Вскоре лапа волчья показалася. Златогорка ножиком её неглубоко поранила, но и этого достаточно оказалось. Завизжал волчонок и с кучи вниз покатился, а другие — сразу отпрянули. А ей это только и надо было.

Отбросила она землю последнюю и наружу все из склянки своей выплеснула. А как выбралась из норы, Серафим следом двинулся. Видит — от факелов, как днем, светло стало. Волчонок молодой сразу на него бросился. Но схватил он его за шкирку и отбросил далеко, а сам за Златогоркою вниз помчался.

Но тут любимая его заклинанья какие-то странные выкрикивать начала. Ноги у Серафима подвернулись, и покатился он с горы уже глыбою гранитною. Стражники следом за ними бросились, только камни те быстрее их были. А как до корней Древа мирового добрались, Златогорка заклинанье обратное сотворила и Серафима за собой внутрь повела.

Нырнули они в лаз неприметный и вверх карабкаться начали. Видит леший, то один проход, то другой в сторону отходят. Но любимая, видать, дорогу хорошо знала и уверенно путь себе выбирала. Наконец, затаились они в тупичке невеликом, погоню переждать. А вскоре прошумели преследователи их сбоку где-то, и смолкло все.

Не удержался Серафим и опять Златогорку расспрашивать стал.[80] Чем они стражников напугать смогли, и что это за лазы такие диковинные.

Оказалось, в склянках тех благовония из трав лесных намешаны были. В Пекле живущие дух их с трудом переносить могут. А ходы эти сами же черти и понаделали, когда войною на Ирий отправились.

Дождались они, как погоня их вниз прошумит, и опять вверх двинулись. Но временами прислушиваться останавливались, и однажды донесся до них гул, снизу идущий.

Златогорка сразу в тупик свернула. Из котомки кусок материи, полевицами сотканный, достала и лаз ею закрыла. К стенам руками прижала и Серафиму то же делать велит.

Как гул вплотную приблизился, о материю что-то биться начало. Тут лешего в руку и ужалило. Вскрикнул он от боли жгучей и защиту их чуть не выпустил. А Златогорка кричит, чтоб терпел, но держал. Это осы подземные за ними гонятся, и до смерти они закусать могут.

Серафиму показалось, вечность целая прошла, пока осы жалиться да о материю биться перестали и назад подались. Руки от укусов онемели совсем, да и у Златогорки они не лучше были. Но мазь целебная и здесь помогла. А как за стены лаза горе-путешественники снова держаться смогли, дальше в путь двинулись.

Раз десять они передохнуть останавливались, пока воздухом морозным не повеяло. Златогорка знак подала, чтоб на месте Серафим оставался, а сама вперед уползла. Вернулась она вскоре и когти звериные на руки и на ноги надевать велит.

— Выход там, — говорит, — есть. И два стражника его охраняют всего.

Подобрались они тихо к повороту последнему и бежать изготовились. Тут дочка Соловья свистнула пронзительно, так, что у лешего уши заложило. Стражники сразу пики свои побросали и о стены головами биться начали.

Бросились они в проход открывшийся и из лаза наружу выпрыгнули. Но сразу же за кору когтями зацепилися и на Древе мировом повисли. Глянул Серафим вниз, а там и земли не видать, облака одни. Ветер в ушах свищет, холод до костей достает.

Подобралась Златогорка к нему и кричит, чтоб вниз не смотрел, и спускался потихоньку. Только недолго им когтями перебирать пришлось. Стрибог оком недремлющим их заметил, и стали вкруг них вихри быстрые кружить.[81]

Серафим из сил последних за Древо держится, а тут ещё Златогорка к нему на спину впрыгнула и веревкою обвязала. Леший ничего понять не может. Совсем, думает, милая умом тронулась, ведь сорвемся сейчас.

Тут вихрь черный дело свое и сотворил. Полетели они вниз — облакам навстречу. А Златогорка смеется вовсю. Руки в стороны раскинула и свистит пронзительно.

