За Охотничьим домиком был расположен грот, сложенный из ракушечника. Это была целая пещера, поместительная, сухая, с очагом из камней, с песчаным дном. Хозяин Охотничьего домика перекопал в одном месте неширокую дюну, заросшую соснами и черемухой, убрал лишнюю землю, обложил срезы плитняком и ракушечником и вновь соединил дюну мостиком, накрыв им грот сверху, который теперь можно было обнаружить лишь сбоку.

Оказавшись в траншее, обложенной плитняком, Андрюшка остановился, пощупал птенца и сказал Игорю:

— Попробуй-ка сам найди, где оно, гнездо-то! А я вот нашел! Ну!

Игорь с некоторым недоумением осмотрел серые камни вокруг.

Но тут разноголосый писк привлек его внимание. Игорь поднял глаза и прямо перед собой увидел гнездо. Собственно, не гнездо, это была обыкновенная расселина между плитняками, выстланная пухом и волосом; и три широко раскрытых рта, с желтыми клювами, кричавших что есть силы…

Ласточка-береговушка стрелой пролетела мимо ребят, едва не задев их крыльями, низко-низко. Птенцы заорали еще пуще. Но ласточка не ответила им. Клюв ее был закрыт, а из клюва торчал огромный мохнатый шмель, которому не повезло на охоте в это ясное утро… Вторая ласточка, свистнув крыльями, промчалась по траншее, обеспокоенная присутствием чужих.

— Видал теперь? — сказал Андрюшка Разрушительный. — Еще три штуки в гнезде. Вот!

— Какие они маленькие и беспомощные! — сказал с жалостью Игорь, глядя на птенчиков.

Андрюшка благожелательно поглядел на Игоря и сказал ему великодушно-покровительственно:

— Можешь одного и себе взять.

— На что он мне? А ты хозяин над ними, что ли?

Игорь нахмурился, с неожиданно нахлынувшим чувством неприязни оглядывая Андрюшку с его остренькими блестящими глазками, с его засученными лихо штанами, с его рогаткой, торчащей из оттопыренного кармана — очень что-то не понравился Андрюшка Игорю в эту минуту.

Нахмурился и Андрюшка. Он с вызовом сказал:

— А кто? Ты, может быть? Я их первый нашел — и точка! Понятно?

Игорь вдруг неожиданно для самого себя сказал:

— А ну, положи птенчика обратно в гнездо! Слышишь? Знаешь, есть такой закон: слабых не обижать.

Андрюшка, вынувший было из-за пазухи птенца, чтобы устроить ему свидание с другими, что сидели еще в гнезде, повернулся к Игорю и, показав фигу, сказал:

— А вот это видал? Нет такого закона! Законодатель!..

— Есть такой закон! — сказал Игорь и придвинулся к Андрюшке вплотную.

— Нету.

— А вот есть!

— Вот и нету! И ты на меня не напирай, а то так суну, что и своих не узнаешь! — Андрюшка был возмущен до глубины души: вот так друзья, для них готов все сделать, а они — на тебе, еще чего-то выдумывают! В эту минуту он был уверен в своем праве и готов был отстаивать его вплоть до самой жестокой потасовки, уж он этому учительскому сынку покажет, что такое класс! — А ну, давай… Нет такого закона!

Вдруг между Андрюшкой и Игорем встал Андрис, уже давно наблюдавший за этой сценой. Со сжатыми губами и сведенными бровями он стал перед Андрюшкой.

— Есть такой закон! — сказал он. — Клади птенца на место!

Андрюшка готов был драться. Но с двумя — это было неразумно, и он отступил, понимая, что ему трудно было б справиться с Андрисом. Зло обуяло его.

Он схватил своего птенца и с силой бросил его о камни.

— Можете подавиться вашим птенчиком! — сказал он.

