Руссель круто повернулся к собеседнику, глаза его сузились.
— Свобода? Американская свобода? Оценить я ее оценил, но не так, как вы думаете.
— То есть как?
— Очень просто. В Европе, и в частности в России, мы имеем о вашей свободе превратное представление, мы идеализируем вас. Приезжая в Америку, мы надеемся найти в ней равенство, а находим чуть ли не касты, хотим видеть республику, а видим плутократию. Вы не грешите излишней свободой, зато вы достаточно откровенны — право силы у вас чуть ли не узаконено. В Европе люди боятся говорить свободно только в присутствии лиц, одетых в определенную форму, со всеми остальными мы достаточно откровенны. Зато средний американец никогда не будет откровенен со своим соседом. Там, где деньги решают все, где каждый воюет за себя, там трудно найти друзей и единомышленников. Вот какое понятие я имею об американской свободе.
Полный господин усмехнулся.
— Однако не все такого мнения. Вы читали книгу английского юриста Брайса о наших политических учреждениях?
— Читал, как же. Два раза читал.
— Что же вы о ней скажете?
— Нельзя же верить всякому, кто вас хвалит, только потому что хвалит. Брайс писал книгу для Америки и хотел, чтобы она быстро разошлась. Он этого достиг. Кроме того, достаточно вчитаться в книгу, как становится ясно, что Брайс рассматривает ваши учреждения абстрактно. Он видит их такими, какими они должны быть, какими они представлялись Джорджу Вашингтону, а не такими, какие они есть на самом деле.
— Однако здорово вы его отделали, — вполголоса заметил Дезирэ Русселю.
— Так и надо. Пусть хоть раз услышит правду.
Английский генерал со знаком ордена Бани на груди спросил Русселя:
— Скажите, пожалуйста, вы давно живете на Гавайях?
— Шесть лет. Вполне достаточно, чтобы узнать, что американцы сделали для обитателей островов.
Полный американец криво улыбнулся.
— Я, кажется, не очень обижу моего уважаемого собеседника, если заподозрю его в сочувствии социалистам?
— Нисколько не обидите. Тем более что я сам социалист.
Американец развел руками.
— Ну, тогда все понятно.
— Не знаю, в какой зависимости находятся мои убеждения от того, что вы творили и творите с канаками?
Стараясь говорить шутливо, американец сказал:
— Тысяча самых ярых туземцев не стоит одного белого, ставшего на их сторону. Без него они могут быть только шайкой, с ним они могут стать армией.
— И обязательно станут со временем, попомните мои слова.
И ВРЕМЯ НАСТУПИЛО
Грязный, пропитанный вонью от машинного масла и скверной кухни пароходик приближался к Гавайи. Только в этот последний час плавания Русселю удалось остаться одному. Он сидел в тесной каюте, облокотись на жиденький столик, и писал письмо другу, которое нужно было бы отправить неделю назад.
«5 декабря 1900.
Hawai, Hawaian Islands
Мне пришлось несколько запоздать с ответом, потому что твои письма застали меня в самую горячку выборной кампании, первой после восьми лет миссионерско-сахарократической олигархии, где действительно весь народ, не исключая главного гавайского элемента, принимал живое и деятельное участие».
Руссель оторвался от письма и задумался.
Все началось год с небольшим назад. И прежде мысль о том, должен ли он помочь канакам в борьбе за свои права, не раз вставала перед Русселем. Речь могла идти только о том, как помочь, и ясно было, что борьба должна быть организованной. Его, правда, еще недостаточно знали, но он был не совсем чужой в этой стране, те же, кто его знал, доверяли ему. Руссель умел и любил рисковать, а риск в данном случае был оправданный.
В Хило он собрал митинг канаков. Речь его была краткой. Указывая на каменные заборы, ограждавшие коттеджи состоятельных американцев, он сказал:
— Кто строил эти заборы? Канаки. Вас нанимали за 12 центов в день. Но эти 12 центов выплачивали не деньгами, а ситцем. Вам он обходился в 50 центов за ярд, американцы покупали его за 7. Ситец нужен был вам, чтобы прикрыть вашу наготу, которая смущала целомудренных миссионеров. Вас она не смущала сотки лет. Самые заботливые янки платили вам за работу трактами — бумажками, на которых были напечатаны их псалмы и гимны. Так они заботились о спасении ваших душ. Вам дорого обошлись их заботы — вас было 400 тысяч, а осталось 40 тысяч. Ваши короли потакали янки. Если хотите умирать — умирайте, если хотите жить — надо бороться.
