Тут Анюта текст свой вспомнила и голоском звонким читать начала:
Меня зовут Зоряночка.
Лишь солнышко взойдет,
По небесам на саночках
Начну я свой полет.
Здесь на сцену змеи летучие выбежали.
Семь братьев златокрылых
Приходят в мир со мной,
Короной разноцветною
Взлетают над землей.
Умеют они цветом
Луч солнца отражать.
Гадают по их следу
Красный змей вперед выступил.
Я самый быстрый — красный змей!
Любуйтесь красотой моей!
Промчусь широкой полосой —
Мед будет сладкий и густой.
За ним красно-желтого очередь настала.
Я красно-желтый змей, я брат
Целебных разноцветных трав!
Похож на утренний рассвет,
Я самый яркий в мире цвет!
Широкой полоса пройдет —
Хворать не будешь целый год!
Так друг за другом и другие змеи о себе поведали. Кто за травы зеленые отвечал, кто за масло из подсолнухов золотистое, а синий — за капусту с репой и свеклой. Последним самым — белый остался.
Я белый змей — цвет молока,
Я змей — молочная река.
Когда я сильный и большой,
То будет у коров удой!
Духи, молоко любившее, сразу захлопали одобрительно. Очень им нравилось, когда его много бывает.
Тут волны нарисованные появились. Чертенята их двигать взад-вперед стали — волнение морское изображать. А Змеи разноцветные за руки взялись и вокруг Зоряночки хоровод водить начали.
Вместе за руки возьмемся,
Из морей и рек напьемся.
[77] В небеса поднимемся,
Радугой раскинемся!
Не заметили духи, представленьем увлеченные, как Баба Яга с Кикиморой потихоньку колдовать стали. Только вдруг волны нарисованные в настоящие превратилися. Семь змеев дорогой разноцветной над ними поднялись, а Зоряночку саночки подхватили и вверх по радуге понесли.
Кузнечики, заключительную тему игравшие, как море великое близ себя увидели, врассыпную бросились. А волны, того и гляди, на зрителей обрушатся.
Но не растерялся Стас, с чертятами занавес подхватил и задернул по-быстрому. Стоят за ним, выходить боятся. Вдруг, думают, представление не понравилось. Духи, особо впечатлительные, и шишками закидать могут. Только Анюта самой решительной оказалася и, как учили, смело вперед шагнула — зрителям поклониться.
Что тут началось. Черти от восторга копытами топали, дети Соловья-Разбойника свистели вовсю, остальные же ладоши свои отбивали. А Кикимора от радости расплакалась даже.
Тут и другие на поклон выйти решились.
Духи лесные всех, представленье устроивших, цветами полевыми одарили. Даже чертенка, слова подсказывавшего, не позабыли. А потом мамы-лешачихи сладости детишкам раздавать начали.
Но самой счастливой Анюта была. Ей платье Зоряночки в подарок оставили.
Долго потом в лесу Заповедном о представлении Стасовом судачили. Гадали всё, чем он еще духов подивить сможет.
Но здесь уж другая сказка начинается.
А этой конец пришел.
Оставим на время Стаса с Кикиморой и в главу восьмую — «Как богатырь туром оборачивался» вернемся.
А кто шаг за шагом идет, того Златогорка, дочь Соловья-Разбойника, в главе следующей дожидается.
Глава 14. ЗЛАТОГОРКА И СЕРАФИМ
У Соловья-Разбойника дочку младшенькую Златогоркой звали. Ничем она братьям своим не уступала. Носилась с ними день-деньской по лесу дремучему, свистом залихватским птиц да живность пугая.
Отец на время поединка с Ильей Муромским детей к деду-Горынычу в горы отправил.[78] Но дошла до них вскоре весть, что победил богатырь его и в град престольный с собой увез. Уговаривал дед соловьят в долине поселиться навечно, но решили те в дом родной возвернуться обязательно. А как обустроились малость, к Бабе Яге в гости пошли. И посоветовала им Старая духов лесных не чураться да на пляски шабашные сходить.
Там-то Серафим, сын Лешего Авдея, Златогорку в первый раз и увидал. Была она красоты особенной и сразу ему понравилась. Только черти с водяными вкруг нее вовсю увивалися, и постеснялся он тогда к ней подойти. А на день следующий отправил его отец родственников дальних проведать.
Вернулся Серафим домой и новость нежданную узнал. Повздорили соловьята с чертями сильно и с тех пор из леса своего носа не кажут.
Надумал тогда леший по-другому со Златогоркою повстречаться — и разрешенье у отца попросил лес дремучий прибирать. А тот и рад был. Не лежала у него душа к владениям отведенным. Но строго-настрого наказал — дальше опушки не заходить. Соловьята, видать, чертей сильно обидели и опять ловушек везде понаделали.
Стал Серафим каждый день в дремучести соседние наведываться. Деревья сухие уберет, живность проведает, а сам все по сторонам посматривает, не мелькнет ли где наряд Златогоркин. Но не очень-то ему везло, и решил он как-то поглубже в лес заглянуть. Может, поближе к дворцу Соловьиному, и встретит он, наконец, желанную свою.
Да в ловушку и угодил. Лежит в яме, корнями спелёнатый, пошевелиться не может.
Слышит, шаги чьи-то раздаются. А это сама Златогорка идет. Посмотрела она молча на лешего и братьев пошла на подмогу звать. Освободили они вскоре Серафима от пут древесных и к опушке направили. Но попросили напоследок, чтобы впредь далеко так не забредал. Мол, сами они здесь прибираться будут.
Загрустил леший, всё о любимой своей думает. Но повстречалась она-таки ему на тропинке лесной. Так, слово за слово и разговорились потихоньку. Видит Златогорка, леший к ней по-доброму относится и не чурается совсем. И стала к нему сама наведываться, прибираться в лесу пособлять.
А вскоре признался ей Серафим в любви великой и замуж позвал.
Посмотрела на него Златогорка удивленно, но видит, серьезно леший говорит.
— Скрывать не буду, — отвечает, — нравишься ты мне. Но мало этого для согласия моего. Уверена я должна быть в муже будущем.
Не растерялся Серафим и предложил сразу, ежели нужда в том имеется, испытание любое пройти. А Златогорка его на слове и поймала.
— Хорошо, — говорит. — Будет тебе задание трудное. Выдержишь, подумаю я над предложением твоим.
Возрадовался Серафим от слов этих. Не было еще дела такого, которого бы он сдюжить не сумел. И дом в одиночку поставить, и дерево вековое повалить — все под силу ему было. Только и представить леший не мог, что его любимая задумала.
Начались у них приготовления странные. То когти звериные на руки да на ноги наденут и по деревьям лазают. То глаза завяжут и так по поляне вслепую ходят. А то грибы красные с точками белыми под елками ищут.
Подступался леший с расспросами не раз, да только отнекивалась Златогорка на любопытство его. Мол, сам поймешь, все со временем. Но он и так счастлив был, что с любимою день целый проводить может.
* * *
Наконец велела Златогорка ему, как стемнеет, к болоту дальнему приходить. Только не сказывать о том никому.
Серафим дома предупредил, мол, к друзьям в лес соседний сходить хочет, и не ждали чтоб. А сам к месту условленному отправился.