— Смерть мученическая часто укреплению веры способствует. Но ты же не умер. Пока.

— Я вот все думаю. Откуда у легионера моего сын такой народился? Может, и не он отец вовсе, а бог небесный какой? Больно слова твои на речения их смахивают.

Ний взял несколько дощечек.

— И не всегда смертные виноваты в злодеяниях своих… К добру души их устремляются… Ты и вправду так считаешь? Тыщи лет деяния их сужу. И все время иль брат на брата идет, иль чужое к рукам липнет.

Сдается мне, что и впредь то же самое будет, ибо сущность это душ смертных.

— Не все такие, говоришь? Пока не все. Проповедники бродячие развелись, — в глазах Ния вновь вспыхнул огонь. — Ходят повсюду, с пути истинного сбивают. Если б не Велесова защита, давно бы с ними разделался.

— Путь истинный? — тихо переспросил Иосиф.

— Чай, не только ты учение свое мыслишь. Помнится, лес Заповедный когда-то от дремучестей соседних мало чем отличался. И духам даров природных вполне для жизни хватало. А сейчас, посмотри — от дворцов и хором шагу ступить негде. О богатстве одном мечтают. Как, полагаешь, сами они до этого додумались?

Время придет, и смертные по законам моим жить будут. А там и до Ирия очередь дойдет. Духам, прислуживающим в холоде их небесном, ох как не сладко приходится.

Ний внимательно посмотрел на Иосифа.

— Хочешь, жизнь тебе сохраню? Лекари умелые быстро на ноги поставят. Мыслить будешь себе потихонечку да беседы умные со мной вести. Придет час, весь мир у ног наших будет.

— Что толку от мира целого, коль душу свою поранил, — твердо ответил Иосиф.

— Достойный ответ. Другого, признаться, и не ожидал.

Ний склонился над лежащим на лавке чертом.

— Выживет учение твое и победит, может быть…

В следующее мгновение владыка преисподней пронзил тело Иосифа своим огненным жезлом.

— …но не здесь и не сейчас, — закончил он, глядя на оставшуюся кучку праха.

— Уберите, — бросил Ний стражникам, выходя из залы.

— И тогда Учитель сказал…

Сколько раз Стас строчку первую перечитывал. Сколько раз собирался мысли Иосифа записать. Но чтоб вспомнить все и изложить складно, время спокойное нужно. А тут, то турнир рыцарский, то праздник на Купалу, то занятия в Школе лесной.

Так и тянулось бы до случая подходящего, если б однажды страх знакомый не обуял. Только на этот раз всадник грозный в гости к нему пожаловал.

Предложил Ний Стасу с Учителем попрощаться. Черт долго раздумывать не стал. Записку на столе оставил и с владыкой Пекла сквозь землю провалился.

Долго в лесу Заповедном его не было. Время в тех краях, бывает, по-другому течет. А как вернулся, заперся в избушке ото всех и неделю целую писал что-то без устали. Даже Кикиморе дверь не открыл.

И как не выпытывали духи лесные, никому не сказал, о чем они с Нием беседы вели. И смог ли он Учителя своего в царстве подземном повстречать.

Но здесь уж другая сказка начинается.

А этой конец пришел.

Кто в главу эту из девятой пришел, тому дальше в шестую — «Мудрый Гаральд» возвратиться следует. Повесть о викинге заморском послушать.

А следующая история о деле соловьят сказываться будет.

Оженились соловьята из леса дремучего на девах ключевых, и потекла у них жизнь семейная, размеренная. Но стали братья со временем думать, чем они духов соседних хуже, и надо им тоже дело свое завести.

Много чего перебрали, но либо все хлопотно уж очень получается, либо прибытку мало дает. Жена старшего, на мучения их глядучи, и говорит:

— Дело это натуре вашей схоже быть должно. Ежели душа к нему лежать не будет, не сладится оно никогда.

Стали тогда соловьята перебирать, что по нраву им более всего приходится. Получалось — по лесу носиться да ловушки хитрые расставлять, зверей и духов пугать. Только кто ж за это платить будет. Разве что разбойники какие с дороги большой.

