То есть происходит процесс, вероятно, вам. знакомый и называемый при искусственной очистке крови гемодиализом.

Из слова пачить и произошло слово почки.

А теперь опустимся еще ниже и поговорим о собственно низменном: именно такой мотив слышится во всех словах, обозначающих пищеварительную систему человека Одно только презрительное чревоугодие чего стоит!

То есть о череве или чреве, которое и составляет заключительную часть существа плоти. Само это слово произошло от червя, но, скорее всего, не кишечного паразита, а от вида самого кишечника, но строению напоминающего привычных нам дождевых червей. Сходство это не только внешнее, но и внутреннее: червь имеет одну сплошную, вытянутую полость-кишку, которая начинается ртом и заканчивается клоакой. То есть по сути это ползающая кишка, причем препровождение пищи по полости происходит точно так же, как в наших кишках, за счет сокращения кольцевых мышц. Столь точное сравнение кишки и червя опять же подчеркивает высокий уровень знаний анатомии и физиологии человека. Так и хочется задать вопрос: каким образом их получали?! Без глубинных исследований, лабораторных опытов, компьютерного моделирования, без микроскопов?..

Я совершенно уверен: из Дара Речи. Вероятно, каждое «научное направление» в языке имело свою специфическую терминологию, характерные названия каждой, даже мелкой детали организма, в которые была заложена первичная информация о предмете. По тому же принципу, как: давались названия рекам, озерам, горам и прочим географическим объектам. Все это ныне исчезло из лексикона, но бесследно не утрачено, а рассеяно в плоти языка. Если приложить усилия, провести целенаправленное изучение широкого круга древних слогокорней, касаемых, например, медицина то можно ее восстановить.

Создается впечатление, будто на человечество в одночасье ниспала, снизошла массовая амнезия, долгий летаргический сон, после коего люди забыли природу названий, разучились вычленять информацию из звучания слова. И язык перестал быть образовательным. Нет, иные слова остались, к примеру те же почки, брыжейка, а почему так называют жировое одеяние тонкого кишечника, никто и вспомнить не может. Поэтому заново переименовали все внутренние органы, но уже по внешнему виду: желудок, потому что похож на желудь, тонкий кишечник, толстый, двенадцатиперстная (измерили перстами), прямая кишка...

После архаичного слова чрево подобные названия звучат, как; детский лепет.

Слово потроха вроде бы тоже имеет преклонный возраст, однако лишь в переносном смысле. Происходит оно от потравы или оправы — слов, означающих пищу, еду, корм, яства, и относится не к человеку и начинке его тулова, более к забиваемому на мясо домашнему животному или зверю. А дело в том, что понятие свеженина относится конкретно к потрохам, осердию (сердце, печень, почки), поскольку его можно было сразу же после забоя употреблять в пищу. Горячее мясо никогда сразу не ели (разве что от великого голода), выдерживали не менее суток (чаще до трех, в зависимости от температуры воздуха), давали ему созреть, окоченеть, затвердеть, а потом размякнуть. За это время в тканях видоизменяется белок, мясо становится вкуснее и лучше усваивается, тогда как; парное чаще вызывает брожение, несварение, и наслаждение такой пищей оканчивается «медвежьей болезнью».

Однако само слово потрава уводит нас не только в более глубокую древность, но и к вегетарианской кухне, ибо в основе лежит трава. Так называлась всякая растительная пища: богатые витаминами, фруктозой и сахарозой плоды, клетчаткой — зерновые и овощи, белком и жирами — орехи. Только изменение климата, резкое похолодание склонило людей к плотоядию, вынудило их употреблять в пищу мясо, животные белки и жиры. И это же навсегда рассорило человека со всей остальной живой природой. Однако сформированное уже слово, означающее еду, корм, осталось прежним, сохранило корневую основу неизменной.

И донесло до нас информацию о вкусах наших пращуров в то время, когда вода была живая, деревья большими, а на земле существовали райские кущи.

