— Вот! — торжествующе воскликнула она с порога, не замечая еще, видимо, посторонних, — Одна папина, одна моя.

И подняла над головой двух подстреленных уток.

В промокшем насквозь ситцевом платье, опоясанном патронташем, с двустволкой за плечами, легкая и сильная, девушка была необычайно хороша. Ее круглое, покрытое нежным загаром лицо горело возбуждением. Особенно хороши голубые глаза, оттененные тонкими бровями и черными, гладко зачесанными волосами. Они смеялись и торжествовали.

— Ты уже сплавала, Ирина? — удивилась мать, — А мы собирались за вами вдогонку девочек посылать. Отца надо бы вернуть, люди приехали.

— Нет, теперь отца не догнать. Я его высадила на том берегу залива, он пошел в Балыкчу. А знаешь, как он ходит? Сказал, чтобы только к ночи за ним приплыла. Да, мама, сказал он, чтобы Георгий без него рыболовные снасти проверил, а Надя чтобы не забыла все наблюдения, которые он ей поручил, вовремя провести.

— Да кто же он, наконец, ваш отец, — не сдержали мы своего любопытства, — столяр, садовод, охотник, рыбак?

— Наблюдатель. На гидрометеорологическом посту. А вообще, — лукаво улыбнулась Ирина, — он у нас Робинзон, наш отец.

Нет, как ни торопились мы, нельзя было уехать, не познакомившись с современным Робинзоном. Решили остаться.

Дождь не переставал. Он выбрал себе неторопливый, размеренный темп и намеревался, очевидно, идти и идти. В маленьком домике у Золотого озера было тепло и уютно. Вкусно пахло свежеиспеченным хлебом. Дети занимались своими делами, а мы слушали простой рассказ хозяйки дома — Доры Захаровны. Вот что мы узнали.

Тридцать лет назад приехал на озеро из Москвы 25-летний Николай Смирнов. Активный комсомолец, работал он в Москве самозабвенно и много, учился. Начали сдавать нервы. Наконец, болезнь совсем вывела его из строя, и только одно, как сказали врачи, могло снова поставить на ноги — природа. Так Смирнов оказался на Алтае.

Сначала поступил на кордон лесообъездчиком. Работая там, познакомился с дочерью местного рыбака-алтайца Дорой, женился. Вскоре на Телецком озере, неподалеку от Устья реки Чулышман, основного источника, регулирующего воды озера, был создан гидрометеорологический пост. Николай Смирнов стал на нем наблюдателем.

Подумалось, только очень мужественный человек мог решиться в одиночку жить и работать тут, в одном из самых диких и отдаленных углов Горного Алтая. До ближайшего алтайского поселка Балыкчи шестнадцать километров лодкой через залив Кыга, затем через тайгу и горы тропой или на лодке до устья Чулышмана, там пешком в глубь Чулышманской долины. А от Балыкчи еще чуть ли не сотня километров вьючными тропами до проезжей дороги. Второй путь, это тот, которым прибыли мы: лодкой вдоль Телец-кого озера к Артыбашу, в те времена тоже почти не связанному с внешним миром. В зимние месяцы на полгода наглухо закрываются и эти пути. Рассчитывать можно только на свои силы.

— Сначала пришлось нам жить под кедрой в алтайском чуме, — рассказывала Дора Захаровна, — потом поставили маленькую избушку. Охотничали, рыбу ловили. В тридцать шестом весной забушевала соседняя речка Чири, ночью разломало и унесло нашу избушку. Еле сами с ребятами спаслись. Снова стали строиться. Вот этот дом тогда и поставили. Все Николай Павлович сам делал: и лес валил и сруб ставил. И в доме — все его работа: и печь, и мебель.

Невольно мы еще раз внимательно огляделись вокруг с новым теплым чувством к не знакомому еще, но уже вызывавшему глубокое уважение и симпатии человеку, у которого не только мужественное сердце, но и золотые руки.

— Трудно ему приходится, — продолжала хозяйка, — Такую семью, как наша, прокормить, обеспечить — не шутка. Шестнадцать человек детей!

— И все с вами в лесу живут?

— Нет, зачем, у них своя дорога. У двоих уже семьи. Один сын по отцовскому любимому делу пошел — на Дальнем Востоке сады разводит, другой по соседству с нами лесничим. По отцовской специальности пошла старшая дочь Люба — учится в Ташкенте в гидрометтехникуме. Три девочки в Горно-Алтайске в техникумах. Учительницами и зоотехниками будут работать в горных алтайских селах. Пятеро старших — комсомольцы. Остальные с нами. А сейчас и старшие девочки на каникулы собрались.