И тут младший брат и говорит. Черти ему намедни сказывали, мол, жизни в лесу совсем никакой не стало. Рыцарями да оруженосцами все заделались, кулакам волю дать негде. Чуть что — вопят сразу: честь рыцарскую позоришь, турнира, как рогов собственных, не увидишь.

И порешили соловьята тогда бои чертей кулачные устраивать. Раньше на них посмотреть много духов приходило. Может, и сейчас, по памяти старой, потянутся. Дремучести — это, чай, не лес Заповедный. Здесь порядки свои положены.

А старший вспомнил еще, что лешие год каждый на зверей лесных играть собираются.[127] Так чем это место других хуже. Да и не раз в год, а день каждый игру сладить можно.

Сказано — сделано.

Расчистили соловьята около дворца своего поляну большую и еще маленьких несколько. Дорожки широкие к центру леса проложили. Но ловушки хитрые до поры до времени по бокам оставили. Чтоб смертный какой ненароком не забрел, иль гости незваные не пожаловали.

Духи лесные в начале из любопытства к ним заглядывали. Но, видать, так понравилась им в дремучестях новых, что и в другой раз зайти решилися. А некоторые даже жен своих прихватили, чудо новое показать. Вслед за ними и овинники с домовыми пожаловали, а после и из лесов дальних потянулися.

Бес Федор поначалу делу соловьят порадовался даже. Занятие себе наконец-то нашли и свистеть совсем перестали. Да и духам как-никак развлечение новое. Опасность, правда, была, что иные, азарту поддавшись, богатство своё спустить могут. Только как их увещевать, ежели сам Тихон на виду у леса всего лето каждое с лешими в карты на зверей играть усаживается.

И все б хорошо было, только надумали соловьята драки чертей устраивать.

Задумался Федор крепко. Еле-еле от напасти этой избавились. Да еще на мир весь объявить успели, мол, в лесу Заповедном Кодекс рыцарский соблюдается. Что ж теперь — на попятную идти?

Только понимал он прекрасно, что природа эта бесовская о себе знать дает. Самому порой так и хочется грязью кому-нибудь засветить. И не родился еще бог такой, кто натуру чертей обуздать может.

Порешил он к соловьятам наведаться и на месте, что к чему посмотреть. Но сперва к сестрице их — Златогорке, заглянул. Только та уж давно от братьев своих отделилася и в лесу Заповедном с мужем Серафимом жила. Была она на сносях малышом четвертым, и дела в дремучестях родных мало ее сейчас беспокоили.

Понравилось Федору в лесу соседнем. Чистенько, прибрано кругом. Кузнечики с цикадами мелодию приятную выводят. Русалки напитки прохладные подают, а дамы все сплошь в одеяниях от Кикиморы прохаживаются. Да и за столом игральным повезло ему малость.

Только вот разговор с соловьятами не заладился. Не хотели те отступать от затеи своей, и даже пользу для чертей доказывать принялись.

Федор мудрым бесом был и правила верного придерживался. Ежели не знаешь, делать чего, то пережди малость. Авось само все разрешится.

Но вскоре колокольчики первые прозвенели. Жена водяного молодого вместе с детишками пришла. Плачет навзрыд, причитает. Муж, говорит, проигрался подчистую. Детишек теперь растить не на что. А на день следующий черту в драке так меж рогов двинули, что не мог тот день целый в себя прийти.

Долго Федор с Тихоном спорили, как к случаям этим отнестись. И порешили совет духовской собрать. Пусть, мол, сами думают, как дальше жить будут.

В час назначенный собрались все подле озера, что посреди леса Заповедного лежало. Федор с речью разъяснительной выступил. И о плохом без утайки, и о хорошем подробно рассказал. А под конец решение принять попросил. То ли подходы к лесу дремучему завалить, то ли всё как есть оставить, то ли еще придумать чего. И предупредил сразу. Решению совета подчинится обязательно, но жалоб никаких после этого и слышать не хочет.

Зашумели все сразу, загалдели. Друг дружку не слушают, каждый соседа перекричать норовит. Тут соловьята слово и попросили.