Русселя с митинга унесли на руках.
Вскоре в Гонолулу узнали об организации партии Независимых, во главе которой стоял какой-то Каука Лукини. Сперва столичные заправилы, которым еще в 1898 году удалось присоединить острова к Соединенным Штатам на правах территории, не особенно были обеспокоены существованием новой партии, но вскоре им пришлось насторожиться — победа Независимых на выборах была очень внушительна.
Руссель снова склонился над столом.
«Они, т. е. письма, — писал Руссель, — застали меня совершающим путешествие вокруг нашего маленького мирка — острова Гавайи — в обществе с несколькими гавайцами, тоже кандидатами в сенат, как и я. На пути мы были гостями канаков — нас кормили, поили, развлекали песнями и танцевали. Украшали гирляндами (как призовых быков на ярмарках), давали лошадей для дальнейшего следования; а мы за это отвечали зажигательными речами против существующего правительства сахарозаводчиков, миссионеров и других белых врагов гавайского народа. Результат кампании превзошел наши ожидания; мы разбили наголову республиканцев (бывшую правительственную партию) и демократов, получив 3/t большинства в обеих палатах. Наша партия была третьей и называется Независимыми или Гомрулерами. Я фигурировал на выборных бюллетенях как «Каука Лукини» (Русский Доктор) и из четырех кандидатов (в I Сенаториальном округе) прошел вторым по числу голосов. Посылаю тебе образчик наших выборных бюллетеней. Сессия Сената начинается в феврале, и нам предстоит совершить настоящую революцию сверху вниз во всем гавайском законодательстве. Так как я чуть не единственный белый в обеих палатах, который что-нибудь смыслит в технике законодательной машины цивилизованных стран, то на мне, вероятно, и будет лежать главная часть работы по составлению проектов законов, а потому о литературных и научных работах теперь пока нельзя и думать. В интересах канацкого населения, которое так долго эксплуатировалось всякого рода заезжими хищниками, необходимо провести в первую же сессию несколько неотложных реформ. На очереди будут поставлены:
1. Билль о местном самоуправлении (канакам надоело во всем зависеть от тузов столицы).
2. Радикальная реформа санитарной службы.
3. Не менее радикальная реформа в системе налогов.
4. Отмена смертной казни.
5. Расширение кредитов на народные школы и устройство музыкальной консерватории для канаков в Гонолулу (канаки большие любители пения и музыки).
6. Введение норвежской или какой-нибудь другой системы в продаже спиртных напитков[22]. Необходимо оградить канаков от злоупотребления и систематического спаивания этим зельем.
Так как в Швейцарии и России эта система практикуется сравнительно давно, ты премного обяжешь меня, дав мне материалы о результатах ее в этих странах во всех отношениях, и вообще я буду благодарен всем, кто может снабдить меня подходящими материалами по этому сложному, но очень важному вопросу.
Твой Николай».
Руссель сложил письмо, запечатал конверт и вышел на палубу.
ГАВАЙСКИЙ СЕНАТОР
Оппозиция с большим вниманием следила за тем, как поведет себя президент сената доктор Каука Лукини. Резолюция, только что зачитанная главой оппозиции Тэрстоном с предложением ходатайствовать о предоставлении гавайской территории всех прав штата, была сильно аргументирована, и оппозиционеры не сомневались в успехе. В самом деле, казалось, ничего нельзя было возразить против предоставления Гавайям больших прав, чем те, которые они имели после 1898 года, когда пресловутая Гавайская республика стала простой территорией Соединенных Штатов с губернатором, назначаемым из Вашингтона. Руссель был поставлен в неприятное положение — отказаться как будто неудобно, а согласиться, значило сыграть на руку миссионерам. Принятие резолюции было выгодно только плантаторам, сами же гавайцы ничего не выигрывали от такой трансформации.
