Это детские забавы.

— Детские забавы? — возразил Холльайзен. — Я думаю, что это что-то вроде предварительного этапа к…

— Мы так не думаем, — перебил его Дирк. — Тот, кто играет в пейнтбол, никогда не станет по-настоящему убивать. Катарсис, вы понимаете. Ты очищаешься от преступных мыслей, пропуская эти мысли через игру.

— Понимаю, — сказал Холльайзен. — Но эта теория спорная.

— Катарсис, преодоление насилия — в этом году это не наши темы, — сказала преподавательница, — наша тема разрушение.

— Да, верно, — продолжил Дирк, — такое как пейнтбол, это не наше занятие. Мы проработали настоящий криминальный проект, и по нему мы сделали что-то вроде «портфолио». Мы назвали это Альпшпитце-проект. Он состоит из нескольких этапов. На первом этапе мы разрушаем какое-то учреждение, которое является очень важным для всего региона. Мы очень долго искали его. А теперь угадайте.

— Горнолыжные склоны? — гадал Холльайзен. — Прогулочные маршруты?

— Трамплин для прыжков? — добавила осторожно Николь.

— Нет, — продолжил Дирк, — мы решили пойти дальше и разрушить действительно большой и видимый издалека символ. Символ региона — это вершина Альпшпитце. У горы Альпшпитце мы возьмем самое существенное, а именно ее вершину. И это в буквальном смысле слова. Мы отколем взрывом верхушку этой горы. Затраты получатся не очень большими. Я просчитал.

— Он собирается учиться на экономиста, — сказал Барб весело.

— Нам потребуется от двадцати до двадцати пяти зарядов тринитротолуола, каждый мощностью от пяти до семи килоджоуля, — продолжил Дирк. — Это стоит не больше, чем новая горка для детского сада. Мы разместим их вокруг примерно в пятидесяти метрах под вершиной. Мы передадим предупреждение об опасности для людей и взорвем ее с помощью дистанционного взрывателя. Когда разойдутся облака пыли, то верхушечки Альпшпитце не будет. Состав преступления: нарушение общественного порядка — параграф 125 УК, причинение общей опасности в результате взрыва — параграф 308 УК.

— Но это уже на десять лет тюрьмы, — добавила Николь.

— Не обязательно, — сказал Мюкке. — Согласно параграфу 125а, это не тяжкое нарушение общественного порядка.

— Он собирается учиться на юридическом, — сказал Барб.

— Второй этап, — продолжила Айрен, — состоит из оценки реакции властей на это. Наш прогноз такой: туристическая индустрия, спортивные объединения, город и так далее, они будут делать все, чтобы снова восстановить Альпшпитце без верхушечки, которая стала сейчас символом разрушения. То есть власти станут собирать деньги и восстановят разрушенную верхушечку.

— И тут мы подошли к третьему этапу нашего проекта, — подхватил Мюкке. — Ландшафтные дизайнеры снова пристроят верхушку, гора получит протез, по виду все будет, как и прежде. Но каждый будет знать, что это протез. То есть символ разрушения останется, хотя он и будет устранен. А это как раз и был наш план. Нашей акцией можно будет восхищаться и в ближайшие годы, и в ближайшие десятилетия. И это я называю подрывная стойкость.

— Четвертый и заключительный этап, — сказал тихий Кевин. — Так как государство не боится ничего больше, кроме подрывной стойкости, то нам и не нужно вовсе реализовывать наши планы. Мы ими только угрожаем. Состав преступления: параграф 240 УК.

— Как вы собираетесь этим угрожать? — спросила Николь. Она была уже в некотором ужасе от серьезного энтузиазма этих подростков.

— Мы разработали планы до мельчайших деталей, — сказал Мюкке, — мы разошлем их по учреждениям и будем удерживать государство в позиции некоего раздраженного ожидания — конечная цель всякого разрушения!

— Вы действительно разослали планы? — спросил Холльайзен.

— Да, мы это сделали. В управление уголовной полиции земли, в прокуратуру Мюнхен II.

— И что?

— Мы даже не получили никакого ответа, — сказала Айрен разочарованно.

— Я бы вам это сразу сказала, — пробормотала Николь.

— Я не очень щедра на хорошие оценки, — снова вмешалась старший преподаватель Ронге, — но вы видите, именно за эту последовательность, что они послали работы даже в управление уголовной полиции, я поставила им пятнадцать баллов.

— Я хочу вас только поставить в известность о том, что ситуация изменилась, — сказал Холльайзен. — Знаю, что вам не нравятся такого рода покушения. Но одно сейчас произошло, и я бы вам посоветовал, покинуть линию огня. Семинарская работа на рискованную тему — это одно, а лежать на глубине двух метров под лавиной — это другое. До вас дошло?