— Ой, как же вы, Дора Захаровна, успеваете, — вмешалась экспансивная Тамара Ефимовна, «завхоз» группы, — Это же ужас сколько работы: обшить, обстирать, накормить всех!

— Конечно, работы много, — улыбнулась та, — и здоровье у меня уже плохое. Последними родами этой зимой сильно переболела. Лечиться-то нам тут негде, сами себе врачи. И при родах мне только муж помогает. А по дому все сообща делаем. Как ребенок становится на ноги, он уже помогает: младшего покачает, когда все заняты, с котелком за водой к озеру сходит. Остальные работают в полную силу. У нас ведь не различается, какая работа для мальчиков, какая для девочек: каждый должен все уметь делать. И порядок в семье такой: как только кто из детей кончает седьмой класс, на год остается дома помогать в работе, чтобы следующий мог начать учиться. Потом уже и сам может продолжать ученье.

— А куда же тут у вас ребята в школу ходят?

— Отправляем их на зиму в алтайскую национальную школу в Балыкчу. Там и живут в интернате. А на воскресенье часто домой пешком приходят: скучают. В субботу мы уже смотрим в бинокль, не идут ли по тому берегу залива? Увидим, на лодке выплываем навстречу, если озеро не замерзло. Когда через залив нельзя — идут через гору. Во время низовки ни через горы, ни через озеро не переберешься. Вот Ирина как-то попала в низовку. Ветер, снег, на озере буря. Не ждали мы ее тогда совсем. Уже и ночь надвигается, а она, оказывается, на том берегу залива. Так и ночевала в снегу, а на следующий день перебралась через гору, пришла.

Две девушки, черноглазая красавица и скромница Надя и похожая на нее, но голубоглазая и более плотная Наташа, принесли в ведре наловленную и почищенную ими рыбу. Ирина — ощипанных и выпотрошенных уток — свою добычу. С дровами и водой пришли две другие девочки. Коля, посланный матерью на огород, принес к обеду овощи и принялся их чистить. Мать затопила печь.

Какая-то удивительная легкая и спокойная атмосфера царила в этом доме. Ни окриков, ни споров, как часто бывает в других семьях. Каждый занят каким-то своим делом. От этого, очевидно, то уважение друг к другу, которое сложилось здесь между детьми. Можно было только удивляться педагогическому такту, с каким Дора Захаровна, простая малограмотная женщина, вела свою большую семью.

Под вечер все вышли к озеру. Дождь начал утихать, но небо по-прежнему было обложено тучами. И озеро в унисон ему хмурилось, раздраженно било волной о камни.

В синие сумерки погружались горы, когда Ирина, оттолкнувшись веслом от берега, направила свою лодку через залив Кыга, где должна была встретить отца. Долго смотрели мы вслед храброй девушке, уходившей в лодке навстречу сердитому озеру…

Наутро совсем иным предстало перед нами Золотое озеро. На этот раз все оно было залито светом. Тем особым легким и чистым утренним светом, когда ушли, отшумели непогоды и солнце неторопливо и основательно занимает свое место в высоте. Тогда мраморно белые стволы берез становятся телесно розовыми, живыми и теплыми, а черные кедры расправляют плечи.

Мы вышли в сад. Весь он был еще полон вчерашним дождем. Мокрые яблони роняли с отяжелевших ветвей крупные капли, и черная рыхлая земля, как ни была напоена, жадно ловила их, собирая в запас. Капли дождя лежали и на слипшихся лепестках цветов, и в густой картофельной ботве и на разлапистых листьях капусты, прятавших их где-то в глубине и неожиданно, чуть заденешь, выплескивавших целыми пригоршнями на ноги.

За густыми зарослями сада в маленьком плодовом пи-томничке мы увидели хозяина дома. Он занимался прививкой.

Пожалуй, именно таким представлялся нам в детстве один из героев любимейших книг, вместе с которым мы, попав на необитаемый остров, переживали множество приключений, утверждавших победу человеческой воли и разума: высокий, широкоплечий, с твердой походкой и крепким рукопожатием пахаря, с задумчивыми голубыми глазами мечтателя. Таким был Николай Павлович Смирнов.