Мягкое пушистое тельце с растопыренными, едва оперившимися крылышками и разинутым клювом ударилось о камни и беззвучно упало на песчаную дорожку. Тонкие ножки содрогнулись и вытянулись сухими прутиками. Желтый клюв раскрылся, закрылся и — опять раскрылся, уже бессильный, мертвый… Песок запятнал пушистую одежду птенца…

Андрис и Игорь да и сам Андрюшка Разрушительный невольно вскрикнули и кинулись к птенцу. Но всем им разом стало понятно, что он уже не живой и что ему не поможет даже самое горячее их сочувствие и жалость… Андрюшка закусил губы: ему вовсе не хотелось убивать это маленькое, еще минуту назад живое существо, которое могло двигаться, кричать, так смешно щекотало его голое пузо, сидя за пазухой, шевелило ножками, куцым хвостиком и коротышками-крыльями и которое лежит теперь в песке, как безрассудно сломанная игрушка. Жалость и раскаяние овладели Андрюшкой, он готов был расплакаться от этих нежданных чувств, но в этот момент он полетел вслед за птенцом от удара Андриса, который не смог сдержать своего возмущения, и теперь уже настоящие слезы брызнули у Андрюшки из глаз — удар пришелся по больному месту… Андрюшка вскочил и — отступил перед занесенной вновь рукой Андриса. Кто знает, как влетело бы Разрушительному Андрюшке, если бы Игорь не остановил друга. Распаленный Андрис, коротко дыша, сказал:

— Понял теперь? Есть такой закон!

— Есть такой закон! — покорно повторил Андрюшка, понимая, что он кругом не прав и ни у кого ему не найти сочувствия.

— Возьми птенчика и зарой его где-нибудь! — приказал Андрис.

Андрюшка поднял с гримасой отвращения птенца, который так и обвис у него в пальцах, как тряпичный. Андрис сказал:

— И не жалуйся, пожалуйста, не ябедничай. Тебе бы надо еще всыпать, да ладно уж, хватит…

— Что, и такой закон есть? — криво усмехаясь и вытирая слезы, спросил Андрюшка, соображая, куда ему пойти, чтобы не наткнуться на ребят и чтобы вся эта история не стала известной — не очень-то интересно, если все будут знать, как он убил птенца и как его самого побили…

— Есть такой закон! — сказал Игорь.

Андрюшка только покосился на него — вот уж законники нашлись. Впрочем, досталось-то ему за дело, ничего не скажешь! Андрюшка был человек справедливый, хотя и увлекающийся. Он поежился — ну и рука у этого Андриса, точно палкой ударил! С этим надо бы дружить, а не ссориться…

Однако происшествие с Андрюшкой стало известно, хотя непонятно было, кто о нем рассказал.

За завтраком отец строго спросил Игоря:

— Ты не в курсе того, кто и за что побил Андрея? Что у вас там случилось?

— Просто ни на минуту нельзя оставить тебя одного! — добавила мама.

Подавившись, Игорь ответил сразу на оба вопроса:

— Не в курсе. За что надо было, за то и побили.

— Спасибо, — с язвительной миной на лице сказал отец. — Теперь мне все ясно. Решительно все. А тебе досталось?

— Не за что! — ответил Игорь.

— Ясно.

К столу подошли Петровы. Папа Дима поглядел на Петрову, чувствуя себя виноватым в том, что они уехали в Сигулду, не дождавшись ее. Но Петрова, усаживаясь за стол и отодвигая от себя все, как она называла, существенное, с аппетитом принялась за творожники. Лишь покончив с ними, она спросила не папу Диму, а маму Галю:

— Ну, как съездили? Хорошо, да?

— Там так красиво! — сказала мама.

— А я все утро проспала, — сказала Петрова. — Вы хорошо сделали, что не будили меня. Я бы прокопалась и вас задержала бы, а туда лучше ехать на рассвете.

Мама засмеялась и сказала:

— Мы и не стали будить вас, пожалели.

Рассмеялась и Петрова и сказала маме:

— Ах, Галина Ивановна! Вы просто прелесть!

И они как-то особенно, по-женски, переглянулись, видимо, хорошо поняв друг друга… Петров, уничтожая бифштекс, который он совершенно засыпал перцем, сказал:

— Присоединяюсь к авторитетному заявлению моей супруги. Благодаря вам у нас составилась прекрасная партия в преферанс, и я целый день лицезрел свою жену, что случается не всегда…

— Какой ужас! Так вы весь день играли в карты? — спросила мама Петрову. Та кивнула головой. Мама Галя сказала: — Ну, я думала, что вы найдете себе более приятное занятие.

— Что сделано, то сделано! — с комической улыбкой ответила Петрова. — Но вы знаете, я обыграла его так, что ему и не снилось никогда быть в таком проигрыше!

— Везет в картах, значит, не везет в любви, милая моя! — сказал Петров. — Это меня вполне устраивает. Согласен быть в проигрыше у тебя непрестанно! Ей-богу! — И он поцеловал жене руку.