Еще одно древнее название желудочно-кишечного тракта — требуха. И опять же это слово имеет «двойное назначение», равно относится что к внутренним органам человека, что к животным, и опять слышится в нем некое брезгливое отношение к вечно голодному «червю», сидящему внутри нас. Судя по выразительности гнезда слов, касаемых пищеварения, наши пращуры всю свою историю испытывали двойственные чувства и, презирая чревоугодие, были вынуждены ему потворствовать.

Само слово требуха происходит от требы — пищи. Пожалуй всем, кто касался истории, знакомо это слово по смыслу требы как жертвы, воздаваемой богам. В таком же виде оно перекочевало в христианство, превратившись уже в особый вид не ежедневного богослужения (по требованию).

В наше время это ветхое слово и вовсе превратилось в культ, если хотите, в государственную идею, ибо лежит в основе того, чему нас вынуждают поклоняться, — потребления.

Но помыслите же, братья и сестры, пристало ли нам, внукам даждьбожьим, служить чреву, почитать и славить самое низменное в нашей плоти—требуху?

Изначально тема этого урока даже не планировалась, слово зачатие стояло в списке под № 108 и не имело никаких шансов попасть в магическое число «сорок». По тем соображениям, что посвящать человеческой плоти аж три урока подряд — это уже слишком. Но, пытаясь раскрыть слово пощада, щадить, я неожиданно вышел на исходное — чадо! Считая уже себя искушенным в археологии слова, только тут и понял, что Дар Речи может сам преподносить такие неожиданные уроки, что вести себя с ним надо, как с прекрасной и недосягаемой возлюбленной. То есть навсегда отказаться от ощущений самоуверенности, «профессионализма», полностью исключить моменты привыкания к объекту своего поклонения, никогда не терять бдительности и головы.

Щадить, щада от чада, и это на самом деле выглядит смысловой неожиданностью, если не знать уже упоминаемого выше языкового правила: при разрушении энергетических сил в СТ (столпа) непременно получаются «щепки» в виде знака Ш или Щ (куст — кущи, кости — кощей, просто — проще). Не случайно в азбуке, даже кириллической, переработанной, расположение букв осталось практически в прежнем порядке, в этаком строю «взаимозаменяемых»: С и Т по достоинству употреблений находятся рядом и сочетание меняют лишь через гласную (тоска, тискать), за ними явно и поздно внедрившаяся У (ОУК). А далее Ф и X, которые часто подменяют друг друга в нескольких славянских наречиях и говорах (филин — хвилин, Фома — Хома, фараон — хараон, соха, но сошка). Потом идут Ц и Ч, взаимозаменяемые уже во многих славянских наречиях (человать — целовать, цепь — чепь, человечек — целовецек (малорусское, вологодское, вятское). И, наконец, Ш и Щ, живущие, словно братья-двойняшки, готовые заменить даже огненный знак Ж, придав слову обратное значение. Примерно то же самое происходит и со знаком Ч: мочь — мощи — мошна. Мы говорим щастье, а пишем счастье, пищая (бумага) — писчая, в точности отображая необходимые для понимания сути слова, знаки. Та же булочная — булошная, скворечня — скворешня.

Благодаря такой трансформации многие слова надежно скрылись от нашего нынешнего понимания их смысла. Например, благородная цель, к которой мы стремимся и воспеваем в стихах, имеет не такое уж и высокое, безоблачное прошлое, ибо происходит от чехи, чела — лба, куда следует целить (челить), чтобы одним махом сбить человека с ног (челиснуть, челуснуть — ударить, разбить). Челом бить — буквально стукаться лбом о пол в поклоне, пословица «Медведя бьют в ухо, дураков — в лоб», присловье «Что в лоб, что по лбу». А чего стоит название места казни — лобное место! Не исключена прямая связь цель — чель со словом щель, если вспомнить устройство прицела (прорезь и мушка).