Все уже было на этом свете...

Родина слова космос — наш родной Дар Речи. А лингвисты прошлого (да и настоящего тоже) будто невзначай чуть ли не весь круг слов, связанных со Вселенной, продали на чужбину, в рабство. Следуя примитивной логике, дескать, если я (имярек), будучи семи пядей во лбу, не в силах объяснить его природу и происхождение — значит, эта «языковая единица» не наша, чужая. То же самое произошло и со словом стар, которое также придется вызволять из плена заблуждений.

Если в слове звезда скрыт глубинный информационный смысл, то синоним стар более легкий, поэтичный — стоящая над землей.

Богатство и выживаемость природы зависит от многообразия видов растений и животных, обитающих в определенном регионе и в естественных условиях. Если, например, истощается кормовая база, почва, меняется климатическая, экологическая среда, то всякая живая и неживая материя либо приспосабливается, видоизменяясь, либо мигрирует, либо для сохранения вида с помощью человека содержится в тепличных условиях. Но в любом случае непременно оставляет на родине свои корневые следы прошлого обитания, причем всякие, в том числе и ископаемые. И, напротив, появление новых растений и животных так же хорошо отслеживается по признакам их происхождения. То же самое происходит и с языком. Любое заимствованное слово не имеет корней в речевом теле, и даже привитое, приживленное к нему все равно не способно стать собственно плотью, и мы всегда по плодам можем судить о древе.

Теперь попробуйте поискать корешки слова стар в немецком и английском, якобы откуда оно эмигрировало, дабы пополнить славянский словарный запас. Кроме собственно слова, означающего звезду, иных следов нет. Слово можно считать заимствованным, если в языке не сохранилось истории его существования, рудиментов, оставленных долгим пребыванием. В лучшем случае, отыщите слогокорень СТ, характерный для индоевропейской семьи, и то лишь в младо- сущей латыни.

Зато в общеславянском их множество, и все так или иначе несут в себе «звездный» смысл. Возьмем для примера самое расхожее и говорящее — старость. Только вслушайтесь: звучит как растущая звезда, устремление во Вселенную, к оси Мира, процесс перевоплощения земною в звездное, небесное, а вовсе не дряхлость и никчемность. Открывается целая мировоззренческая теория, откуда приходит на Землю, а потом — куда уходит душа человека. То есть само космическое слово стар (стоящая над землей) означает пребывание души в мире прави. Когда речь идет о светиле или планете Вселенной, используется информационное слово звезда. В иных языках индоевропейской семьи подобного разделения нет: старик на английском old, на немецком alter, на французском vieux, на латыни senesta, на греческом αστέρι. И почти в каждом смысл один — дряхлый. Даже намека нет на некую звездность!

Или уже упоминаемое несколько раз слово старатель, произошедшее от стараться. Толкователи в словарях приводят несколько синонимов, дабы хоть как-то разъяснить ею смысл — усердствовать, силиться, тщиться, но ни один не вскрывает сути и не соответствует первообразу слова. Несколько ближе к нему стремиться, устремляться, однако и оно не передает внутреннего характерного наполнения. Профессия золотого рудознатца и добытчика не случайно получило столь выразительное название — старатель'. буквально, ищущий, добывающий звезды из земной тверди. Отсюда и произошел глагол — стараться.

А смысл еще одного слова старанить добрел до нас в выхолощенном, усеченном виде — украсть, стащить, когда как старанить — стар- нить — старнять буквально ять, достать звезду с неба. Есть еще лечебная трава, старник полевой, по преданию, увядающий, как только всходят звезды, — никнет перед ними!

Разумеется, первым человеком, побывавшим в космосе, космонавтом, по року должен был стать славянин, да еще с летающей фамилией Гагарин и именем Юрий — Рюрик — Рарог, то есть сокол. И, разумеется, на корабле Восток 1.

Это не я все придумал и даже не гениальный Королев. Это рок, коему следует всякий человек, род и народ в целом.

На предыдущих уроках мы так или иначе уже касались некоторых деталей похоронных обрядов славян, которые, как и язык, существовали в совокупности с космогоническими представлениями наших пращуров. Несмотря на жесткое противостояние идеологий, «поганые языческие» традиции все же перекочевали в христианство и не только в форме камней-надгробий, правда, отмеченных крестом, но и в виде кремации покойных. Жизнь заставила переступить через то, с чем церковь боролась не один век: иначе бы кладбищами давно уже были покрыты поля и редкие леса всей густонаселенной Европы. Кстати, происхождение латинского слова cremare всего лишь калька исконного славянского, где кре, крес — огонь, а мар, мор — смерть. У меня нет задачи приводить подобные факты заимствований по каждому случаю, иначе бы вы к сороковому уроку вполне сносно овладели и латынью.

Однако есть в Даре Речи слово, принадлежащее к обряду похорон, коего нет более ни в одном языке индоевропейской семьи, в том числе и в санскрите, что говорит о его «аллювиальном», переотложенном состоянии. И вообще этот язык представляется бесспорно значимым, коренным в семье лишь для тех, кто только начинает осваивать свою родную речь и слаще морковки еще ничего не едал. В белорусском наречии иногда ответов находится больше, чем в языке Вед. Или даже в испанском, где, по крайней мере, сохранилось это слово — тризна.

По своей архаичности и «открытой» закрытости оно напоминает звезду: казалось бы, довольно привычное, хоть и нечасто, но употребимое, особенно в поэзии, и, на первый взгляд, морфология на поверхности. Так и хочется ТРИ отнести к числу три, ну а ЗНА говорит само за себя — знание, отраженный земной свет, огонь, приходящий к НА, НЫ, то есть ко мне. Отсюда и возникло выражение «знание — свет». (Знать — знаять, учиться, получать знания: казна — знать душу земли, сокровища.)

Но возникает вопрос: о каких приобретаемых трех знаниях идет речь при отправлении обряда похорон? Только ли их триединство, воплощенное в представлении пращуров — навь, явь правь? Подобное и достаточно расхожее представление звучит слишком уж упрощенно, неконкретно для Дара Речи, где всякое ключевое, опорное, слово имеет сверхплотную структуру и глубинный образный смысл.

К сожалению, испанский язык вразумительного ответа не дает, тризна означает поминовение усопшего, и это говорит лишь о том, что наши дальние испанские сородичи хоть и сохранили его в языковой плоти, но утратили первоначальную суть. Впрочем, как утратилась она и в современном русском, превратившись в тривиальные поминки.

Так что искать истину возможно только в недрах Дара Речи.

Производные от тризны — тризновать (справлять тризну, устраивать потешные состязания), тризнити — мучить, пытать, испытывать страдания (на чешском) — дают информацию о круге исполняемых обрядов и переживаемых скорбных чувствах. Как бы мы ни склоняли и ни спрягали это слово, его коренная основа остается неизменной, не раскрывается, а это говорит об устоявшейся форме, необходимой для строгого сохранения внутреннего смыслового наполнения. Звезда, праздник, здравие, вожделение — слова-сосуды, напоминающие ампулы, герметично запаянные и заложенные в Дар Речи на многие тысячелетия, дабы время не расплескало содержимого. Именно они и являются ключевыми в образовательном назначении языка, поскольку несут не только первозданную информацию, но и звуковые вибрации, способные пробуждать родовую память, поддерживать горение вложенного в них смысла. Это слова- мантры, слова-формулы, начиненные самовоспламеняющимся веществом.