Со всего лету в облако пушистое врезались. Духов дождевых распугали и дальше понеслись. Глядит Серафим — остров Буян под ними и камень Алатырь виднеется.[82] Стал он мысленно с папкой и мамкою, да с сестрами и братьями меньшими прощаться. Одна отрада, вместе с любимой своей о землю разобьется.

А Златогорка тем временем материю, от ос их спасшую, из котомки вынула и вверх подбросила. Дернуло их сильно, но медленнее падать они начали, а вскоре и вовсе как птицы парить стали.

Потянула она веревки, что материю держали, и полетели они прочь — к лесу Заповедному.

Так и закончилось их путешествие по Пеклу подземному. И, видать, выдержал Серафим испытание своё — после турнира рыцарского свадьбу в лесу сыграли.

Но здесь уж другая сказка начинается.

А этой конец пришел.

Закончилась на этом часть первая историй про духов леса Заповедного.

Далее нас турнир рыцарский ждет, а кто о жизни семейной Златогорки и Серафима сразу узнать хочет, тому путь в главу восемнадцатую — «Целитель» лежит.

Появилось у молодежи лесной поветрие опасное. После плясок шабашных лешие и черти отношения на кулаках выяснять повадились. Раз Стас подзадержался, так и его в темноте за ворога приняли и синяк под глаз засветили.

Сперва Стас друзей своих позвать захотел и вечером следующим с обидчиком поквитаться. Но, слава Велесу, опомнился вовремя. Чай, не малолетка уже несмышленый, руками-то размахивать. Тут такое придумать надобно, чтоб молодежь от напасти этой навсегда отучить. А то дело до смешного доходить стало. Повстречаются черт с лешим на тропинке лесной, и, кто кому дорогу уступить должен, препираться начинают. И часто выяснение это потасовкой заканчивалось.

Вспомнил Стас, Иосиф — Учитель его, о турнирах рыцарских сказывал, что в землях заморских по праздникам проводились.[83] Каждый мог удаль свою в поединке показать. Но правила особые для них писаны были, и строго следили, чтоб никто другого поранить не мог. Но особенно нравилось ему, что рыцари те не просто так на мечах да копьях бились, а победы все Дамам сердца своего посвящали.[84]

Наутро отправился Стас к Пиге — художнику Школы лесной. Объяснил ему, что это за воины такие, да на каких конях восседают, и картину в рост свой нарисовать попросил. Тот к просьбе черта ответственно подошел и на день третий заказ его выполнил. Два рыцаря, в латы забранные и щитами прикрытые, с пиками наперевес друг на дружку неслись.

Первым делом Стас с картиной этой к Тихону с Федором отправился. Коль главные они среди леших и бесов в лесу Заповедном, им и решение принимать. К дереву её приладил и рассказывать принялся. Хорошо, мол, молодежь от битв кулачных отучить, и турнир рыцарский устроить.

Федор с Тихоном сразу с ним согласилися. Родители, на синяки детей насмотревшись, уж не раз безобразие это прекратить просили. Но сомневались они сильно, что духов лесных на такое уговорить можно будет. И как в воду глядели.

Стас, раздумывая не долго, посреди плясок шабашных внимания попросил и о рыцарях доблестных говорить начал. Но только засмеяли да засвистели черти его и вихрями по поляне кружить продолжили. Ни к чему им было жизнь свою усложнять.

Но правильно говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло. Младшему сынишке Тихона в потасовке очередной руку сломали. Осерчал Леший сильно и от Федора указ специальный потребовал, драки впредь запрещающий. Только кто ж в пылу боевом об указах да предписаниях помнить будет.

Тут и вспомнили Леший с бесом о предложении Стасовом.

Собрались вновь втроем и думать начали, как духов лесных к участию в турнире склонить. Дело это не таким простым оказалося. Только Стас и говорит, у рыцаря каждого Дама сердца должна быть обязательно. Ей он подвиги свои посвящает и в честь ее стихи складывает. Может, с русалок да лешачих начать надобно? На том и сошлись.