— А мы построим им дом.
И опять принялись лепить из песка что-то похожее на первое сооружение. Когда оно встало рядом с крепостью, напротив нее, это получилось еще лучше и стало походить на настоящее. Кое-кто из ребят подошел к девочкам и стал смотреть на их работу, все больше заинтересовываясь ею. Мишенька — Полковой Оркестр, едва увидел обе крепости, так и сел сразу возле, не вмешиваясь, но глаз не сводя с ловких рук Али и Ляли. Он только деловито спросил:
— Это здесь ты живешь? — и поднял глаза на Лялю. — А ты кто?
— Я торговец! — сказала Ляля и опять затянула свое «Ой-иие!».
Папа Дима покачал головой и сказал:
— Ну, Ляля! Это скорее дворец старшего визиря — главного министра, а торговец живет, наверно, вот в такой мазанке!
Он не выдержал и подсел к девочкам. Набрал полную горсть песку, сложил ее полукруглым бугорком и пальцем проткнул с одной стороны дырку-вход. Девочки всплеснули руками и закричали, что они видели такие мазанки и что папа Дима сделал очень похоже. А папа Дима, входя во вкус игры, сказал, что если есть дворец владыки и есть дворец старшего визиря, то, конечно, и кадий — главный судья, и муфтий — глава мусульман, и могущественные беки, из сыновей которых паша вербует свою стражу и свои войска, тоже выстроили себе дворцы вокруг дворца своего повелителя.
Аля и Ляля только поглядели на папу Диму и, не молвив ни словечка, принялись сооружать вокруг дворца дома знати, придавая им самые различные формы. Игорь не выдержал и присоединился к Але и Ляле. Подошла Толстая Наташка и, немного поковыряв в раздумье свой нос, тоже подсела. Мишенька молча глядел на все это и только нетерпеливо отстранял обеими руками тех, кто закрывал ему зрелище.
А за дворцами знати все больше росло мазанок, в которых жили оружейники, плотники, гончары, каменщики, чеканщики, ткачи, медники, резчики, валяльщики, чайханщики. И вот уже паша велел упорядочить это поселение: он приказал расчистить перед дворцом широкий майдан — площадь, где в утренние часы разбивался базар и где оглашались указы паши и приводились в исполнение жестокие приговоры кадия. И воздвигли на майдане высокую мечеть, где муфтий читал проповеди, чтобы не забывали чеканщики, седельщики, оружейники, медники, резчики, валяльщики, ткачи, чайханщики, плотники и каменщики про аллаха, и с высоты минарета этой мечети кричал муэдзин свои вечные слова, которыми гасились в хижинах ремесленников всякие мысли, кроме мыслей о покорности своему паше и покорности всевышнему.
— «Алла иль алла, Магомет рассуль алла!» — «Нет бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк его!» — И Аля опять запела тонким голосом, обратив свои глаза к небу.
Отец Али, услыхав ее пение, повернулся, подошел. Он невольно заинтересовался тем, что делают девочки, и сел на ту скамью, с которой давно уже слез папа Дима, возившийся вместе с ребятами вокруг Али-Лялиного сооружения, не глядя на то, что руки его были в песке и штаны на коленях давно промокли — так усердно он елозил на них.
— Город! — сказал серьезно Мишенька, когда тень писателя упала на него и Мишенька поднял глаза. — Вы подвиньтесь! — сказал он писателю. — А то тут темно стало. Мы город строим, — пояснил он, и писатель отодвинулся подальше.
А в городе появилось подобие улиц — ведь ремесленникам нужны были дороги, для того чтобы ходить на базар, для того чтобы покупатель знал, у кого и что ему покупать; чеканщики селились к чеканщикам, плотники к плотникам и менялы, которые появились, когда в город стали заезжать иноземные купцы, к менялам.
Андрюшка Разрушительный прибежал откуда-то, с минуту глядел на город, выросший на песке из песка, и так как это было сделано без него и не зная, куда девать избыток своей энергии, подмигнул своим приятелям — Ване, Ваньке и Ивашке и с гиком поскакал прямо через город, топча хижины ремесленников, которые лепились к дворцу. Аля и Ляля закричали на Андрюшку. Мишенька сказал осуждающе:
— Как маленькие!
Папа Дима задохнулся от ярости. Писатель, солидно погрозив пальцем Андрюшке и его единомышленникам, крикнул:
— Как вам не стыдно! Люди работают, а вы…
Отец Андрюшки, оказавшийся возле и давно уже наблюдавший за тем, как растет город, над сооружением которого уже трудился добрый десяток ребят, под руководством Али и Ляли, смотревших на папу Диму как на главного своего советника, дал сыну хорошую затрещину и наставительно заметил:
— Все люди как люди, а ты не можешь без хулиганства!
Андрюшка покачнулся и упрямо сказал:
— Все равно я его разрушу.
Отец пригрозил ему кулаком — если Андрюшка осмелится на это, он будет иметь дело с ним, вот так! Андрюшка, оттопырив губы, отошел в сторону, к своим приятелям. Они стояли, сгрудившись и что-то задумывая… Ребята закричали на разные голоса. Толстая Наташка поднялась и, сжав пухлые кулаки, пошла было к Андрюшкиной компании со словами: «Я им сейчас покажу!» Но папа Дима окликнул ее:
— Брось, Наташа! Надо лучше воспользоваться разрушениями да кое-что перепланировать!
И девочка опять опустилась на колени.
— Ну, раз на нас случился набег и мы не смогли защитить наших людей, надо строить крепостную стену! — сказал папа Дима. — Рано или поздно любой владыка понимает, что он обязан защищать от врага тех, кто на него работает.
Тут и муфтий, и кадий, и все могущественные беки согласились с папой Димой, и крепостная стена с великим тщанием была воздвигнута. А население все росло, и вот уже за пределами крепостной стены селились вновь новые жители. Мишенька, вдруг ощутив прилив энергии, своим игрушечным ведерком стал ставить мазанки одну за другой и спустя некоторое время потребовал, чтобы и его жителей защитили крепостной стеной. С этим нельзя было не согласиться. И скоро главные строители — Аля́-паша и Ляля́-паша — соорудили второе кольцо защиты. А Мишук все ставил и ставил новые хижины!..
Солнце заметно подвинулось на небе за это время. Тень ого становилась все длиннее, и теперь и крепости-дворцы, и мазанки словно выросли и окрепли, очеркнутые этой резкой тенью и приобретя какой-то настоящий вид.
Отец Али и Ляли вдруг громко сказал:
— А знаете, ребята, настоящие города так и росли! Как у вас!
— Возможно! — негромко отозвался на его возглас папа Дима.
— Не возможно, а именно так, — сказал писатель. — Вспомните Москву с ее стенами — кремлевскими, китайгородскими и белгородскими? Типичная картина… Вы историк? — спросил он папу Диму.
— Нет. Я словесник, — смущенно ответил папа Дима, которому вовсе не хотелось говорить ребятам о своей профессии.
— Нет. Он ребенок! — сказала тут мама Галя, которая незаметно подошла к городу.
А от города уже протянулась к морю дорога, по которой Мишенька возил ракушки для облицовки зданий; время шло, и жители города становились все более требовательными: паша велел облицевать свой дворец перламутром, содрав новый налог с ремесленников. Паша вступил в переговоры с воинственным племенем андрюшек, которые однажды произвели разрушительный налет на его владения, и условился с ними торговать, а не воевать…
Андрюшки, видя, как растут и благоустраиваются владения Али́-паши и Ляли́-паши, решили строить свой город, такой, чтобы он затмил славу старого города. Они долго мастерили что-то, и из-под их рук поднималась высоченная башня. Ей не хватало стройности и архитектурной цельности, так как воинственные андрюшки не имели общего плана и каждый строил как хотел; и вот, когда андрюшки уже готовы были торжествовать, видя, что их сооружение превосходит соседей хотя бы по высоте, башня неожиданно и мгновенно рассыпалась. Воинственные андрюшки стали сваливать вину за разрушение башни друг на друга и в конце концов передрались и, плюя друг на друга, разошлись в разные стороны.
— Сик транзит глория мунди! — сказал по-латыни отец Али и Ляли.
А Ляля, с жалостью видя, как стекает кровь с разбитой губы Андрюшки Разрушительного, которому не удалось основать свое государство, перевела по-русски:
— Так проходит слава земная!